При этих словах я поняла: он уже слышал, что произошло у Ломанов. И что там я больше не живу. Что от меня отказались и выгнали взашей. Все события до единого, все, что только ни происходило прямо сейчас, побуждало его присмотреться ко мне. — У друзей, — ответила я. Он слегка отпрянул, словно кто-то вклинился между нами. — А у этих друзей есть адрес? — Может, встретимся утром за кофе? В «Харбор-Бине»? Его губы вытянулись в прямую линию, лицо в ночи было непроницаемым. — Я рассчитывал на более приватную обстановку. Вы могли бы приехать в полицию, если хотите… или я заеду за вами, и мы поговорим по пути к месту церемонии. Я кивнула. — Я отправлю вам адрес сегодня же, когда доберусь до места. — Отлично, — кивнул он. — Вы уверены, что в состоянии сесть за руль? — Да, — отвечая, я захлопнула багажник и вдохнула сухой воздух. Его фары следовали за мной на всем протяжении пути по центру, пока я не объехала вокруг квартала — тогда он направился вверх по склону холма к полицейскому участку. Я припарковалась на расстоянии квартала от «Шиповника» и дошла до дома пешком. Мне никак не удавалось отделаться от ощущения, что безопасных мест здесь нет вообще. Ни для Сэди, ни для меня. Некто следит в темноте. Нечто до сих пор меня подстерегает. Что здесь есть нечто токсичное по самой сути — темная изнанка в зазоре между нами, куда больше никто не заглядывал. * * * В «Шиповнике» я достала из сумки список имен с указанием времени прихода на вечеринку. И добавила последнее имя: «Сэди». Значит, она пробралась в дом, пока я говорила с Лус и Паркером? Проскользнула в переднюю дверь и направилась прямиком по коридору в спальню? Я пыталась ощутить ее присутствие там, обнаружить в своих воспоминаниях. Найти момент, когда могла бы обернуться и увидеть ее, позвать по имени, вмешаться. Изменить ход всех последующих событий. Кто-то привез ее туда. Причинить ей вред мог любой, но кто-то еще знал, что она побывала там, и молчал. В доме, полном знакомых и незнакомых лиц. Лус подытожила эти мысли, вылетев из комнаты наверху: «Никогда еще не видела столько лжецов в одном месте». * * * Через полтора года после смерти моей бабушки Грант Ломан купил ее дом и помог мне материально. Он взял ситуацию под свой контроль, когда я едва держалась на плаву, и позаботился о том, чтобы я справилась. Но в какой-то момент мне пришлось вспоминать, как вести журнал учета, как следить за финансами. Так я и узнала, что к моменту смерти моей бабушки от всех крупных регулярных выплат, которые она когда-либо получала, ничего не осталось. После ее смерти я перевела небольшую сумму, сохранившуюся на ее счете, на свой собственный. Поэтому легкого способа найти депозит, обнаруженный Сэди, у меня не было. Но он, возможно, существовал где-то в другом виде — свидетельства могли сохраниться. Все, что мне осталось в память о бабушке, хранилось в единственной коробке, которую я привезла с собой в гостевой дом Ломанов, — в коробке с наклонной буквой «О» — «оставить», когда-то давно помеченной рукой Сэди. И вот теперь я выставила ее на кухонный стол и принялась выкладывать содержимое: альбомы с фотографиями, блокнот с рецептами, связки писем, вырезки из газет, посвященные аварии, в которую попали мои родители, личная папка со всеми бумагами о переходе прав на активы. Я не нашла никаких чеков и других свидетельств больших трат. Единственным принадлежащим бабушке крупным активом был ее дом. После того как я продала ее дом, я сохранила все бумаги по этой сделке, тщательно упорядочила документацию, как научил меня Грант. Это был мой первый опыт организации документов, в их содержание я особо не вдумывалась, да и зачем мне это могло понадобиться? Но документация у меня уцелела вместе с историей платежей, сохраненной в компьютерных файлах. Теперь сведения об ипотечных платежах на своем ноутбуке я просматривала свежим взглядом. По-видимому, последние годы перед смертью бабушка платила небольшую сумму, которая ежемесячно и автоматически списывалась с ее счета. Но раньше сумма выплат была выше. В какой-то момент ее ипотечный платеж заметно снизился. Когда она частично погасила ипотеку, разом перечислив одну крупную сумму. Вот. Вот она. Деньги списаны со счета. Одно из свидетельств все-таки уцелело. Я поискала дату, ведя пальцем по экрану. Это случилось через месяц после смерти моих родителей. Я откинулась на стуле, комната вдруг стала холодной и пустой. Я-то думала, мы получили выплаты по страховке жизни родителей — об этом упоминал Грант, помогая мне упорядочить записи. Это мне здорово помогло. Я снова взглянула на цифры. Ровно сто тысяч долларов. Та же самая сумма, которая, как обнаружила Сэди, была перечислена со счета Ломанов на счет моей бабушки. Значит, никакая не страховка жизни. И не наследство. Деньги вдруг объявились там, где их никогда не было. У меня скрутило желудок, детали головоломки стремительно складывались в голове. Я открыла файлы, скачанные с телефона Сэди, — фотографии, которые она делала. Извилистая горная дорога с деревьями по обе стороны. И вдруг я поняла, что узнала Сэди. То, что связывало меня с Ломанами. Перечисление, которое она обнаружила. Этими деньгами заплатили за смерть моих родителей. Глава 27 А вот и новая игра: если бы я знала, что Ломаны причастны к аварии, в которой погибли мои родители, как бы я поступила? Эту игру я вела всю ночь. В темноте дома, в компании одних только теней и призраков. Что бы я сказала, что бы сделала — как бы прищучила их и вывела на чистую воду. Нет: что бы я вместо этого отняла у них. Я сидела в темноте, поглощенная ощущениями, но не ползучих плетей скорби, тянущих меня вниз. А совсем другими. Раскаленной добела ярости, проникающей до мозга костей. Приливов, заставляющих меня собраться с силами и толкающих вперед. Мне хотелось завизжать. Хотелось прокричать правду на весь мир и посмотреть, как она приведет их к падению. Хотелось заставить их поплатиться за все, что они натворили. Но у этого знания имелась и оборотная сторона. Потому что этот платеж можно было истолковать иначе: как мотив. Мой мотив. Все свидетельства указывали на меня. Телефон, который нашла я. Следы борьбы — в моем багажнике. Я сама, блуждающая за домом Ломанов в ту ночь в поисках оставленных улик. И записка на кухонном столе. Это был мой почерк. Мой гнев. Моя месть. Она была моя. * * * В переднюю дверь постучали, я выглянула в щель между занавесками, ожидая увидеть Гранта или Паркера, которые каким-то образом вычислили, где я. Или Бьянку, явившуюся еще раз прогнать меня. Но за дверью стоял Коннор. Я увидела его фургон у тротуара, такой заметный на полупустой улице. — Эйвери, ты там? — позвал он. Черт, черт. Я отперла дверь, и он вошел так, будто я его приглашала. — Как ты узнал, где я? — спросила я, пока он озирался в незнакомом доме. Его взгляд остановился на стопке семейных альбомов и писем на кухонном столе. На миг он помедлил, уставившись на газетную вырезку сверху на стопке — черно-белое фото разбитой машины и заголовок «Супруги из Литтлпорта погибли в аварии с участием одной машины». — Коннор?.. — Она рассказала мне. — Он перевел взгляд на меня. — Фейт, — он тяжело дышал, взвинченный приливом адреналина. — Как ты узнал, что я здесь? — повторила я. Мне казалось, я действовала так осторожно, а он взял и явился без предупреждения. Мне не нравилось, как он шарит взглядом по моим вещам. Не нравилось, как он стоял — весь на нервах. — Что? — Он встряхнул головой, будто пытался поймать нить разговора. — Найти нетрудно, если знаешь, что ищешь. — Я попятилась, а он нахмурился, прищурив глаза. — Ты же сама сказала, что у Ломанов больше не живешь. Но и у Фейт тебя не было, а большинство отелей до сих пор битком… Куча народу говорила, что тебя видели в этом районе. Я обошел пару домов, потом заметил на улице твою машину. А этот дом ближайший к ней. — Он начал вышагивать по комнате, выплескивая энергию, которая не находила иного выхода. — Фейт ничего не делала Сэди, я же тебе говорил. Ты ей веришь? — Стоп! — Я закрыла глаза, вскинула руку. Уследить за двумя нитями разговора сразу мне не удавалось. — Кто-то сказал тебе, что видел меня неподалеку? А разве сама я этого не замечала с недавних пор? Как люди смотрят на меня, как следят за мной взглядами. Как будто что-то знают обо мне. Я думала, это из-за расследования слухи поползли вновь. Но, может, так было всегда. А я, подобно Ломанам, потеряла чувствительность к таким взглядам, перестала замечать их. — Ясно, — сказала я, схватившись обеими руками за край стола передо мной, отделяющего меня от Коннора. — «Эта девчонка путается с Ломанами — теми, что с утесов». Такие ходят разговоры? Он сглотнул, дернув горлом, но не стал отпираться. — «У этой девчонки какие-то дела наверху, на утесах». Я смотрела в сторону, на зашторенные окна и темную ночь за ними. И не понимала, зачем он здесь, что ему надо. Сколько еще людей знают, что я скрываюсь в этом доме? Неужели жизнь меня ничему не научила, если я решила, что невидима?