Он кивнул. — Муфта сзади на плите ослабла. Видимо, утечка медленно продолжалась довольно длительное время, а заметить ее было некому. — А-а, — отозвалась я. Меня подташнивало. Тень за занавесками в доме — неужели кто-то ждал, когда я войду внутрь? Пожарный покачал головой. — Хорошо еще, обошлось без искр, — и он жестом дал понять ремонтникам, что можно заходить без опасений. — И все же я бы проветрил дом как следует, — добавил он. И, словно заметив мое внутреннее кипение и нескрываемый испуг, положил ладонь мне на плечо. — Слушайте, все хорошо. Вы правильно сделали, мы успели вовремя. Все в порядке. * * * По пути домой я размышляла, не позвонить ли Гранту. Я терпеть не могла беспокоить его без острой необходимости — не хотела, чтобы он считал, будто я сама ни на что не гожусь. Проезжая мимо Брейкер-Бич, я все-таки решилась. Он знает, к кому обратиться, его имя придаст просьбам больше веса, чем мое. Нас учили советоваться с юристом компании, прежде чем что-либо предпринимать. Я уже нарушила это правило, впустив в дом детектива Коллинза. Если в этой утечке газа есть криминал, мне требовались указания Гранта, чтобы знать, как действовать, имея дело с полицией. Его мобильник звонил, пока не включилась голосовая почта. Сворачивая на наклонную Лэндинг-лейн, я переключилась на громкую связь и оставила Гранту сообщение. — Привет, Грант, это Эйвери. Извините за беспокойство, но у нас проблемы. С домами для аренды. Думаю, мне надо обратиться в полицию. Пожалуйста, перезвоните мне. Едва вырулив на обложенную камнями подъездную дорожку у дома, я ударила по тормозам. Почти всю дорожку занимала машина — темная, дорогая с виду, знакомая. Я объехала вокруг гаража, припарковалась на своем обычном месте, не на виду. Из-за дома слышались голоса — Паркера и еще чей-то, низкий и решительный. Стараясь издавать как можно меньше шума, я надеялась, что мой приезд не привлечет внимания. И оставалась незамеченной, пока не приблизилась к двери гостевого дома. Дверь была отперта. В щель падала полоска света из дома. Я затаила дыхание и медленно толкнула дверь. Гостиная была в беспорядке. Коробка с моими вещами стояла посреди комнаты. Мою одежду вытащили из шкафа и кучей свалили на диван. В центре этого разгрома стояла Бьянка. — Здравствуй, — произнесла она. Ее светлые волосы были зачесаны назад так гладко, что, казалось, сливались с кожей головы. Выглядела она внушительно, хоть и была миниатюрной, как Сэди, то есть как минимум на четыре дюйма ниже ростом, чем я. — Привет, Бьянка, — ответила я. Возвращения Бьянки и Гранта я ждала с самого начала сезона. С тех самых пор, как умерла Сэди, никто и словом не обмолвился о моей работе. Деньги на счет продолжали поступать. Мне уже казалось, что мы просто сгоряча наговорили друг другу слов, которые хотели бы взять обратно и приписать их горю с обеих сторон. Но состояние моей гостиной говорило об обратном. Лицо Бьянки оставалось бесстрастным, и я поняла, что жестоко ошиблась. — Мне казалось, я велела тебе убираться, — внятно произнесла она. Лето 2017 Вечеринка «плюс одна» 22:00 Полиция уже едет. Вот о чем все перешептывались, когда я вышла из большой спальни и присоединилась к остальным гостям вечеринки, собравшимся в другом конце затемненного холла. Отключение электричества. Вопль Элли, свалившейся в бассейн. Кто-то услышал и сообщил о нем. Об этом за последние две минуты я слышала уже от троих. Никого из них я не знала по имени, но, кажется, одним из них был тот самый человек, который, по словам Паркера, разыскивал меня. Осознание, что меня знают, что ко мне обращаются, вызвало легкий трепет восторга. Я была здесь за главную. По разным источникам, снаружи проезжала одна полицейская машина, или к дому подходил офицер полиции, или же кому-то из гостей позвонили с предупреждением. Но общий смысл был ясен: сюда едут. Так, ладно. Я закрыла глаза, стараясь сосредоточиться и собраться с мыслями. Дом принадлежит семье Паркера; с Элли Арнолд все в порядке. Я обводила взглядом море лиц, пока не высмотрела ее в дальнем углу, между кухней и гостиной. С влажными волосами, уже заплетенными в косу и перекинутыми через плечо, с лицом, отмытым от подтеков макияжа, в свободной блузке и драных джинсах, сидящих низко на бедрах. Настолько низко, что сразу было видно: одежда не ее. Но она здесь, и она в порядке. В тот момент она как раз смеялась над какими-то словами Грега Рэндолфа. Я выскользнула за дверь, она скрипнула петлями, когда я плотно притворила ее в надежде перехватить полицию, если она уже прибыла. Я объяснила бы, что произошло, привела живую и невредимую Элли Арнолд, одного-двух свидетелей, и все это за пределами дома. Но в ночи перед домом было безлюдно. Температура снизилась за последний час градусов на пять, а то и больше, листья шелестели на ветру над головой. Никаких полицейских машин я не заметила — во всяком случае, с включенными мигалками, — никто из офицеров полиции не ждал на крыльце. Только стрекот сверчков, мягкий отблеск фонаря на веранде, а вдалеке, между деревьями, — ничего, кроме мрака. Я спустилась с крыльца, дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте и я увижу, что творится дальше по дороге. В прорехи облаков над головой ярко светили звезды. Одним из городских постановлений предписывалось приглушать яркость фонарей, обходиться как можно меньшим их количеством, чтобы сохранить в городе поэтическую атмосферу нетронутой природы, обеспечить ему единство со своим окружением как у самой воды, так и на высоком берегу. Вот почему наши извилистые дороги не освещались. А на пляжах свет давали только костры. И маяк, единственный ориентир в ночи. Дойдя до края газона перед домом, я заметила в конце улицы красные проблески. Тормозные фонари быстро удалялись, пока не скрылись из виду. Я всматривалась в даль, чтобы убедиться, что машина не возвращается. Что она не разворачивается и не выбирает место для парковки. Я еще долго напрягала глаза, но она не вернулась. Надежда еще есть — может, полиция вообще не приедет. Может, машина приезжала, проехалась по улице, полицейские догадались, что это просто вечеринка в частном доме. Вечеринка «плюс одна» — это они наверняка поняли. А когда увидели, о какой улице речь, и сообразили, что дом принадлежит Ломанам, то поспешили укатить. На крайний случай у меня есть ключ от «Закатного приюта». Есть куда увести всех, если понадобится. Вернувшись в дом, я увидела именно то, что и требовалось сделать, поняла, что все продолжили игру и продвинулись самое меньшее на три хода вперед. Алкоголь, курсирующий по моим жилам, только усилил ощущение контроля. Я справилась. Все в порядке. — Эй, мы можем поговорить? — Коннор сделал шаг в сторону, преграждая мне путь. Его дыхание ощущалось так близко, что меня передернуло. Ладони зависли возле самых моих плеч, будто он собирался дотронуться до меня, но передумал. Коннор, стоящий сейчас передо мной, мог повести меня по одному из двух путей. Мог сделать так, чтобы меня пробило на ностальгию, когда стоило ему склонить голову набок, и я видела проблеск его прежнего и прежних нас, или же так, чтобы во мне проснулось раздражение — чувство, будто у него есть тайны, в которые я уже не посвящена, и маска, которую я не в состоянии разгадать. И целая вторая жизнь, на месте которой у меня пробел. Он встретился со мной глазами так, словно читал мои мысли. Еще один взгляд, и я уже не могла смотреть на Коннора, не представляя себе Сэди. Изгиб ее спины, ее улыбку, запах ее кондиционера — от волос, падающих ей на лицо. И его — то, как он смотрел на нее. Кривоватая усмешка, пока он пытался скрыть, о чем думал, и сдавался, стоило ей подойти ближе. Я уже отворачивалась, когда его ладонь легла мне на плечо. Стряхивая ее, я перестаралась. — Не надо, — сказала я. Это было наше первое прикосновение за шесть с лишним лет, но в нем чувствовалось нечто настолько знакомое, что между нами проскочили искры эмоций. Он застыл на месте, широко раскрыв глаза и жестом капитуляции вскинув руки. * * * Шестью годами раньше Коннор застал меня на Брейкер-Бич целующейся с другим. Спотыкаясь, я кинулась за ним, вся в мокром песке, облепившем кожу и одежду, со ступнями, онемевшими от ночной прохлады. Я схватила его за плечо, чтобы остановить, заставить дождаться меня. Но, когда он обернулся, я не узнала его лица. Он заговорил приглушенным голосом, от которого у меня по спине побежали мурашки. — Если ты хотела, чтобы я это увидел, — задача выполнена. Но ты могла бы просто сказать: «Знаешь, Коннор, по-моему, ничего из этого не выйдет». Я облизнула губы, на которых смешались соленая вода и стыд, и, чувствуя, как все еще кружится и плывет голова, выговорила: — Знаешь, Коннор, по-моему, ничего из этого не выйдет. — В попытке рассмешить его, вызвать улыбку, показать, насколько все это нелепо. Но он услышал только одно — жестокость, кивнул и ушел, оставив меня там. В первый раз после этого я видела его ночью у Фейт, когда она сломала руку. Во второй раз — у костра на Брейкер-Бич, где меня нашла Сэди и началась наша дружба. В дальнейшем мы на удивление легко для такого маленького городка избегали друг друга. Я держалась подальше от пристани и удаленной от берега части города, где он жил. Он сторонился дома моей бабушки в Стоун-Холлоу и кругов, в которых вращались Ломаны — на орбите этого мира я вскоре очутилась. Спустя некоторое время этот процесс стал не столько активным, сколько пассивным. Мы не созванивались, не искали встречи друг с другом и в конце концов перестали даже кивать, если нам случалось разминуться на улице. Как наслоения на ране, которая затянулась. Ничего, кроме грубой кожи там, где когда-то были нервные окончания. Но той ночью, на вечеринке «плюс одна», после того как я узнала, что на неделе его видели вместе с Сэди, было трудно не испытывать никаких чувств, когда его рука легла мне на плечо. Внезапно его интерес к Сэди стал ощущаться как личный выпад, специально чтобы ранить меня. Может, так и было. Но оказалось, это палка о двух концах; Сэди точно знала, кто такой Коннор. За годы наши пути несколько раз пересекались. Я взглядывала в его сторону, потом отводила глаза, и она делала то же самое; когда я умолкала, молчала и она, выказывая понимание. Хотя, возможно, я преуменьшила его значение. Она наверняка прочла это по моему лицу, видя меня в то время насквозь, как я видела ее. Я невольно скрипнула зубами, потому что она должна была. Должна была знать. И все-таки не остановилась. Отняла все, даже это, — присвоила его себе. Коннор оглядел гостей вечеринки, покачал головой и сказал, будто сам себе: — Пойду. Мне здесь не место. Мне пришлось придвинуться ближе, чтобы услышать его. И чем ближе я подступала, тем сильнее, казалось, входит лезвие мне в грудь. «Так уходи, — хотелось сказать мне. — Пока не пришла Сэди. Пока и я не увидела». — Извини, — сказала я. То, что следовало сказать еще в первый раз, а я этого так и не сделала. Коннор нахмурился, но не ответил.