— Хокка-хей! — страшным голосом снова выкрикнул Хитрый Змей и погнал своего мустанга на онемевшую группу всадников. Жеребец мощным прыжком оказался среди кавалерийских лошадей, что были тяжелее и неповоротливее индейских мустангов. Ощерившись, он кусался, как цепная собака, бил копытами, лягался и вскоре вокруг него образовалась пустота. А тем временем Хитрый Змей одной рукой наносил страшные удары палицей, другой же орудовал ножом чиппева. Сзади прогремело несколько выстрелов. Хитрый Змей вздрогнул, как будто его ударили бичом, и склонился на шею коня. В ту же минуту со склона холма разнесся зловещий клич: — Хокка-хей! Хокка-хей! Хадре хадре сукоме су-коме! — то друзья Хитрого Змея спешили ему на помощь. — Кровожадные индейцы! Это засада! — закричал по-английски кто-то из кавалеристов, и конница тотчас же развернулась на юг, к своим. Желтый Камень и Сломанное Весло кинулись к шатавшемуся в седле предводителю. — У тебя кровь на спине, отец, ты ранен! — воскликнул Желтый Камень, поддерживая Хитрого Змея. — Мы задержали погоню… — прошептал Хитрый Змей. — Черный Ястреб переправится… в оврагах его не поймают… Я снял скальп с белого офицера… Исполнил обет… Теперь нам надо бежать отсюда… к своим… Хитрый Змей снова закачался в седле. Лицо его посерело, и Сломанное Весло поддержал его с другой стороны. Медленно двинулись они вверх по косогору. Поддерживаемый с обеих сторон Хитрый Змей откинул голову назад. Затуманенным взором смотрел он в небо. Хоть солнце и стояло в зените, серая пелена застилала его, а потом небо и совсем потемнело. Уже в полной темноте Хитрый Змей увидел тянущуюся вверх светлую дорожку, услышал шум крыльев золотистого орла… — Куна согоби куна яна вакара… огонь в сердце, огонь в небе… -прерывающимся голосом начал он свою песню смерти. I. КТО БОИТСЯ УБИТЬ БЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА? Желтый Камень сидел, скрестив ноги, на расстеленной на земле бизоньей шкуре, проверяя луки и стрелы. Неподалеку его любимый сын, двенадцатилетний Ва ку'та16 стрелял из маленького лука по носящимся поблизости собакам. Когда затупленная стрела попадала в собаку, та начинала жалобно скулить, а Желтый Камень довольно усмехался. Из мальчишки выйдет отличный стрелок. Перед типи сидели две пожилые женщины и одна молодая, они что-то шили. Старшие были сестрами из племени мдевакантон, принадлежащего к санти дакотам, молодая же, из племени шайенов, была похищена Желтым Камнем во время нападения на лагерь шайенов. Сестры жили в полном согласии, с радостью приняли они и шайенку, потому что, чем больше было жен в домашнем хозяйстве, тем больше и рук для работы. День все жены проводили в большом типи, а на ночь шайенка уходила в меньший типи, растянутый рядом с общим. Семейная жизнь не доставляла Желтому Камню никаких хлопот, зато жизнь в целом ухудшалась со дня на день. Много воды уплыло со времени героической смерти Хитрого Змея, отца Желтого Камня. Хитрый Змей предпочел скорее погибнуть в битве с белыми завоевателями, чем беспомощно наблюдать, как племя его лишают свободы и земли. Зловещие предсказания опытного Хитрого Змея скоро оправдались. При очередной передаче прав на землю согласно Договору Траверс де Сиу, который индейцы подписали под нажимом правительства Соединенных Штатов, санти дакоты обнаружили, что их резервация занимает вдвое меньше земли, чем было обещано при подписании обманного договора. Спустя восемь лет американский сенат признал за санти дакотами право лишь на полосу земли на южном берегу реки Миннесоты, а за землю на северном берегу заплатил. Однако и на этот раз белые торговцы забрали почти все деньги в уплату за товары, проданные индейцам в кредит. Таким образом, некогда обширные земли санти дакотов сузились до полоски земли длиной в сто пятьдесят миль и шириной в десять миль. Небольшие группы воинов по-прежнему потихоньку выбирались за пределы резервации в походы против чиппева и на ежегодную охоту на бизонов, однако в самой резервации управлял белый правительственный агент, майор Гэлбрейт17, а в нескольких ближайших фортах сидели белые солдаты. В довершение всего и среди самих санти дакотов не было единства. Правительство Соединенных Штатов всеми силами склоняло их бросить давние обычаи и жить по образу белых, даже носить их одежду. Желая сломить сопротивление, оно стремилось уничтожить общее племенное хозяйство, создавая хозяйства небольшие, односемейные. Майору Гэлбрейту удалось уговорить около ста семей основать фермы. Конечно, то была лишь ничтожная часть от четырнадцати тысяч санти дакотов, однако раскол все-таки произошел. Теперь в резервации можно было наткнуться на огороженные плетнем дома, на возделанные участки земли. Фермеры-индейцы обрезали длинные волосы, носили брюки и работали подобно женщинам. Особенно один из вождей, Литтл Кроу, или Малый Ворон, склонял своих братьев следовать примеру белых людей, сам жил в деревянном домике, подаренном ему майором Гэлбрейтом, тот вообще всячески его поддерживал. Желтый Камень пересматривал оружие, а мысли его были заняты той тяжелой ситуацией, в которой оказались санти дакоты в тот особенно трудный для них год. Стоял август 1862 года. Желтый Камень готовил оружие, имея в виду, что вот-вот вахпекуты и мдевакантоны отправятся в прерии на ежегодную охоту на бизонов. Обычно охота проходила в начале июля, а сейчас стояла уже половина августа, но сроки охоты до сих пор не были определены. Происходило это от того, что санти дакоты все еще ожидали компенсационных выплат за отданные американцам земли, которые они получали в виде денег, товаров и продовольствия. Товары и продовольствие уже находились на складе резервации, но деньги до сих пор не поступали. Поскольку было принято раздавать все выплаты разом, бюрократ Гэлбрейт, не считаясь с тем трудным положением, в котором оказались индейцы, задерживал выдачу товаров и продовольствия, пока не поступят деньги. А тем временем санти дакоты, которых он обманывал со дня на день, совсем уж оголодали и все никак не могли отправиться на охоту на бизонов. Невеселые мысли терзали Желтого Камня. Что делать вахпекутам зимой, если в ожидании выплат они упустят сезон охоты на бизонов? Сколько людей умрет от голода? Его грустные размышления прервало появление вождей Шакопи и Красного Баса18, они уселись рядом с Желтым Камнем. Помолчав, Шакопи начал: — Настало время на что-то решаться! Выплаты все нет, пемикан почти кончился. Если и дальше будем ждать неизвестно чего, зимой мы все умрем с голоду на радость белым людям. — Я как раз думал об этом, — признался Желтый Камень. — Майор Гэлбрейт не желает выдать продовольствие до прихода денег, а мы в ожидании выплат не идем на охоту. — Однако наши братья из Верхнего агентства сумели заставить агента выдать им продовольствие и товары! Они оказались смелее нас! — с вызовом проговорил Красный Бас. — Они не испугались даже сотни солдат, что прибыли в агентство из форта. Несколько сотен воинов окружили синие мундиры лейтенанта Шиэна, а Другие высадили двери склада и забрали муку. Правда, лейтенант Гир навел гаубицу на вход в склад и заставил наших уйти оттуда, однако лейтенант Шиэн, не желая осложнять обстановку, уговорил Гэлбрейта выдать мясо и муку. А на следующий день, после переговоров с вождями, раздал и товары19. — Вот какую смелость проявили вахпетоны и сиссетоны, мы же все оглядываемся на вождя Обрезанные Волосы, а он всего лишь орудие белых, — добавил Шакопи. — Утром мы ходили к майору Гэлбрейту, поскольку торговцы не выдают нам в кредит. Они ведь приписывают к нашим счетам, что им только вздумается. Они это сделали, потому что узнали о нашем требовании не допускать их к столам, когда нам выдают выплату. Мы сказали майору Гэлбрейту, что нашим людям совсем уже нечего есть. А торговец Майрик, услышав это, рассмеялся и сказал: «Пусть едят траву!». Желтый Камень помрачнел, окинул вождей внимательным взглядом. Они явно пришли к нему не просто так. Желтый Камень пользовался большим уважением в военном товариществе «Сломанные Стрелы». Получить от него поддержку означало иметь помощь элиты отважных воинов. Прекрасно понимая это, Желтый Камень, поразмыслив, произнес: — Вождь Малый Воин, или, как многие его называют, Обрезанные Волосы, не является верховным вождем всех санти дакотов, как бы ни хотели нас в этом убедить правительство и агент Гэлбрейт. Мы не обязаны его слушаться. — Желтый Камень верно говорит, — взволнованным голосом поддержал его Шакопи. — Малый Ворон служит белым и приносит нам всем большой вред. Это он согласился отдать американцам половину резервации, что находится на северном берегу Миннесоты, а ведь она должна была отойти нашим братьям вахпетонам и сиссетонам. Из-за него их согнали в наши резервации на южном берегу реки! — Мы все в обиде на него, — произнес Желтый Камень. — Пусть мои братья скажут мне теперь, почему они пришли ко мне. — Денежную выплату не привозят, Гэлбрейт не хочет выдавать товары и продовольствие, а торговцы, опасаясь за свои доходы, не дают нам в кредит. Невозможно и дальше голодать и откладывать охоту на бизонов, — ответил Шакопи. — Мы решили подождать еще три ночи. Если до той поры деньги не придут, мы сами возьмем на складах те товары и продовольствие, что нам положены. Мы пришли спросить, встанет ли наш брат Желтый Камень на нашу сторону? Желтый Камень не ответил сразу же. Значит, речь идет о том, чтобы поднять бунт, и справедливый бунт. В задумчивости он бросил взгляд на своих сыновей, младшего Ва ку'та, самозабвенно гоняющегося за лагерной дворняжкой, и Ва во ки'йе, занятого изготовлением лука. Перевел взор на своих жен, беззаботно о чем-то щебечущих за шитьем, вспомнил своего старшего сына, Черного Орла, тот с тремя друзьями охотился в Больших лесах. Захват продовольствия со складов мог иметь непредвиденные последствия. Стоило ли подвергать семью грозным опасностям? Ведь его жены до сих пор еще имеют возможность ежедневно готовить какую-то еду и делиться ею с беднейшими вдовами и их детьми. Конечно, они ели один раз в день, но у других не было и этого… В нерешительности он закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями. И перед его внутренним взором предстал, как живой, отец, как он с решимостью бросается на толпу синих мундиров, преследующих несчастного Черного Ястреба. Лицо Желтого Камня побледнело. Как мог он, сын героя вахпекутов, колебаться, когда речь шла о всеобщем благе? Он открыл глаза, огненным взором окинул сидящих рядом вождей и произнес: — Мы не будем есть траву! Наше дело правое, и я встану рядом с моими братьями. Вожди заметно оживились, а Шакопи сказал: — Мы были уверены в ответе Желтого Камня. Ведь в его жилах течет настоящая индейская кровь! — Если мы проявим твердость, белые сдадутся, получится так, как произошло в Верхнем агентстве, — добавил Красный Бас. Вожди, довольные, ушли, а Желтый Камень принялся еще старательнее готовить оружие. Он пока не знал, что судьба очень скоро заставит его это оружие применить. В то же самое время, в полдень, четверо молодых вахпекутов двигались по пыльной дороге неподалеку от небольшого селения Эктон. Юноши находились в весьма мрачном настроении. Проведя два дня в безуспешных поисках дичи в Больших Лесах, они возвращались в резервацию с пустыми руками. Возвращались голодными, на чем свет кляня белых поселенцев, их все растущие в числе фермы и селения распугивали дичь. Молодые индейцы шли в тяжелом молчании, а по временам ссорились. Один из них. Черный Орел, идя в высокой сухой траве, чуть было не наступил на куриное гнездо, полное яиц. Он торопливо нагнулся, сложил собранные яйца в висящую на плече охотничью сумку. — Смотрите-ка, Черный Орел вместо дичи кладет в сумку камни, — язвительно произнес Хитрый Лис, позавидовав этой скромной добыче. — Наверно, приготовит их в резервации! — со смехом поддержал его Серый Глаз. — Это вы будете есть камни, — отрезал Черный Орел. — А я нашел гнездо с яйцами. Хороши и они, когда докучает голод. — Лучше не бери этих яиц! — предостерег его Одинокий Пес. — Неподалеку есть ферма белых. Это его курица, значит, и яйца принадлежат ему. Белый нажалуется майору Гэлбрейту, что мы украли яйца и у нас будет куча неприятностей. — Плевать мне на этого белого фермера! — воскликнул разозленный Черный Орел. — Я сам хочу есть и мои в резервации умирают от голода. Из-за этих паршивых фермеров вся дичь ушла из наших лесов! — Это ты хорошо говоришь, только повторишь ли то же самое в глаза фермеру? — не без злости спросил Серый Глаз. — Не суди о других по себе, — отрезал Черный Орел. — Ты от одной мысли о том, что белые могут рассердиться на тебя, уже дрожишь от страха. — Кто это дрожит от страха? — возмутился Серый Глаз. — Оставь яйца, мы не хотим страдать из-за тебя! — Хорошо, раз вы так боитесь этого фермера, я не возьму яиц. Говоря это, Черный Орел начал доставать из сумки яйца и с размаху разбивать их о сухую, опаленную солнцем землю. — Ты уничтожил собственность белого человека и оставил следы, — воскликнул Хитрый Лис. — Это еще хуже, чем если бы ты их взял. — Да не трясись ты так от страха, — засмеялся Черный Орел. -Если что обнаружат, я сам признаюсь. — А я и не боюсь, только если бы фермер сейчас пришел сюда с ружьем, так ты бы сам испугался, — окончательно разозлился Хитрый Лис. — А почему бы это я должен бояться его ружья, что, у меня своего нет? — задиристо ответил Черный Орел. — Перестань хвастаться! Ты еще ни разу не убил белого. И сейчас не осмелишься, — вставил Одинокий Пес. — Думаешь, я только хвастаюсь? — ответил Черный Орел. — Раз так, мы сейчас посмотрим, кто из нас скорее испугается убить белого человека. — Ты не решишься застрелить белого! — произнес Серый Глаз. — Я не такой трус, как вы! — возразил Черный Орел. — Мы не трусы! — возмутился Серый Глаз. — А вот мы это сейчас проверим! — совсем разошелся Черный Орел. — Отсюда видать ферму Робинсона Джонса20. Давайте испытаем свою храбрость на нем. Небось, это его курица снесла те яйца, что я разбил. Лишь только были произнесены эти опрометчивые слова, как все четверо почувствовали себя страшно неуютно, хотя ни один из них не признался бы в этом. Они прекрасно осознавали, что нападение и убийство белого фермера, дом которого служил одновременно почтой и корчмой, не пройдет им безнаказанно. Но теперь они уже не могли отказаться от этого рискованного предприятия, не потеряв своеобразно понимаемой чести. Первым решился Черный Орел: — Ну так как, принимаете мой вызов или убежите, как вонючие скунсы? — Я не боюсь белых людей и пойду с тобой, — отозвался Одинокий Пес. — Я тоже пойду и посмотрю, выстрелишь ли ты первым в белого, как хвалишься, — произнес Хитрый Лис. — Ладно, и я с вами! — присоединился Серый Глаз. Ферма Робинсона Джонса располагалась немного в стороне от дороги. В обычные дни здесь останавливались дилижансы, чтобы оставить почту, а пассажиры при случае могли немного подкрепиться и отдохнуть. Но сегодняшний день был воскресеньем, который поселенцы отводили на отдых, молитвы, посещения соседей. Дилижансы в такие дни не ходили, поэтому Джонс вместе с пятнадцатилетней дочерью уже убрались в общем зале, а его младший сын спал в соседней комнате. Четверо молодых индейцев с некоторым колебанием направились к ферме. Дерзость помаленьку испарялась из разгоряченных ссорой голов. Теперь каждый из них ждал только, чтобы кто-то первый выступил с каким-то разумным, компромиссным предложением, которое позволило бы им всем отказаться от слишком рискованного предприятия, не теряя при этом достоинства. Но быть этим первым не хотелось никому, каждый боялся обвинения в трусости. Так и получилось, что в мрачном молчании они доплелись уже до фермы и там безотчетно остановились. Черный Орел видел, что товарищи выжидательно смотрят на него. Под этими взглядами он еще больше помрачнел и первым вошел в корчму. Его спутники последовали за ним. — Хо! Мы хотим есть, дай нам что-нибудь! — резко произнес на какой-то смеси индейского и английского Черный Орел.