Она уже сформировала фокус для самоубийства личности и мне пришлось пойти на смертельный риск — влезть к ней в голову и не дать магии завершить уже начатое. Образ чертогов разума — дело сугубо индивидуальное. У одних это поляна с цветами, у других воздушные шары в небе. Чертоги Урсулы выглядели как парк в каком-то старом европейском дворце. Сквозь десятки водных каналов были перекинуты мостики, образуя что-то вроде шахматной доски из островков суши. Я сразу заметил летящие по водным каналам золотистые металлические шары, разрушающие мостики. Стоило островку остаться без связи с другими участками, как он уходил под воду, а Урсула, видимо, теряла часть себя. Земля — моя стихия! Даже в чертогах разума она повиновалась моей воле. Я перекрывал каналы булыжниками, останавливая разрушения личности Урсулы Ле Куин. Один шаг, второй, третий и, наконец, четвертый. Пришлось представить как мгновенно мысленно переношусь в другую часть чертогов разума и там повторить этот же фокус. Уфф! Обычной головной болью я за такие фокусы не отделаюсь. Даже здесь, в мире чужих воспоминаний, у меня начали дрожать руки. О том, что творится в реальности, даже думать не хочется. Уходить пока рано. Треть мостов разрушена и их надо восстановить, пока есть такая возможность. Часть личности француженки и так безвозвратно утеряна. Если бы островки не связывались тремя-четырьмя переходами, все мои усилия были бы напрасны. А так удалось свести к минимуму последствия ментального самоубийства. Вывалившись в реальность, ощутил, что пропотел до самых трусов. Руки не просто дрожат — я не могу их контролировать. Шумно вздохнул, набрал в грудь воздуха и тут же потерял сознание. А всё потому, что пришла боль. Откат за влезание в чужой разум без какой-либо подготовки. * * * Я видел отнюдь не добрые сны и даже не кровавые кошмары из своего прошлого. Вместо них я видел то, что Урусула Ле Куин сама бы не захотела вспоминать. Ее подавленные воспоминания, ее детство, ее становление дочерью семьи Ле Куин. “У тебя нет и никогда не было имени, номер сто двадцать шесть, — говорил наставник У, типичный китаец с незапоминающейся внешностью. — Ты тинь-фу, живое оружие. Убиваешь не ты, а твой господин. Ты продолжение его воли, его рук”. “Номер сто двадцать шесть, — перед Урсулой на землю упал нож. — Сегодня день твого выпускного. За пределы Школы из вас пятерых выйдет лишь один. Наставники считают тебя наиболее надежной. У тебя больше всего шансов стать одаренной в будущем. Возьми нож и убей номера 125-го, 127-го, 128-го, 129-го. Это и будет твоим выпускным экзаменом”. “Номер сто двадцать шесть, — наставник указал на пару европейцев, сидящих в комнате. — Эти люди станут твоими новыми родителями. Персел Ле Куин и Адена Ле Куин. Отныне ты — Урсула Ле Куин, приемная дочь дома Ле Куин. Беспрекословно следуй воле жрецов Йог-Сотота. Их устами Древний господин будет передавать тебе приказы. А дом Ле Куин — обеспечивать тебя всем необходимым для его выполнения”. Ее растили как инструмент одного точного удара. Как иглу, ломающуюся в теле жертвы. Или скальпель, лишающий жизни пациента. От такого инструмента сразу же попытаются избавиться… и Урсула решила саму себя выбросить. Стереть личность, стереть воспоминания о том, кем ее растили. А я вмешался, не дав ей наложить на себя руки. Даже здесь, во сне, от взгляда в прошлое Урсулы на глаза наворачиваются слезы. Она ненавидела саму себя и свою роль инструмента до такой степени, что сама себя прокляла. Это и стало ключом к её пробуждению как одаренной. Фиктивные родители, разумеется, сразу заметили, что с дочерью творится что-то неладное. То горшок на голову упадет, то воришка попытается кошелек подрезать, то водитель в ее машине решит выехать на встречку. Самопроклятие “невезения” говорило само за себя. Всё живое, что касалось ментального поля Урсулы Ле Куин, сразу же желало ей навредить. Когда мы впервые встретились в Храме знаний магии Духа, на мне ее проклятье тоже сработало. Нанятые домом Ле Куин маги-менталисты пытались излечить проклятие Урсулы. Они стирали его, но оно спустя часы появлялось вновь. Подсознание девушки всеми силами цеплялось за мысль о свободе после смерти, отказываясь жить. Проклятие прогрессировало с каждой попыткой его стереть. Глубочайшая нелюбовь к себе годами росла в душе той, кого называли Урсулой Ле Куин. Она умело играла на людях роль дочери благородного дома. Врала самой себе, врала всем вокруг, но в подсознании ей с каждым днем становилось только хуже. В комнате выдачи наград я тогда увидел легкое удивление на лице Урсулы. Но в этот момент у нее в душе разливалось умиротворение. Теперь она может спокойно умереть. Ее миссия провалилась. Наконец-то инструмент под названием Урсула Ле Куин можно выбросить. Я прочел всё это в ее печальных глазах еще там, в комнате наград. Урсула хотела умереть, чтобы освободиться. И в то же время хотела радоваться, любить, найти свой путь в нашем сложном мире. Ее сердце было готово любить. Она хотела жить ради себя — своего счастья — а не существовать ради других… * * * — Смотрите! У него рука задергалась. Кажись, просыпается, — знакомый низкий голос богатыря. — Да не. Он так на прошлой неделе руками дергал. Думали, очнется, — пробурчал сержант Ардент. — А он как начнет сквозь сон бормотать. “Сто двадцать шестой, встать! Выполняй указания…” Понять бы, что у него за каша в голове варится. Мое ментальное поле коснулось еще нескольких разумов в комнате. Один из них был полон нежности и надежды. — Он скоро проснется, — пропел голос Драмины. — И вообще, мальчики. Дайте Эше и Люци спокойно поспать. Они ночью у кровати Кощея дежурили. — Ну, так и шли бы в свои палаты, — проворчал голос Костаса. — Вот как? — дочь Моисея была полна скепсиса. — А вы сами-то чего здесь последние пять дней ночуете? Вам своих палат мало? — Мне там не спится, — голос Ардента, официального капитана команды. — Нас ведь уже три раза из больницы в больницу перевозят. Суют по разным палатам, допрашивают и снова переезд. Это даже хуже чем в армии. Да ты и сама знаешь, Драми, что спать с отрядом поспокойнее будет, чем одному. — Тихо. Кажется, он, наконец, очнулся! — сказала Драмина. Открыть глаза оказалось неожиданно тяжело. Тело одеревенело, не желая подчиняться. В голове снова прозвучал голос наставника У: “Номер сто двадцать шесть! Не прикидывайся, что не осталось сил. Вставай и выполняй приказ!” И от его слов тело само пришло в движение. Я тут же принял сидячее положение и затряс головой, прогоняя прочь ненужные мысли. Нет, я не номер сто двадцать шесть. Меня зовут Роберт Кхан, ник Кощей и у меня есть семья. Предательски запищало медицинское оборудование. Из-за резкого подъема часть датчиков с рук и головы слетела. — Где Урсула? — спросил я. — Нет, ну вы только гляньте. Очнулся и сразу об этой бабе спрашивает, — недовольно пробурчал Драмина. — Мог бы спросить, как мы выжили. — Вас воскресил Голд, — я оглядел команду, собравшуюся в комнате. Ардент, Костас, Эша, Драмина, Люци. — Всех, кроме Ардента. Его с нами не было. Я говорил и сам поражался своему спокойствию. Что-то в моем характере снова изменилось. — Да, там был Голд, — Костас сглотнул от не самых приятных воспоминаний. — Убийца сказал, что бой за Континент был проигран давно, еще с потерей последнего Ключа. По этой причине он сделает ставку на тебя и коррекцию линии будущего в далеком прошлом. На какой-то там фактор Мойры и что ты найдешь Ключи, способные предотвратить катастрофу. Я, когда очнулся, на таймер глянул, увидел, что прошло уже шесть дней от начала экспедиции. А тебя нигде нет. Город под водой, а мы стоим в пузыре силового щита. Богатырь притих и судя по изменившемуся лицу вспомнил, как погиб. — Убийца знал всё заранее, — нахмурившись, продолжила Драмина. — Знал, что Урсула нас предаст. Знал, что мы все погибнем, а ты выживешь. Он просил тебе передать его последние слова: “Тебе надо пережить подобный опыт. Ты далеко не бессмертен и однажды умрешь. Цени каждый день и каждый час из того времени, что тебе осталось”. Эша ответила последней. — И еще, перед самым уходом он сказал: “Укроти свою силу до того, как она поглотит тебя. Круциан уже знает, к кому надо обратиться”. Я посмотрел на молча сидящего Люциуса. Маг света простодушно пожал плечами и улыбнулся. — Мне он ничего не сказал. Да и вообще, командир, я просто рад, что выжил в этой мясорубке. А нет, вру! — бастард поднял указательный палец к потолку. — Было-было-было! Точно, Убивец сказал, что знает как работает Система и, мол, нам зачтут Ключи, которые ты нашел. Что-то там про динамические временные метки. — Странно, не помню такого, — нахмурилась Эша. — Он точно это говорил? — Да, говорил, — дочь Моисея включилась в разговор. — Вы еще не поняли? Убийца говорил с нами всеми одновременно. Каждому сказал что-то свое. Поэтому мы и не слышали другие части его послания. Итого получается, что послание от Джона из будущего звучало так: “Тебе надо пережить подобный опыт. Ты далеко не бессмертен и однажды умрешь. Цени каждый день и каждый час из того времени, что тебе осталось. Укроти свою силу до того, как она поглотит тебя. Круциан уже знает к кому надо обратиться. Я сделаю так, чтобы награду за найденные Ключи дали и тебе и тем, кто воскрес”. Вот ведь гад! У меня после смерти друзей сердце кровью обливалось. Да я чуть сам себя не проклял и только сейчас, увидев воспоминания Урсулы, осознаю это. Дверь в палату резко открылась, вырвав из дверного проема часть косяка. На пороге стояла разъяренная Львица и, если память мне не изменяет, усатый поручик Окур из свиты княжича. — Очнулся, наконец, г-герой! — сходу взяла быка за рога Дарья. — Ты хоть представляешь, сколько дерьма мне пришлось разгребать вот этими самыми руками после в-в-вашей экспедиции на эту чертову Черную Тревогу! Нет, ты молодец. Спас Империю, а то и весь Континент. Но я за всю жизнь у себя столько седых волос не находила, сколько за эти две недели! От еле сдерживаемых чувств у ректорши подрагивали руки. Она ткнула пальцем в ухмыляющегося Окура. При виде меня живого и здорового у поручика явно поднялось настроение. — Вот он мне три дня мозги канифолил, — прошипела Львица — Тем, сколько правил прохождения экспедиций в далекое будущее вы нарушили. Половина седых волос на его счету. Почему никто не додумался разобрать гаусс-оружие нового образца? Почему ты, капитан команды, не запросил схемы боевых титанов? Почему не разобрал ни один из станков на заводе Корзы? Т-ты… ты, Кощей, сволочь! Я все эти дни выслушивала столько упреков в свой адрес: от научников, от армии, от Бюро Катастроф, от Дома Романовых, даже от Ассоциации Охотников. Им всем было мало спасения Империи. Козлы! Гребанные канцелярские крысы! Не знаю, чем ты там не угодил Ассоциации. Ты был в отключке, СНОВА, с их слов! К слову о крысах. Они оставили какой-то конверт, но твоя крыса его сожрала! Б-б-бесит, как же она меня бесит! Она вчера подглядывала за мной в душе. Кр-р-р-рыса! Твоя чертова крыса, Кощей! Дарья сжала кулаки, сдерживая очередное ругательство, так и лезущее на язык. У них есть видеозапись с экспедиции, так что часть вопросов к нам отпадает. Пока возникла пауза, я решил подать голос. — Здравствуйте, госпожа Атаманова. — Иди ты к демонам! Хотя нет, мне их даже как-то жалко, — Львица фыркнула, подарив мне взгляд, полный недовольства. — Ты, г-герой, хоть представляешь размер того цунами из дерьма, которое подняла эта экспедиция в 2045-й? По глазам вижу, что ничего ты не понимаешь. Прошло всего два года с чистки рядов Российской Империи от грязнокровок. Теперь Дом Романовых и лично сам Император устраивают зачистку по лицам, указанным в послании Беллатрисы “Козьей головы”. Одну Королеву Пустоты уже нашли и убили. Десяток темных героев удалось взять в плен. Нашли под полтысячи предателей, работающих на культистов Древних, и это только в нашей Империи. Беллатриса там столько написала, что Канцелярия и Бюро Катастроф за голову хватаются. Взрыв ядерных электростанций во Внешке, чтобы вызвать перезагрузку смежных регионов внутри Империи. Отравление источников пресной воды биоморфирующим вирусом Азатота. Многолетняя нейропластика сознания священников Церкви Тальзеура, чтобы те обращали свою паству в веру Древних. Там целые фонтаны дерьма, Кощей! За две недели твоей отключки мир за стенами Академии сильно изменился. “Убийца Императоров” оправдал свое прозвище. Догадка пришла мгновенно. — Голд убил китайского Императора Лу Пэна “Большую Птицу”? — Да, Убийца заставил тело Лу Пэна сгнить заживо. Прямо на дне рождения его сына. — Львица нервно сглотнула, — Империя Цин решила прекратить войну с Институтом САРДЖО на время траура и похорон прежнего монарха. В Евросоюзе творится полный кавардак. Согласно посланию Беллатрисы, три королевских семьи целиком ассимилированы Древними. Технологию двухъядерных прионных…. — Достаточно, — прервал ее Окур и обратился ко мне. — Госпожа ректор пытается сказать, что спасти твою жизнь последние две недели было той еще морокой. Тебя, Кощей, теперь очень многие хотят убить. Канцелярия, на всякий случай, инсценировала нападение на дом твоей семьи. Мать и сестра сейчас находятся в безопасном месте. Когда шумиха уляжется, мы оформим их фиктивную смерть документально. После этого в реестре сразу же появятся новые Маргарита и Камилла Кхан. Если всё пройдет гладко, они смогут вернуться к прежней жизни. — Погодите-ка! Так я две недели тут валяюсь? — в груди забилось чувство тревоги. — А как же Фрол Северов, отец Златы? Окур переглянулся с Львицей и добавил. — Всех нападающих взяли живьем. Злата и Фрол сейчас находятся там же, где и твоя семья. Их допрашивают. Надо понять, как культисты узнали о том, что беглецы от Корзы выжили и где те живут. — А сам Корза? — Убит, — Окур уловил мой настороженный взгляд. — Господин лично позаботился, чтобы эта мразь не смогла похитить больше ни одной души. Лабораторию Корзы сейчас изучают специалисты из дома Романовых. Как выяснилось, в некоторых областях науки и технологий культисты превосходят нас на десятки лет. Прионные симбионты и криптекс — прямое тому подтверждение. Поручик о чем-то задумался и покачал головой. — Я, пожалуй, соглашусь с Львицей. Ты тот еще гнойник вскрыл! — усач ухмыльнулся. — В Бюро Катастроф нашелся человек, способный расшифровать дневник Рудо “Падшего”. У нас есть имена полсотни темных героев. Как действующих, так и теперь уже мертвых. Ты, парень, и впрямь не представляешь, какую лавину дерьма нам удалось предотвратить. Один вопрос продолжал меня волновать.