Впервые за всё время своих «путешествий Сэмюел столкнулся с серьезной этической проблемой. Следует ли открыть Балтусу секрет Ван Эйка? Вдруг тем самым он изменит ход истории? В его времени было снято так много фильмов о том, как изменение незначительной детали в прошлом производит непредсказуемое и непоправимое воздействие на будущее... Вдруг это — как раз такой случай? Сэмюел не знал, как быть... Конечно, одно дело, если бы Балтус жил до Ван Эйка. Открыть ему секрет великого художника до того, как тот сам успел изобрести свои краски, было бы чудовищной ошибкой. Но Балтус и Ван Эйк живут в одну и ту же эпоху и даже в одном и том же городе... К тому же Балтус так добр по отношению к Сэму, и помочь ему — прекрасная возможность его отблагодарить... Причем сделать это следует очень тактично... — А вы не пробовали добавлять скипидар? Балтус озадаченно посмотрел на Сэма. — Что-что добавлять? — переспросил он. — Скипидар. — Вы имеете в виду экстракт смолы лиственницы? — Ну да. Мой... дедушка называл это просто скипидар. — При чём тут ваш дедушка? Сэмюел и сам призадумался, при чём тут, действительно, дедушка. — Ну... Дело в том, что мой дедушка тоже писал картины. — Ваш дедушка был художником? — Ну, не то чтобы... Он... Сэмюел увидел на рабочем столе глиняный горшок, в котором стояли кисти. — Он расписывал горшки. — Горшки? — Ну, или вазы. Да, точно, вазы... Украшал вазы рисунками. — Ну надо же. Любопытная идея. И какая же тут связь со скипидаром? — Мой дед всегда повторял: «Видишь ли, Сэмюел, для того, чтобы цвета были яркими, в краску следует добавлять немного скипидара». — Венецианского скипидара... — проговорил Балтус. — Экстракта смолы лиственницы... А в самом деле, почему бы не попробовать? Это благородная смола, которая могла бы неплохо смешаться с красками. Конечно, понадобится еще определить температуру варки, но, если добавить экстракт к маслу и пигментам, он наверняка придаст им вязкости и прозрачности... Венецианский скипидар! Признаюсь, о нем я как-то не думал! Тут входная дверь скрипнула, и Изер, напуганная дымом и запахом гари, закричала: — Папа! Папа! Всё в порядке?! — Я в мастерской, моя дорогая! Девушка вбежала в мастерскую, щеки у нее раскраснелись от мороза. — Папа, что тут творится? — Ничего страшного, — успокоил её Балтус. — Просто сгорел один мой пробный состав. Но наш друг подал мне одну исключительно ценную идею! Я немедленно отправлюсь в лавку пряностей на Большой площади, куплю себе кое-чего. А тем временем... Он перевел взгляд с Сэмюела на дочь и обратно. — Вы говорите, что любите живопись, господин Вааген? А кисть в руках держать умеете? Сможете закончить за меня эту картину? Он указал на портрет Изер, стоящий на мольберте. — Я? — Да-да, вы! Что мы теряем? Сам я завершить его смогу только спустя много дней — будет уже слишком поздно! Лицо почти готово, шея и волосы — тоже, нужно доделать только руки и складки платья. В худшем случае, если выйдет неудачно, оставим картину себе! А если результат нас устроит, попытаем счастья! Кто знает, вдруг вы унаследовали немного наклонностей своего деда? Сэм лишился дара речи. Балтус предлагал ему рисовать! По-настоящему! И к тому же кого — саму Изер! — Я не уверен, что справлюсь... — попробовал он запротестовать. — Ну же, давайте не будем ничего усложнять! Я прошу вас об услуге! Изер, милая, не заставляй молодого человека ждать, ступай, переоденься. Краски уже на палитре, вот видите, я их успел приготовить. Нужно только освежить их вот этой жидкостью. Работайте легкими мазками, особенно когда станете рисовать руки. Что же касается платья, то это самая темная часть, здесь будет полегче. Просто постарайтесь не менять то, что я уже сделал, и понемногу двигайтесь дальше. И помните, каким бы ни был результат, мы ничего не теряем! Балтус подхватил свою шубу и вихрем вылетел из дома, как будто спасался от пожара. Сэмюел остался в мастерской совсем один — и в полной растерянности. Он рассмотрел портрет, в общем удачный, но созданный без божественного вдохновения. В некоторых местах полотно оставалось белым, а кое-где карандашом были намечены контуры. Сэмюел никогда еще не рисовал на деревянной доске, обтянутой льном, но, раз Балтусу это удавалось... Через несколько минут вернулась Изер, одетая в прекрасное платье из черного бархата. Она села в кресло с золочеными подлокотниками, прямо перед мольбертом. Не говоря ни слова, она приняла нужную позу, и Сэм начал смешивать цвета. Он выбрал себе кисть и, как только ему удалось добиться достаточно бледного розово-оранжевого оттенка, стал делать набросок рук девушки. На первых мазках его собственные руки дрожали, но постепенно тонкие и нежные пальцы на ткани оживали, и он действовал увереннее. Сэм даже решался взглянуть на Изер, как художник, который старается уловить выражение модели. Сходство с Алисией Тоддс по-прежнему поражало его, только это была повзрослевшая Алисия, семнадцатилетняя и печальная. Через полчаса неловкого молчания Изер наконец нарушила тишину. — Вы определенно очень странный молодой человек, господин Вааген. Появляетесь на кладбище, чтобы спасти нас, чуть ли не с ума сводите моего отца каким-то странным рецептом, а теперь еще и выясняется, что вы умеете рисовать! Сэмюел не был уверен, что всё сказанное — комплимент в его адрес. — Похоже, вы так же недоверчивы, как шультгейс! — Шультгейс? Он приходил? — Да, буквально только что. По-моему, он хотел увидеть вас. Даже принес вам подарок. Сэмюел увидел, что пальцы девушки едва заметно дрогнули. — Ваш отец сказал мне, что вы собираетесь пожениться? — Так хочет он, — тихо ответила Изер. — Но не вы? — Дочь должна выполнять волю отца, не так ли? В ее голосе было примерно столько же тепла, сколько в ледяной воде канала. Сэмюел решил оставить свое мнение при себе. Сполоснул кисть и добавил каплю жидкости на темные цвета на палитре. Черный ему нужен был глубокий и вместе с тем такой, который передал бы бархатистость платья. Идеально подошел бы тон не слишком густой и немного отливающий цветом сливы. — Вы долго пробудете у нас? — спросила Изер после небольшой паузы. — Постараюсь не задерживаться, не беспокойтесь. Мне нужно только... нужно заработать немного денег. — Вращением колеса? — Если других возможностей у меня нет... — Однако я слышала, что на кран устраиваются работать не слишком достойные люди. Мелкие воришки и прочие проходимцы. Значит, и она тоже считает его сообщником кладбищенских бандитов! Все просто помешались на своих подозрениях! — Хочу вам напомнить, что ваш отец сам предложил мне устроиться на работу в порту. Я только приехал в Брюгге и никого здесь не знаю. Включая тех бандитов, которые напали на вас вчера, если вас это интересует. Изер немного помедлила, прежде чем ответить. — Я очень хочу вам верить, Сэмюел, — сказала она наконец. Балтус пребывал в страшном волнении. После обеда он сразу бросился к печи и уже три часа колдовал над ней: подбрасывал в огонь дрова, добавлял то масла, то скипидара, перемешивал всё это с изяществом шеф-повара. Вонь стояла до того тошнотворная, что пришлось распахнуть окна, несмотря на сильный мороз. Сэм с онемевшими от холода пальцами, зарывшись по самый нос в воротник пальто, изо всех сил старался изображать внимание, хотя на самом деле хотел только одного — спать. Но приготовление краски подходило к концу, и было бы невежливо проявлять нетерпение. — Получилось! — воскликнул Балтус. — Вы только посмотрите, какая яркость! Какая маслянистость! По-моему, я достиг желаемого! Прошу вас, принесите мне стеклянную бутыль. Сэмюел, покачиваясь от усталости, подчинился. Старик поставил на край печи бутылку и вставил в горлышко воронку. Затем осторожно перелил в бутылку содержимое кастрюли — жидкость янтарного цвета, чьи испарения щипали глаза. — Вот! Оставим это остывать до завтра. Утром я процежу состав через сито и проварю второй раз. Потом... Глаза Балтуса сияли, как у ребенка. — Потом я попробую этим писать. И если Богу будет угодно... Но я вас уже довольно измучил, мой мальчик, пора ложиться спать. Он закрыл бутыль с жидкостью влажной тряпочкой и, пока Сэм возился с окном, начал задувать свечи. — Спокойной ночи, Сэмюел Вааген, — сказал он. — И спасибо вам за скипидар! Сэмюел направился в свою комнату, но, как только огонек свечи в руках старика пропал из виду, вернулся в мастерскую. Ему нужен был инструмент, которым можно разрезать ткань. Ножниц он не нашел, поэтому взял со стола два острых ножа. В сумерках портрет Изер выглядел мрачновато, но Сэм всё равно гордился руками девушки: они выглядели почти так, как если бы их написал сам Балтус. Почти... Вернувшись к себе в каморку, Сэмюел достал из тайника (с одной из верхних деревянных балок) мобильный телефон и взглянул на дату: четверг, 10 июня, 23:11. Примерно шесть часов назад он покинул свою эпоху... Это еще терпимо, хотя бабушка, конечно, уже с ума сходит от волнения, и Лили тоже наверняка волнуется. Тем более что она — Сэм очень на это надеялся — постоянно вспоминает о брате! Сэмюел сосредоточился на функциях телефона: на завтра у него было много планов. Во-первых, он решил сделать несколько снимков города. Брюгге под снегом в 1430 году — сенсационный успех снимку гарантирован! Но действовать придется очень осторожно. Если его поймают здесь с такой штукой, не избежать тюрьмы или даже костра. Разобравшись с телефоном, Сэм начал изучать куртку, которую «одолжил» вчера у одного из разбойников — Мельхиора, если верить мальчишкам, вертевшим колесо. Куртка была кожаной, с шерстяной подкладкой. Может, получится вырезать в ней что-то вроде кармана, чтобы спрятать туда телефон, а еще сделать снаружи небольшое отверстие, через которое можно будет незаметно делать снимки? Правда, для этого утром придется попросить у Бонны иголку и нитку. Сэм исследовал внутреннюю сторону куртки в поисках наиболее удачного места для кармана и вдруг обнаружил едва заметный разрез под левым рукавом. Да у куртки уже и так был карман! Сэм просунул два пальца в тепло подкладки — места в самый раз для телефона, нужно только немного расширить верх... И вдруг пальцы его нащупали какую-то бумагу, аккуратно скрученную в трубочку. Он вынул бумагу на свет и развернул. Написано было очень неразборчиво, Сэм не сразу смог прочесть все слова, но в итоге расшифровал послание: