Когда они высадились на берегу живых, Сэм был потрясен красотой Фив. Город простирался на многие километры, поражая пышными постройками и монументами, которые перемежались группами узеньких улочек, и во всём этом преобладал сверкающий оттенок охры. Рынок кишмя кишел покупателями и товарами: люди кричали, толкались локтями, а прилавки ломились от фруктов, цветов, разноцветной глиняной посуды, живой птицы и тканей всех видов и сортов. Нут точно знала, что ей нужно, и ловко перемещалась среди людей и местного транспорта — ослов. У одного торговца она брала определенное количество фиг, у другого — именно такой пучок лука-порея и ни за что не желала купить кориандр ни у кого иного, кроме как у старой нубийки с морщинистым лицом. К несчастью, вскоре Сэм вынужден был признать страшную правду: на этом рынке никто не расплачивался деньгами. Все мастерски торговались друг с другом и обменивались товарами — например, Нут выменяла четыре медовые лепешки собственного приготовления на горшок гусиного жира и горшок воска. Жители Фив категорически не пользовались монетами, совсем! Они даже не знали об их существовании! Рынок был расположен рядом с храмом Амона. Храм оказался таким впечатляющим, что у Сэма глаза на лоб полезли. А еще ему в голову пришла одна | мысль... — Что случилось, Сем? —спросила у него Нут. — Просто я тут подумал... Это ведь храм Амона, в котором верховным жрецом был Сетни, да? — уточнил Сэм. Нут кивнула и подала ему знак говорить потише. — А с сыном Сетни вы знакомы? — вполголоса продолжал он. — Нет, знаю только, что зовут его Ахмосис. — Он, наверное, живет в Фивах? — Да, у него красивый дом радом с храмом Монту[20]. — А вы не могли бы... Не могли бы вы меня туда отвести? Нут нахмурилась. — Нив коем случае. Во-первых, я не знаю, где именно этот дом находится. И даже если бы знала, его рабы нас ни за что не впустили бы. Или тебе опять захотелось поступить в услужение? Сэмюел в ответ невнятно качнул головой. — Я хочу тебе напомнить, Сем, что ты пока нужен Пенебу. Если завтра ты не вернешься, ему грозят неприятности. Потерпи еще денек-другой! И Нут была права... Не прошло и часа после их возвращения из Фив, как в дом Пенеба ворвался знакомый Сэму писец в сопровождении двоих стражников. Нут встретила незваных гостей как ни в чём не бывало. — Ты к Пенебу, писец? — Нет, я к тебе. — Ко мне? — Жена лучше управления знает подход к мужу. Ты должна отговорить его от бунта. — Отговорить?! Но ведь их возмущение справедливо, писец! Мы уже почти месяц не получали платы! — Дело не в этом. Я говорил с визирем. Закрома пусты, нужно ждать, пока пшеницу и ячмень пришлют с севера. Две декады, максимум — три. Управление гробниц не в силах это ускорить. — Закрома пусты, но жрецы и писцы едят вдоволь! А у нас все запасы закончились. Если бы мы не исхитрялись как-то выкручиваться сами... — начала было она, но оборвала себя, испугавшись, что сказала уже слишком много. Впрочем, писец ничего не заметил. — Бунт ни к чему хорошему не приведет, — продолжал он. — От него никому не будет проку. Твой муж рискует потерять работу, и многие люди из его отряда — тоже. Что вы станете делать, если управление вас прогонит? — Пенеб — лучший скульптор в Фивах, и его люди — одни из самых умелых во всём Египте. Пройдет много лет, прежде чем управление сможет найти им замену. — Возможно, — произнес писец слащавым голосом. — Но готова ли ты идти на такой риск? Чего стоит даже самый лучший скульптор в мире, если у его семьи нет крыши над головой и его дети побираются на улицах? Насколько мне известно, Нут, у тебя двое очаровательных мальчишек. Я тебя очень прошу: подумай. Он направился к двери, но на пороге оглянулся. — Кстати, как успехи у племянника Пенеба? У Сэма, который, укрывшись на террасе, слышал каждое слово, пересохло во рту. — Ну как тебе сказать... — ответила Нут. — По-моему, он не слишком одарен. И смелости его работе не хватает. Пенеб уже подумывает о том, чтобы отправить его обратно к брату в Мемфис. — Так я и думал, — бросил писец с ухмылкой. — Слабак, сразу видно. И к тому же слишком бледный, даже как будто нездоровый. Если понадобится пара ударов плетью, чтобы кровь лучше циркулировала, приводи мальчишку ко мне. На следующий день, несмотря на визит писца, ситуация с управлением гробниц ничуть не улучшилась. Пенеб вернулся со стройки непривычно рано и к тому же — в сопровождении шестерых рабочих. Все они кипели от возмущения. — Усыпальница Сетни готова, — объявил Пенеб, опуская котомку на один из сундуков. — Мы прекращаем работу. — Прекращаете работу? — переспросила Нут, не веря своим ушам. — Мы обсудили это и пришли к единогласному решению. Больше мы не станем делать ничего до тех пор, пока не получим провизию. Правый отряд настроен так же... — И это еще не всё, — добавил самый мускулистый рабочий. — Мы решили отправиться во дворец с жалобой. У меня дома в бочках не осталось ни капли пива и вода уже зацвела. Наша трехлетняя дочка всё время плачет, просит пить и есть! — Мезу прав, — подхватил другой рабочий. — Надо идти к Рамсесу и требовать своего. Если сидеть здесь и ждать, ничего не произойдет! Да, — хором поддержали их остальные. — В храм Рамсеса! Во Дворец миллионов лет! Пока рабочие шумели, перебивая друг друга, Сэмюел подошел к Нут. — Ахмосис, сын Сетни... Он жрец в храме Рамсеса? Нут кивнула и ушла посмотреть, чем бы напоить и накормить гостей. Во всей этой суматохе Сэм снова вспомнил разговор, который подслушал в гробнице Сетни: «Через пять дней, — резко говорил таинственный голос, — будет полнолуние. Он придет совершать ритуальное омовение в храм Рамсеса. В шестой час ночи ты отправишь одного из своих людей к стене... Одной стрелы хватит». Кем еще мог быть этот самый «он», которого планировали убить и который приходил осматривать гробницу Сетни, если не Ахмосисом — сыном умершего жреца? Ахмосис, в свою очередь, являлся жрецом храма Рамсеса, и в его обязанности, возможно, входило исполнение определенных ритуалов в ночь полнолуния... Сэмюел стал лихорадочно считать на пальцах: один, два, три, четыре... пять. Он жил в Египте ровно пять дней! И надо же было закопать так глубоко в памяти все эти подробности! Объяснить это можно только тем, что он попросту боялся о них вспоминать... Как бы то ни было, он обязан предупредить Ахмосиса. Может, следует рассказать обо всём Пенебу и его рабочим? А что если один из заговорщиков — как раз кто-нибудь из жителей Сет-Маата? В таком случае Сэму не поздоровится. Нет, уж лучше воспользоваться забастовкой, пробраться в храм Рамсеса и попытаться всеми правдами и неправдами встретиться с Ахмосисом. Сетни наверняка знал что-нибудь о Камне. А до наступления ночи остается всего час или два... По Сет-Маату постепенно распространялась новость о походе во Дворец миллионов лет. Рабочие двух разных частей города, из левого и правого отрядов, стекались на площадь и какое-то время спорили, пока не пришли к согласию. Наконец в сопровождении жен и детей они направились к храму, на ходу придумывая лозунги: — Где наш ячмень? Где наша пшеница? — Визирь, ты должен нас услышать! — Наши дети голодают! — Писцы и жрецы, не молчите! Пока они шли, размахивая мотыгами и кирками, Сэм решился потихоньку навести справки у одного из соседей Пенеба: — Я никогда раньше не был в храме Рамсеса... Вы знаете, как там внутри? — Конечно, знаю. Даже принимал участие в росписи. Рамсес повелел построить храм для того, чтобы его величие было восславлено и при жизни, и в веках! Поэтому храм и называется Дворец миллионов лет... Незначительной доли богатств, которые там хранятся, хватило бы, чтобы кормить все Фивы в течение целого года! — Говорят, там есть бассейн для жрецов? — Мальчик, ты откуда такой взялся? В твоем городе что, не воздают почестей богам? Ясное дело, в храме есть бассейн! Справа, во втором дворе — в том, который по кругу засажен кустами и цветами. Но если ты собрался там освежиться, не надейся. Вход в бассейн храма открыт только для жрецов! И если попытаешься туда проникнуть, можешь мне поверить, с тебя три шкуры сдерут! Жена соседа толкнула его локтем в бок, он спохватился и продолжил выкрикивать вместе со всеми: — Наши дети голодают! Где наш ячмень? Где наша пшеница? Писцы и жрецы, не молчите! Сэмюел не решился продолжать расспросы. Триста жителей Сет-Маата шагали под вечерним солнцем минут пятнадцать и наконец остановились перед зданием,, похожим на неприступную крепость. Стены вокруг дворца были высотой не меньше пяти метров, и с дозорных башен в рабочих целились из луков солдаты. — Мы — строители царских гробниц! — крикнул Пенеб. — Пришли требовать достойной оплаты своего труда! Среди стражи поднялось волнение, в башнях зашушукались и засовещались, забегали вверх-вниз по лестницам. Минут через двадцать кто-то важный наконец свесился с одной из бойниц. — Сложите орудия перед главными воротами, — распорядился он. Писцы управления гробниц сейчас вас примут. В группе рабочих послышались радостные возгласы: власти готовы решать вопрос мирным путем! Они спокойно, один за другим, вошли в первые ворота, потом — во вторые и наконец остановились перед грандиозным входом в погребальный храм Рамсеса. Там, у входа в гигантское здание из необожженного кирпича, их встретил десяток писцов с факелами в руках. Писцы попросили рабочих выбрать пятерых, которые составят делегацию, и эта просьба вызвала новую волну криков и споров. Некоторые полагали, что делегатами следует назначить отцов семейств. Воспользовавшись неразберихой, Сэмюел огляделся по сторонам. Он находился в том самом втором дворе, о котором говорил сосед Пенеба, и опускавшиеся на двор сумерки были ему на руку. Вправо и влево расходились две аллеи, вдоль которых тянулись кусты и цветы. Бассейн был где-то совсем рядом... Сэм потихоньку пробрался к ближайшему кустарнику справа. Обвел взглядом стену и дозорные башни: никто не обращал на него ни малейшего внимания. Прижавшись к кустам, он опустился на корточки и полез между ветвями. Шорох тоже не заинтересовал никого из солдат... Сэм прикусил губу, чтобы не застонать, — ветки больно царапали кожу. Он вдохнул поглубже и полез дальше — и вскоре добрался до свободного пространства между живой изгородью и каменной стеной. Тогда он прошел вдоль стены в дальний конец двора, к финиковой пальме, и укрылся в ее листве. Двор отсюда не просматривался, но можно было, раздвинув листья пальмы, следить за аллеей, которая вела к бассейну, — если, конечно, сосед Пенеба не ошибся в описании. Теперь оставалось только ждать. Ждать и надеяться.