— Ты отказываешь? — Как легко, оказывается, мольба может обратиться в гнев. — Я не стану покупать твой меч, Стег. У таких, как мы с тобой, верность не продается. Я помогу тебе без всяких условий. Попробую помочь, потому что не знаю, смогу ли. А дальше сам решай, с кем ты будешь. Принято? — Принято, — Стег поклонился. Ниже, чем требовалось. Уважение, оно у таких, как мы, обоюдное. — Тогда рассказывай… Глава двадцать восьмая Хорошо выдержанная месть Славный своим удачным географическим положением град Чернигов тоже стоял на холме. Точнее, на нескольких холмах. Удачным же его расположение считалось потому, что располагался он на высоком правом берегу реки Десны, как раз в том месте, где в нее впадала еще одна речка поменьше[20]. Площадь стольный град Чернигов занимал немалую и укрепления тоже имел вполне приличные. Точно не хуже киевских. Но Чернигов-град как таковой нас не интересовал. Те, с кого предстояло спросить за геноцид Стегова рода, жили от города наособицу. И у них имелся свой укрепрайон. Тоже на берегу Десны, но вне основного города. Такая родовая твердыня была в Чернигове не единственной. Некоторые даже внутри городских стен располагались. Причины для подобной автономии были самые прозаические. В черниговском княжестве были представлены разные племенные союзы. И ладили они не лучше, чем, скажем, псковичи с эстами. То есть сосуществовали, мечтая о том, чтобы это сосуществование закончилось. Исчезновением соседа как этноса. Что, собственно, и произошло с родом Стега, который в те времена еще не носил варяжских усов и звался не Стегом Измором, а иначе и был вторым сыном боярина Видбора, в прошлом княжьего воеводы и первого кандидата в княжьи тести. К сожалению, кроме первого, был еще и второй кандидат, которого текущий расклад не устраивал. И, выбрав подходящий момент, этот нехороший человек решил изменить радикально приоритеты. То есть упразднить конкурента. Подходящим же моментом, как он решил, будет именно праздник. Хороший большой праздник, который способен существенно снизить боевые качества противника. Идея далеко не новая, но оттого не менее эффективная. Вспоминая об этом, Измор скрежетал зубами так, что даже лошади шарахались. И я его понимал. Сволочуга сумел выбрать правильное время. Вступление третьего сына боярина Видбора в мужской возраст. Пять лет. Именно в пять лет будущий воин должен был выбраться из-под юбки матери и вдеть ногу в стремя. То есть перебраться из женской половины дома в мужскую. Род у папы тогда еще не Измора был многочисленный, богатый, и праздник длился не один день, а целых три. Мог бы и дольше, но коварный соперник под покровом ночи напал на конкурентов, в связи с обильными возлияниями утративших бдительность, и вырезал всех празднующих, включая женщин и детей мужского пола, включая пятилетнего юбиляра. Причем напал не собственными силами, а привлек к резне проходивших мимо Чернигова нурманов. Измор под раздачу не попал, потому что в возрасте шестнадцати лет был отправлен родителем в гости к материнской родне, хузарской, кстати: нарабатывать боевую мощь. Эта самая родня и уговорила Стега не возвращаться. Дабы не последовать за отцом и братьями. Помочь ему родичи не захотели. Сочли неинтересным. Зато дали совет: с местью не торопиться, подрасти чуток, поднять боевые навыки и двигать на службу к ромеями. Почему к ромеям, а не, скажем, к тем же хузарам? Да потому что те и платили больше, и плевать им было, что ты язычник. Главное, чтоб хороший боец и без связей в империи. А вот у хузар иноверцу и чужаку карьеры не сделать. Даже мне с моей золотой байсой. Хотя байсу Стег тоже оценил. Сказал, что с ней любой хузарин до полутысячника включительно меня не только убивать не станет, но примет со всем уважением, накормит, спать уложит и при необходимости даже охрану обеспечит. Мне и моим людям. Но только охрану. Привлечь хузарский контингент для собственных операций я не смогу. Потому что на байсе ясно написано: я не хузарин, а всего лишь лицо, отмеченное личным расположением тархана. Читать по-хузарски Стег умел с пятого на десятое, но все же разобрал, что байса выводила меня из-под юрисдикции хузарских чиновников и командиров среднего ранга и всех хузарских союзников и подданных, независимо от их статуса. То есть пожелай киевский князь и хакан Аскольд привлечь меня к суду, ответил бы перед тарханом лично. Кстати, нахального угорского хана Ксабы это тоже касалось. В общем, полезная вещица. Но не спасение от всех бед, потому что тем же печенегам начхать на предписание тархана. Носителя байсы убьют, саму пластинку переплавят, и нет проблем. Степь большая, все спрячет. Но к истории Стега, тогда еще не Измора. На хузарскую родню он тогда крепко обиделся, но совету внял. Два года нарабатывал боевой опыт в степных заварушках, а потом отправился в Византию. Там он честно отслужил несколько лет в императорской гвардии, обзавелся друзьями… И недругами. Из числа тех самых нурманов, которые убивали родичей. Причем нурманы эти, числом четверо, даже и не подозревали, что дружелюбный варанг-десятник — их кровник. Они не узнали бы его, даже не смени он имя. Для викингов геноцид рода боярина Видбора был пусть и доходным, но вполне рядовым деянием. Зато для Стега общение с ними стало кладезем информации, поскольку тот узнал имена большей части их прежней команды. И очень огорчился, обнаружив, что один из них, причем самый главный из кровников, лично убивший боярина Видбора и его жену, уже покинул Константинополь и теперь до него не дотянуться. Однако оставшуюся тройку Стег упускать не собирался. И, увольняясь из рядов императорской гвардии, тогда еще не Измор решил отплатить кровникам той же монетой: устроил для друзей и недругов совместную пирушку, после которой все ее участники покинули византийскую столицу. Друзья — через парадные Золотые ворота, враги — по главной канализационной трубе. Вернувшись на историческую родину, но не в Чернигов, а в Киев вместе с обретенными за время службы друзьями, варягами, кстати, Стег без проблем (бывший варанг и крутой воин) вступил в общество почитателей Перуна и пару лет провел под знаменем князя Аскольда. Свое прозвище «Измор» Стег заработал именно в киевской дружине. А покинул он ее после того, как сходил с Аскольдом и его побратимом Диром в грабительский поход на своих прежних работодателей-ромеев. Увы, поход оказался неудачным. Еле ноги унесли. Осознав, что он мог вот так запросто погибнуть, так и не отомстив, Стег покинул киевскую дружину, прихватив с собой друзей, и наконец-то вступил обеими ногами, вернее, четырьмя копытами коня на путь мщения. Но четверо друзей — это не полусотня, которой он командовал у Аскольда. Так что всё, что ему удалось, — прикончить десяток-другой второстепенных персонажей. Добраться до главных врагов он не мог. Инициировавший геноцид боярин почти безвылазно сидел у себя в тереме, а его сынок, женившийся в итоге на той, которая планировалась Стегу в невестки, не появлялся нигде без изрядной свиты. И, понятное дело, выходить на честный бой не имел ни малейшего желания. Оставался еще вариант: пристрелить ворога. Но Измору он был не по душе. Стег желал поглядеть в глаза умирающего недруга и сообщить тому, кто именно его убил. В общем, примерно так, как Стег недавно прикончил убийцу своего отца во время приснопамятной игры в мячик. Но это Стегу просто подфартило. С одной стороны. А с другой — он частично раскрылся, и враг вполне мог о нем узнать (если раньше оставался в неведении) и принять соответствующие меры. Притом что у нехорошего боярина и без усиления позиции были достаточно крепкие. Вчетвером даже таким, как Измор со товарищи, врага не осилить. Вот почему Стегу понадобился я. Ну и мои славные хирдманы, само собой. Ненавижу, когда убивают детей. Понимаю, что это во мне остатки морали из прошлой жизни. Здесь ребенок — не ценность. Ценностью он станет, когда вырастет и начнет приносить пользу. Предложи Свартхёвди выбирать, кого спасти — жену или сына, он выберет жену. Хотя нет, это же мой брат. Он вытащит обоих. Как и я. Если сумею. А вот помочь Стегу я сумею наверняка. Это вчетвером кровника-детоубийцу за жабры не взять и потроха не выпустить. А сотни моих хирдманов хватит с лихвой. Но это не значит, что будет легко. Нам ведь не только надо всех злодеев перебить, но сделать это скрытно и без потерь. И это возможно, потому что местность для скрытного перемещения просто идеальная. Курганы. Целая куча курганов. И курганчиков. Так местные своих хоронят. Насыплют песочку, выкопают яму, сложат над ямой костер, положат на костер покойника вкупе с подобающими дарами: оружием, украшениями, регалиями, рабынями, конем. Или всего лишь козленком, если покойник небогат. Костер прогорит, угли и прочее свалятся в яму, которую засыплют опять-таки по мере возможности. Могут простую могилку метра на полтора, а могут и пятнадцатиметровый курганище соорудить. Курганы — это очень хорошо. Нас где-то сотня, а ночь лунная. Прятаться непросто. — Я первый пойду, — шепнул мне Измор, когда нужное укрепление замаячило на дистанции броска. Так себе укрепление, честно говоря. Заставы при волоках куда серьезней были. — Иди, — разрешил я. — Стрелки вас прикроют. Мясо для собак взял? — Ябирь взял. — Хорошо. Уговор не забыл? — Нет. Сердится. Это потому что я предупредил: тотальной резни не будет. Только мужчины и только те, кто выше двух локтей. Возможно, я неправ. Возможно, участь мальчишек без поддержки мужчин будет похуже, чем быстрая смерть. Но вряд ли. Это же не весь род. Это племенная верхушка. Разберутся как-нибудь меж своими. Не о том думаю. Надо думать о бое, а не о времени после победы. Расслабился. Но это потому, что я не вижу проигрышных вариантов. Даже если подоспеет какой-нибудь дежурный отряд из основной крепости, мы и с ним справимся. И уйдем точно раньше, чем в дело вступит черниговская дружина. Пустяковая операция. Сотни хирдманов — выше крыши. Однако Рюрик Измору этой сотни не дал. Политик, блин. Человек, даже человек полезный, для него не брат по палубе, а инструмент. — Не торопись, — я перехватил скользнувшего мимо Медвежонка. — Стег сам ворота откроет. И пожалуйста… — Помню я, не нуди, — проворчал брат. Главная проблема берсерка — не озвереть без необходимости. Залаяли псы и сразу умолкли. Не брать еду у чужих здесь собак мало кто учит. Наоборот, кто кормит, тот и свой. Стег и его дружки перебрались через частокол. Ни грозного рычания на подворье, ни звуков спущенных тетив рядом я не услышал. Удивительная беспечность для здешних краев. — Открывают, — сказал Медвежонок. — Я иду? — Давай. Свартхёвди взлаял визгливо, по-лисьи (сигнал), и замерший в низком старте хирд рванул вперед. Причем не толпой, а согласно отработанной тактике. Тяжи, потом дренги, которые на флангах прикрывают стрелков. Привычка. Этой ночью прикрывать без надобности. Я, как всегда, где-то в серединке. Потому что бегаю хуже прочих большинства. Особенно в доспехах. Хирд втек в раскрытые ворота, и бойцы тут же распределились. Опять-таки согласно тактике. Хускарлы — в дом, дренги — проверка хозяйственных помещений, стрелки — общее прикрытие. Разведку мы не проводили, но, по словам Стега, народу в родовом укреплении не так уж много: сотни три. Из которых бойцов от силы полсотни. И, скорее всего, из этой полусотни действительно бойцов — десяток-полтора. Остальные так, ополченцы. Короткий придушенный вопль и заполошное лошадиное ржание. И тут же мужской рык: «Враги! К оружию!» А потом звон железа, который перекрыл женский визг. Я отодвинул в сторону кого-то из кирьялов и шагнул к крыльцу. Из-под крыльца на меня зарычали. И только. На таких, как я, псы здесь на нападают. Естественный отбор в действии. Двери уже снесли. По ту сторону порога — покойник. Густой запах дерьма, крови и мочи. Так пахнет война. Позже добавится еще запах мертвечины, но нас к этому времени здесь уже не будет. Пахло войной, но это была не война. Резня. Все закончилось минут за десять. Я мечей из ножен так и не вынул. Сопротивления, считай, не было. По-настоящему дрались только сам глава рода, два его сына и еще один умелец. Этот даже ухитрился развалить щит Фридлейва, что вообще-то достижение. Фридлейв до того, как попасть ко мне, был не кем-нибудь, а хускарлом самого Рагнара. Потерь не было, сколько-нибудь серьезно раненных тоже. Самое существенное повреждение получил Искуси. Его тяпнули за щеку. Причем не собака, а девка, которую юный хускарл решил потискать. — Ты удовлетворен? — спросил я Стега. — Да. Теперь я готов отдать тебе свой меч.