– Ее башню сделали музеем, как домик Белоснежки, и повесили канат, по которому туристы при желании могут забраться наверх, – сказал Пиноккио. – Эх, видели бы вы Эллу на этом канате! Хоть она и позвала на помощь птиц – но много ли от них проку? Так и ползла, как слон по веревочке. – Помолчал бы лучше, растопка каминная! – огрызнулась Золушка. Бензель и Гретель применили примерно такую же тактику и пересидели трудное время в старом пряничном домике, который теперь тоже стал одной из достопримечательностей. – Зомби-ведьма есть настолько глюпый, что никак не подумайт, что ми можем возвращайт себя в ее хаус, – пояснил Гензель. – Натюрлих, это был мой плодотворный идей. – Его идей! Ха-ха! Твой идей был только один – сожрайт половин крыша, – возразила Гретель. Агата обратила внимание, как напряженно слушает этот рассказ Эстер, и внезапно вспомнила портрет ведьмы, который она видела в Старой школе. – Эстер, это же твой домик! – прошептала Агата. – А та ведьма – твоя мать! И она жива!.. Она где-то в лесу… – Она не жива, Агата. Она зомби и находится во власти Директора школы, – прошипела в ответ Эстер. – А я не настолько сентиментальна, чтобы считать своей мамочкой вылезшую из могилы куклу с мертвыми белыми глазами. – Эстер, я знаю, ты гордишься своей выдержкой, – тревожным шепотом продолжила Агата, – но все равно – как ты можешь сидеть и спокойно слушать этих стариков?! Ведь это они убили ее! – Самая большая ошибка, которую может совершить злодей, – это поддаться жажде мести, – тяжело взглянула на нее Эстер. – В конце концов, Гензель и Гретель были всего лишь голодными детьми, пытавшимися выжить в лесу. Мать приняла их за легкую добычу – и просчиталась. Гензель и Гретель убили ее только потому, что у них не было другого выхода. Как говорится, ничего личного, – Эстер перевела взгляд на дряхлых брата и сестру. – Нет, это не значит, конечно, что мне приятно смотреть на их баварские рожи, но, с другой стороны, та их история по большому счету не имеет ко мне никакого отношения. Агата заметила, с каким трепетом смотрят на подругу Дот и Анадиль, и подумала, что среди всех собравшихся в этой комнате героев – и старых, и молодых – самый великий герой – это Эстер. – Я как-то раньше об этом не думала, – зашептала Дот, обращаясь к Агате, – но ей, наверное, трудно иметь такую подругу, как я. Ведь по-хорошему, это меня должна была съесть ее мать, а не этих, – она кивнула в сторону Гензеля и Гретель. – Приди я в тот день к пряничному домику вместо них – и мать Эстер осталась бы жива. Гретель спасла Гензеля потому, что любила его, а я была одна, и меня зажарили бы в печи. Вот почему я не всегдашница. Потому что я никому не интересна настолько, чтобы меня еще спасать. – Неправда, – прозвучал голос Эстер. – Это не так. Дот покраснела. Агата попробовала переключиться на историю, которую рассказывали Джек и Брайер Роуз, но никак не могла сосредоточиться. Вслед за ними свои истории поведали и другие герои – Красная Шапочка, принцесса Ума, Юба, Белый Кролик, а потом… Потом наступила тишина. Все медленно повернули головы к сидевшему во главе стола магу и перестали улыбаться. Мерлин снял с головы шляпу. – Семь дней, – сказал он. – По подсчетам Юбы, солнцу над нашими лесами осталось светить всего семь дней. Если мы хотим прожить дольше, чем эту неделю, у нас нет иного выбора, как только идти в наступление на школу Зла, и Директор отлично это понимает. Понимает и, боюсь, уже готовит для нас западню. Старый маг тяжело вздохнул, пожевал губами и продолжил: – В то же время в лесах погибло уже так много наших товарищей – сказочных героев, что прикрывающий мир читателей защитный барьер почти разрушен. Если погибнет кто-то из членов нашей старой Лиги, этот барьер, как я подозреваю, рухнет окончательно и Директор прорвется в мир читателей чтобы, как он надеется, навсегда уничтожить Добро. На какое-то время в столовой повисла звенящая тишина. – Я не понимаю, почему Директор не может просто убить вот этих двух бездельников? – спросила Золушка, указывая пухлой рукой на Агату и Тедроса. – Ему что, этого мало? Почему? Это же их сказка, будь она неладна. Зачем, объясните мне, зачем Директору понадобился этот Дальний лес? – Хороший вопрос. Мне тоже хотелось бы знать ответ на него, – сказал Мерлин. – Но я не сомневаюсь, он и Агату с Тедросом убьет, если только ему подвернется случай. Агата и Тедрос тревожно переглянулись. – По-моему, совершенно очевидно, что Директору очень хочется, чтобы эта волшебная сказка была жестокой и злой и в ней и намека на Добро не осталось, – продолжил Мерлин. – Очень многое из нашего прошлого он уже переписал. Теперь у него на прицеле будущее. Он уверен, что тот конец сказки, который задумал он, сделает Зло непобедимым и неуязвимым. – У тебя есть какие-нибудь соображения насчет того, что это может быть за конец? – спросила принцесса Ума. – Ничего конкретного, одни лишь догадки, – ответил Мерлин. – Но я твердо уверен в одном: наша единственная надежда – это поймать Софи и заставить ее уничтожить кольцо. Агате стало не по себе, когда она вспомнила, что ее лучшая подруга теперь ее злейший враг. – Ну и что же нам делать? – спросила Красная Шапочка. – Идти на штурм Школы, разумеется, – улыбнулся Мерлин. Старые герои настороженно переглянулись. – Хорошо. А какие добрые королевства к нам присоединятся? – спросил Джек. – Как минимум, нам потребуется помощь Девичьей долины, Гилликина и Эвондейла. Как минимум! – Ни одного, – ответил Мерлин. – Как это?! – ахнула Брайер Роуз. – А вот так. Ни одно доброе королевство к нам не присоединится. В комнате снова стало тихо-тихо. – Послушай, Мерлин, – сказал наконец Питер Пэн. – Директор школы молод и силен. У него армия из двух сотен старых злодеев, убить которых можно только огнем. Плюс юные ученики его школы… – Оставьте эту проблему мне, – сказал Мерлин. – А вы, старые члены Лиги, лучше поработайте-ка тем временем с нашими молодыми героями – Агатой, Тедросом, Хортом, Эстер, Анадиль и Дот – и подготовьте их к бою. Объясните, с кем нам предстоит столкнуться. Уж своих-то злодеев, я полагаю, вы должны знать как облупленных. Ровно через неделю мы выступаем на войну. – Но мы же есть, как это… дряхлый перец! – вскричал Гензель. – А они есть юный идиотен! – подхватила Гретель. – Этот миссий не быть выполним! – Дурь какая-то, – согласилась с ними Золушка. – Самоубийство, – кивнула Красная Шапочка. – Либо дурь и самоубийство, либо нам свернут шею ваши злодеи. Выбора нет, – сказала Агата, поднимаясь на ноги. Все обернулись к ней. Тедрос удивленно посмотрел на Агату, у которой в эту минуту оказалось больше куража, чем у него самого. А у Агаты под короной выступили капельки пота. Встать-то она встала, а вот о том, что скажет, подумать не успела. И тут она заметила притулившуюся в углу столовой Гвиневру. Бывшая королева улыбнулась, ободряюще кивнула Агате, и та снова почувствовала уверенность в себе. – Моя мать умерла ради того, чтобы я жила, – начала Агата, продолжая следить глазами за Гвиневрой, словно подбирая с ее помощью нужные слова. – Большую часть жизни я ошибочно считала маму бестолковой, старой, оторванной от реальности и не понимающей, как трудно быть молодым. Я никогда не обращала на нее особого внимания, точно так же как мы с Тедросом не обратили никакого внимания на вас, когда впервые попали в вашу пещеру. – Да неужели? – перебил ее Питер. – По-моему, еще как обратили! Твой приятель назвал нашу пещеру богадельней, а нас самих мумиями ходячими! – Ну, на наш счет у вас тогда тоже сложилось свое мнение, – парировала Агата. – Вы, как и моя мама, решили, что мы слишком молодые, а следовательно, легкомысленные и бестолковые. Старые герои закивали в знак согласия. – Но в конце своей жизни моя мама сделала все, чтобы спасти меня, – продолжила Агата. – И спасла, направив к вам. Обратите внимание – не в какое-нибудь королевство, которое кишит воинами, не к рыцарям, а к группе легендарных старых героев, которые, как она знала, сумеют меня защитить. И она была права, моя мама, – разве нет? Вот почему я полагаюсь на вас, независимо от того, как мало вы полагаетесь на нас, молодых, или на самих себя. К сожалению, я не слушала маму, когда она была жива. Но я слушаю ее сейчас. Мы с моими друзьями расскажем вам все, что нам известно о Директоре и его школе. В свою очередь, вы расскажете нам, как лучше всего защититься от ваших старых врагов. А Мерлин пускай тем временем продумывает план боевой операции. Наша задача – услышать друг друга, всегдашников и никогдашников, молодых и старых. А если кто-нибудь не хочет стать частью нашей армии, пусть уходит. Прямо сейчас. И посмотрим, долго ли он продержится в лесах в одиночку. Тут со своего места поднялся Мерлин, и все взгляды устремились на него. – Нет-нет, не волнуйтесь, я не ухожу, – сказал он. – Ноги слегка затекли, хочу их размять. В ответ раздался дружный смех. Агата увидела, как ей улыбается Тедрос – его лицо смягчилось, будто слова, сказанные Агатой о ее матери, значили для него ничуть не меньше, чем для нее самой. – Ну что ж, теперь, когда наша новая королева задала тон совместной работе, давайте приступать к делу, – сказал Мерлин. Он повел пальцем – и на столе появились маленькие мраморные фигурки всех, кто был сейчас в этой комнате. – Каждый молодой ученик пойдет в паре со старым героем… Агата втиснулась между Эстер и Хортом, чтобы лучше видеть стол, на котором Мерлин уже начал расставлять фигурки парами. Дот с Красной Шапочкой, Анадиль с Джеком и Брайер Роуз… Агата никак не могла сосредоточиться. Кожа на голове под короной ужасно чесалась. Агата подняла голову, надеясь, что Тедрос стоит достаточно далеко, чтобы можно было потихоньку снять корону… Но Тедроса она не увидела. А обведя взглядом всю гостиную, обнаружила, что вместе с ним исчезла и Гвиневра. Потом негромко стукнула входная дверь – Агата повернула голову и увидела сквозь оконную занавеску тень принца, который вел свою мать по лугу прочь от дома. – Внимание, – толкнула ее локтем в бок Эстер. Агата обернулась к столу. Старый маг смотрел прямо на нее, говоря что-то про ее наставника и ее задачу в предстоящей войне… А Агата стояла и улыбалась, потому что на какой-то миг она почувствовала себя так, словно предстоящая война уже была выиграна. 28. Из двух зол Что нравилось Тедросу в девушках, так это их постоянная готовность вести разговор. При этом его собственная роль сводилась в основном к тому, чтобы слушать, поддакивать и при этом пытаться понять, что же за колесики крутятся в их сложных маленьких головках. Он редко понимал ход женских мыслей, женскую логику, поэтому всегда предпочитал загадочно и гордо молчать.