Я сдвигаю в сторону ее кружевные трусики, и у нее вырывается изумленный вздох, когда я провожу пальцем по увлажненной ложбинке между ее бедер. – Всегда хочешь меня, даже сейчас. Я стягиваю с нее трусики и двумя пальцами ласкаю влажную плоть. Вскрикнув, она выгибает спину и упирается в руль, и я чувствую, как ее тело расслабляется. Отодвигаю кресло назад, чтобы было больше места в маленькой машине. – Тебе не удастся отвлечь меня… На мгновение я убираю пальцы, а затем снова резко погружаю их внутрь, заставляя ее замолчать прежде, чем с губ сорвутся очередные слова. – Нет, детка, удастся, – шепчу я ей на ухо. – Перестанешь драться, если отпущу руки? Она кивает. Секунду спустя ее пальцы зарываются в мои волосы, и я одной рукой стягиваю верхнюю часть ее платья до талии. Несмотря на цвет невинности, белый кружевной лифчик вызывает греховное вожделение. Тесса, ее светлые волосы и белый комплект нижнего белья составляют контраст с моими темными волосами и одеждой. Есть что-то чертовски эротичное в этом контрасте: татуировка на моем запястье, мраморная кожа ее бедер. Мои пальцы проникают все глубже, ее тихие стоны и всхлипы наполняют воздух, а мои глаза бесстыдно блуждают от ее плоского живота к груди и обратно. Я отвожу взгляд от ее безупречной груди, чтобы проверить парковку. Окна в машине тонированы, но мне хочется убедиться, что на этой стороне улицы больше никого нет. Одной рукой я расстегиваю ее лифчик, а другой немного замедляю ласки. Она протестующе вскрикивает, но я даже не прячу улыбку. – Пожалуйста, – умоляет она, желая, чтобы я продолжал. – Пожалуйста, что? Скажи мне, чего ты хочешь, – упрашиваю я, как всегда делал это с самого начала наших отношений. Мне всегда казалось, что, пока она не выскажется вслух, ее желание притворно. Она никак не могла хотеть меня так же сильно, как хотел ее я. Тесса берет мою руку и кладет ее обратно между своих ног. – Прикасайся ко мне. Она хочет, жаждет меня, нуждается во мне, и я люблю ее больше, чем она может себе представить. Мне это нужно – нужно, чтобы она отвлекала меня, чтобы помогала избавиться от всего этого дерьма – хотя бы ненадолго. Я даю ей желаемое. Она стонет и зовет меня по имени, закусывая губы. Ее рука, проскользнув под моей, сжимается на моих джинсах. Я так возбужден, что это причиняет боль. Прикосновения и поглаживания Тессы уже не помогают. – Я хочу войти в тебя сейчас, не могу больше. Я провожу языком по ее груди. Она кивает и закатывает глаза, а я начинаю посасывать чувствительный сосок, свободной рукой потирая его брата-близнеца. – Хар… дин, – выдыхает она. Ей уже не терпится сорвать с меня джинсы и трусы. Я приподнимаюсь, чтобы она могла стянуть джинсы с моих бедер. Мои пальцы по-прежнему двигаются у нее внутри, достаточно медленно, чтобы сводить ее с ума. Я вынимаю и подношу их к ее припухшим губам. Она облизывает их, ее язык скользит вверх-вниз, и я, застонав, поспешно отстраняюсь, чуть не кончив. Приподняв за бедра, я опускаю ее на себя. Мы одновременно стонем, отчаянно нуждаясь друг в друге. – Мы должны быть вместе, – говорит она, притягивая меня за волосы, пока наши губы не оказываются на одном уровне. Чувствует ли она трусливое «прощай» в моем дыхании? – Нам придется расстаться, – отвечаю я, а она начинает двигать бедрами. «Черт». Тесса медленно приподнимается: – Я не буду заставлять тебя хотеть меня. Не буду. Я начинаю паниковать, но все мысли исчезают, как только она медленно опускается обратно, а затем снова скользит вверх, продолжая пытку. Она наклоняется вперед, чтобы поцеловать меня, и ее язык касается моего. Она перехватывает контроль. – Я хочу тебя, – выдыхаю я ей в рот. – Всегда хочу тебя, и ты это знаешь. Она ускоряет темп, и из моей груди вырывается глухой стон. Черт, она смерти моей хочет. – Ты бросаешь меня. Ее язык скользит по моей нижней губе, а я тянусь вниз, туда, где сливаются наши тела, и смыкаю пальцы на ее набухшем клиторе. – Люблю тебя, – говорю я, не в состоянии подобрать других слов, и заставляю ее замолчать, потирая и нежно сжимая чувствительный бугорок. – Боже. Ее голова падает мне на плечо. Она обнимает меня за шею. – Я люблю тебя, – практически рыдает она, сжимаясь вокруг меня в сладких конвульсиях. Я кончаю практически сразу вслед за ней, наполняя ее каждой своей каплей, в прямом и переносном смысле этого слова. Несколько минут тишины, мои глаза закрыты, я обнимаю ее. Мы оба вспотели, обогреватель все еще работает, но я не хочу отпускать ее даже на то короткое мгновение, которое требуется, чтобы его выключить. – О чем ты думаешь? – в конце концов спрашиваю я. Ее голова лежит на моей груди, дыхание медленное и спокойное. – Хочу, чтобы ты всегда был рядом, – отвечает она, не открывая глаз. Всегда. Хотел ли я от нее чего-то меньшего? – Я тоже, – говорю я, желая пообещать ей то будущее, которого она заслуживает. Проходит еще несколько минут, и тишину разрывает звонок телефона Тессы. Я инстинктивно тянусь к нему и, передвинув оба наших тела, поднимаю с пола. – Это Кимберли, – говорю я, передавая телефон. Два часа спустя мы стучим в дверь номера отеля. Я почти уверен, что мы ошиблись номером, но на пороге появляется Кимберли: покрасневшие глаза, ни намека на макияж. Без макияжа она мне нравится даже больше, но сейчас у нее такой изможденный вид, словно она выплакала не только все свои слезы, но и чьи-то еще. – Входите. Утро просто бесконечное, – говорит она без обычных дерзких ноток в голосе. Тесса тут же обнимает ее за талию, и Кимберли начинает рыдать. Стоя в дверях, я чувствую себя ужасно неловко. Ким меня раздражает, к тому же она не из тех, кто в минуты слабости стремится окружить себя другими людьми. Оставив их в гостиной просторного люкса, я перебираюсь на кухню, наливаю себе кофе и сижу, уставившись в стену, пока рыдания в соседней комнате плавно не перетекают в приглушенный разговор. Пока что побуду в сторонке. – А папа вернется? – раздается откуда-то сбоку спокойный голос, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности. Опустив голову, я замечаю зеленоглазого Смита, усевшегося на пластиковый стульчик рядом со мной. Даже не слышал, как он вошел. Пожав плечами, я сажусь обратно и продолжаю сверлить взглядом стену. – Думаю, да. Наверное, нужно ему рассказать, какой отличный парень его отец… наш отец… «Боже». Странное маленькое существо передо мной – мой чертов братец. Это никак не может уложиться у меня в голове. Я смотрю на Смита, и он воспринимает мой взгляд как повод для продолжения разговора: – Кимберли сказала, что он в беде, но может выкрутиться, если откупится. Что это значит? Эти его расспросы и то, что он, сунув нос не в свои дела, подслушал чужой разговор, так забавны, что я не могу не рассмеяться. – Думаю, дело вот в чем, – бормочу я. – Она просто имеет в виду, что скоро с ним все будет в порядке. Почему бы тебе не пойти к Кимберли и Тессе? – Мою грудь опаляет огнем, когда я произношу ее имя. Он смотрит в сторону, откуда доносятся голоса, потом глубокомысленно оглядывает меня: – Они сердятся на тебя, особенно Кимберли. Но еще больше она сердится на папу, поэтому тебе бояться нечего. – Со временем ты поймешь, что женщины всегда сердятся. – Да, пока не умрут. Как моя мама, – кивает он в ответ. У меня от удивления отвисает челюсть, и я поворачиваюсь к нему. – Не нужно болтать о таких вещах. Все будут думать, что с тобой… что-то не то. Он пожимает плечами, будто говоря, что его и так считают странным. Наверное, это правда. – Мой папа хороший. Он не плохой. – Не плохой? – Я стараюсь не смотреть в его зеленые глаза. – Он водит меня по разным местам, говорит мне хорошие слова. Смит кладет на стол деталь игрушечного поезда. И что он нашел в этих поездах? – И?.. – говорю я, сдерживая нахлынувшие чувства. «Почему он вспомнил об этом сейчас?»