Сын всполошился, увидев зареванную мать. Бросился выяснять, кто ее обидел. Да еще эдак огляделся окрест, словно высматривая обидчика. Потом начал успокаивать Марысю. Что-то бросил через плечо подавшему было голос плюгавому мужичку несносного характера, которому чужая боль как бальзам по сердцу. Тот стушевался и принялся деловито осматривать телегу. Угу. Анджей не Лешек, спуску никому не даст. Так-то к взрослым со всем вежеством. Но тут такое дело, что сам вдруг стал старшим в семье, а потому и статус его резко изменился. Да, молод. Ну а кому теперь быть заступником, как не ему? Ага, а вот и владыка Милош припожаловал. Подошел к Марысе с Анджеем, спросил о чем-то. Недовольно скривился, похоже, тема с пропавшим холопом настроения ему не добавляла. О чем-то поинтересовался у Кшиштофа, обстоятельного мужика, что был на хорошем счету после Лешека. Получил ответ и, удовлетворенно кивнув, направился в сторону трактира. Хм… А почему бы не закрыть вопрос с семьей прямо сейчас? Все, что для этого нужно, собралось в одну кучу. Дружинников поблизости нет. Да и Милош не дерьмо по жизни, а вполне адекватный мужик. В смысле, воин, конечно. Спеси, присущей шляхтичам, о которой слышал Михаил в своем мире, здесь пока не водится. Сейчас они только-только определяются как сословие. – Здрав будь, Милош Крупа, – сказал он, присаживаясь за стол напротив владыки. – Лешек? – от удивления позабыв возмутиться, произнес тот. – Он самый. Ты только не шуми, пока я тебе все не расскажу. – Видать, не обозналась Марыся. – Не обозналась. – Ну рассказывай, где тебя носило почитай месяц? И отчего ты тут стоишь весь из себя нарядный, в дорогой броне? – не стал сразу брать в оборот беглого холопа владыка. Понимает, что коли тот вот так заявился, да расхаживает в воинском облачении, то все это неспроста. А коли так, то лучше бы для начала выяснить, что к чему, и уж потом стоять за свою правду. – Эй, красавица, блюдо с мясом и кружку пива, – повысив голос, позвал Михаил. – В тот день я хорошо расторговался и, купив сукно, направился домой. Но по дороге на меня напали лихие людишки. Оглоушили да обобрали до нитки. Как есть нагого бросили помирать в лесу. – И чего же не вернулся, когда оклемался? Поди, семья у тебя. Да и я не зверь лютый. – А не вернулся, потому как память мне отшибло. Кто я, откуда, какого роду, ничего не помнил. Подобрал меня купеческий караван. И коли дело такое, то и похолопил меня купец. А два дня спустя напали на нас лихие. Пока дружинники дрались, я подхватил лук да и подстрелил троих. Оказалось, что я на загляденье мечу стрелы. Старший дружины приметил это и взял меня к себе. Торговец противиться не стал, потому как вои отстояли его караван, да и я в стороне не остался. В бою том их вой пал, вот и дали мне его имя – Михайло. Принесли заказ, и Романов, вооружившись ножом, подступился к исходящему паром мясу. Отрезал кусок, отправил его в рот. Запил пивом. Не таким добрым, но и не моча какая. Серединка. Нормально. Милош также налегал на еду, поглядывая на собеседника. – Сходил я с ними на Русь, да вот обратно вернулись. А тут на торжище Марыся меня признала. Поначалу-то я ничего не помнил, но как побежала она от меня зареванная, так и вспомнил все. Пошел вслед. Но открываться не хочу. – Отчего так? Поди, жили-то душа в душу. – Дружина думает, что я вой, коего ограбили, просто не помню этого. А как прознают, что я из холопов, глядишь, и отринут еще. А мне нравится новая жизнь. – И как нам быть? – Посекли бы в тот день дружину, коли я не вмешался бы. Как подстрелил первого, так весы и закачались, со вторым чаша в нашу сторону начала клониться, а с третьим и вконец перевесила. Потому все взятое с тех татей мне и осталось. Вот. – Кошель с монетами глухо брякнул о стол. – Здесь с лихвой и за выкуп семьи, и за утраченное твое добро, и подать за клин земли, на десять лет вперед. – Хм… А не боишься вот так, келейно со мной рядиться? Поди, домой-то не вернешься. А ну как обману? – Не обманешь. Крут ты норовом, Милош, но живешь по чести. А потому вот. – На стол лег второй кошель. – Это деньги для моей семьи. Там достанет на то, чтобы поднять новое подворье от избы до сохи. Еще и останется. Можешь рассказать им о том, что со мной приключилось, но только когда вернетесь домой. И еще скажи, что навещу их к концу будущей весны. Сейчас никак. Вот так. Чтобы не особо расслаблялся и помнил, что Михаил еще вернется, да проконтролирует, как тот выполнил условия сделки. Склонности к обману прежде за владыкой не водилось. Но мало ли как оно обернется, когда Милош заглянет в мешочки. Там ведь и впрямь немалая сумма. Впрочем, и недостаточная, чтобы из-за нее поступиться честью. Разумеется, если Михаил правильно его просчитал на основе воспоминаний Лешека и личного впечатления. С другой стороны, это всего лишь деньги. Сдержит обещание – хорошо. Не сдержит – для семьи ничего не изменится. За год ситуация с заговором разрешится так или иначе, и Романов непременно навестит дом реципиента. И если вскроет обман, то владыке не поздоровится. – Изменился ты, Лешек. Вроде и месяц только тебя не видел, а ты совсем иным стал. И взгляд, и стать, и повадки. Не сознайся, что ты это ты, так пришлось бы мне виниться, что обознался, – покачал головой Милош. – Говорю же, жизнь у меня пошла иная. И не Лешек я нынче, а Михайло, – вновь отрезая кусок мяса, поправил он собеседника. – Добро. Сделаю все, как ты о том просишь. Объявлю на общем сходе о случившемся с тобой и о нашем ряде. – Вот и договорились, – удовлетворенно кивнул Михаил. Закончив трапезу, Романов направился к городским воротам. В городе ему делать попросту нечего. Все, что было намечено, исполнил, и даже сверх того. Можно возвращаться на постоялый двор. Он уже был у ворот, когда путь ему преградили трое дюжих воев, с явно недружественным настроем. Сзади подошли еще двое. – Лешек? – поинтересовался старший. – Михайло, – покачав головой, возразил Романов. – А нам сказали, что ты беглый холоп Лешек, что обрядился в честного воя. – Соврал вам тот, кто такое сказал. – Князь разберется. Но то завтра. А до того в порубе побудешь. – О! А что это тут творится? – удивился возникший из ниоткуда Зван. – Да вот, им сказал кто-то, что я беглый холоп. – Кто сказал такую глупость? – удивился дружинник. – Владыка Милош Крупа, – пояснил старший. – Так он пусть сначала проспится, а там уж и несет околесицу. – Я ничего не несу. Это мой беглый холоп, – произнес подошедший Милош. – Ну так ты сам бы взял да и посадил его на цепь, коли он твой холоп. Поди, сам-то вой знатный и десяток за раз таких уложишь, – не унимался балагур. – Зван, не кипятись. Слово брошено, стража службу свою справляет, а князь завтра разберется. Ты вот что, расскажи обо всем Горазду и подержи у себя мои вещи, – снимая пояс с деньгами, оружие и кольчугу, попросил Михаил. – Это мне что же, тяжесть эту таскать за тобой? – возмутился парень, который, к слову сказать, был в обычной рубахе, разве только меч на поясе. – Ну вот так все получилось, – пожал плечами Михаил. – Ла-адно, присмотрю. Только учти, с тебя потом пиво. – Договорились. Ну что, ведите в поруб, служивые. А ты… как там тебя? Милош? Гляди, я тебе этого так не спущу. Владыка только ухмыльнулся. Ну чем ему может угрожать холоп? Признаться, он бы и сам скрутил Лешека в бараний рог, да вернул обратно. Но опасался возможных неприятностей от принявшей того в свои ряды дружины. А что до выкупа – все имущество холопа принадлежит владыке. Выкупиться, конечно, можно, только для начала не мешало бы оговорить сумму с хозяином. А он волен назначать ее по своему усмотрению. Лешек же отчего-то решил, что сам может определять цену. Как бы не так! Ночь в порубе прошла тихо и мирно. Сидельцы и не подумали задевать воя. А то ведь эдак и до беды недалеко. А так-то, коли не лезет ни к кому, пусть сидит. Нар на всех хватает. Толкаться не приходится. Ну, подумаешь, уступить пришлось место, что подальше от отхожего ведра, так то не беда. Нормально, в общем, переночевал. Если только не учитывать смрад. Утро не задалось. В том плане, что князь решил оставить разбор дела Михаила напоследок. Возможно, как наиболее интересное. Как говорится, на десерт. Ну что тут сказать, прав князюшка. Скучно не будет точно. Только вот сидеть в этой вонище… У Романова возникло ощущение, что он пропитался ею насквозь и она висит на нем буквально слоями. С другой стороны, Романову повезло. Не каждый же день князь устраивает суды. С чего бы ему так утруждаться. Но, на счастье Михаила, поруб был уже забит, и пришла пора освобождать место. Вот и назначили суд. А так бы торчать ему здесь не один день. Хотя с него и неполных суток за глаза. Наконец его вывели на княжий двор, пред светлы очи Владислава. Князь среднего росточка, но крепкого сложения. Одет представительно, но не в броню, а в богатый кафтан. На голове шапка, отороченная соболем. На изнеженного сластолюбца не похож. Сразу видно – воин. Да и не может быть иначе. Это в более поздние века знать погрязла в разврате и неге. Но еще не одну сотню лет, при всех своих недостатках, они будут сражаться за свой народ. Разбирательство началось с обвинения Милоша. Потом приступили к опросу свидетелей. Марыся вроде и признавала супруга, и в то же время утверждала, что он стал каким-то иным. Сын уверенно признавал отца, как и двое холопов, прибывших вместе с владыкой. А куда им деваться. Поди, именем Господа клялись, а кары небесной только безумный бояться не станет. – Что ты скажешь, Горазд? – когда десятник представился, поинтересовался князь. – Как его звать по-настоящему, Лешек или Михайло, я поручиться не могу, потому как знакомы мы не больше месяца. Но одно знаю точно: воя от пахаря я отличить умею. А он вой. Причем умелый. И в том я поручусь смело, – степенно ответил десятник. – Ну а ты что скажешь? Все указывает на то, что ты врешь и на самом деле ты есть беглый холоп Лешек, а не воин Михайло. Даже старший дружины твоей толком не может ничего сказать в твою защиту. – Скажи, Милош, когда пропал твой холоп Лешек? – спросил Михаил. – Месяц назад, – ответил тот. – Холоп Лешек умел биться? – продолжал задавать вопросы Михаил. Владыка запнулся, не зная, как ответить. Божья кара – это, конечно, плохо, но когда это будет. Михаил уловил его настроение и решил подстегнуть владыку. – Если ты не можешь толком сказать, могу спросить о том твоих холопов. С одной стороны, холопы слова не имеют и их показания на суде не учитываются. Но, с другой, Милош сам изменил их статус, выдвинув в качестве свидетелей. – Не нужно. Не умел Лешек драться. Даже на кулаках, – вынужден был признать владыка. – Князь, а можно ли из пахаря за месяц сделать настоящего воя? – Нельзя, – коротко ответил Владислав. – Но я вой. Это единственное, в чем может поручиться Горазд и вся его дружина. Причем вой достойный. – И что ты хочешь этим сказать? – То, что коли на суде людском не получается сыскать правду, то остается уповать на суд божий. Пусть Господь нас рассудит. – Значит, ты хочешь божьего суда?