Вообще, аргументация была такой же, как и у Колычева. Типа, ценная голова, большая польза и в немецком тылу как дома, то есть почти в полной безопасности. А вот на передовую больше ни шагу. Там, мол, шанс быть убитым возрастает непомерно. Только сейчас начал осознавать, какая удачная была придумка связи между адреналиновой накачкой и ясновидением. А то законопатили бы меня за толстые стены и выпускали только, чтоб выслушать очередное откровение. Но опасаются, удавы траншейные! Вдруг Кассандра от плохого отношения свой дар потеряет. Вот теперь и лечу в Ижевск, имея туманные указания и бумагу, которой Иоганн Вайс позавидовал бы. У него в аусвайсе весь зверинец расписался, кроме Адольфа Алоизовича. А у меня полный комплект. Красная подпись самого верховного есть. Так что оторвусь на всю катушку. Еще там, в своем времени, мне приходилось сталкиваться с оборзевшими до изумления чиновниками. Руки просто чесались отвернуть лукавые головенки этих мудаков. Тогда приходилось сдерживаться. Интересно, что сейчас будет, если начну стучать фейсом об тейбл особо наглого чинушу? Обязательно проверю. И ни хрена мне не сделают. А то, что такой встретится, ни малейших сомнений не возникало. Это племя даже дустом не возьмешь, и со временем они не меняются. Один раз садились для дозаправки. Меня наконец перестало мутить, и я поспал. Соседи, похоже, были рады. Когда к шуму движков еще и чей-то ор примешивается, это не есть гут. Приземлились уже в темноте. Попутчиков забрал ожидавший их автобус, а меня, оказывается, ждала черная эмка. Вот блин! Дорос уже до персональной машины. Познакомившись с водителем, смешливым молодым пареньком, попросил его отвезти в гостиницу. Может, тут и принято ночью работать, но я так не привык. Хороший сон всегда был предпочтительней ночных бдений, ну конечно, если эти бдения не с симпатичной барышней. Знакомых особ женского пола тут пока не было, поэтому буду просто спать. Наутро все и всех знающий шофер отвез меня к месту будущего завода. Там уже вовсю кипела жизнь, чего-то рыли, бетонировали, устанавливали. Под будущий завод выделили несколько огромных цехов, и сейчас их активно реконструировали. Руководил стройкой маленький толстенький человечек, которому для полного антуража не хватало только черной шляпы с пейсами. Но рулил он столь шустро, что я его моментально зауважал. Дав транды водителям, он тут же переключился на бетонщиков. Причем, насколько я понял, ЦУ давал грамотные, только иногда сверяясь с чертежами, рулон которых был зажат у него под мышкой. Разглядывая снующих людей и разной степени побитости полуторки, которые, как у нас принято, с матами, разгружали возле ворот цеха, неожиданно увидел знакомую физиономию. О, это ж Прохоров, спец, за которого меня Сталин поручиться вынудил. Подошел, поздоровался. Иван Ильич обрадовался встрече и тут же начал рассказывать последние новости. Он, оказывается, еще чего-то намудрил, и теперь граната из РПГ будет лететь дальше. Станки обещают установить уже на следующей неделе. Еще через неделю должны будут закончить ремонт стен и кровли. Ни фига себе темпы. Я вспомнил, как соседу шабашники строили дачу, и прибалдел. Понятно, что коробка здания уже была, но один черт, целый завод за три недели отгрохать. И развернуть производство из чуть ли не полукустарного в полноценно промышленное. В мое время или люди другие уже пошли, или просто на работу все забили, но о таких скоростях и не слышал…. На обеде Прохоров познакомил меня с шустрым толстячком – начальником строительства. – Зусман Яков Семенович. Очень пгиятно с вами познакомиться, молодой человек. Я не ошибся в национальной ориентации этого колобка. Теперь точно можно быть спокойным за сроки. Вообще народ не любит только глупых евреев. Даже не столько глупых, сколько хитрожопых. Причем это именно они считают себя исключительно хитрыми, пытаясь кинуть ближнего своего. Умный же еврей не только очень хорошо делает дело, имея свой законный гешефт, но и никогда не обделяет окружающих. Причем ни в коем случае не в ущерб качеству работы. В итоге все остаются довольны. В наше время примером такого умного еврея можно считать Абрамовича. И сам в шоколаде, и все, кто на него работают, в полном довольстве. Ну, это, правда, единичный случай – олигарх однако. А сколько безвестных тружеников куют свою копеечку вроде из ничего. Вот и этот наверняка сделает все качественно, в срок, еще и навар поимеет. Как это у них получается, для меня лично – тайна великая. Поэтому, уважительно пожав пухлую ладошку, я еще и поинтересовался, нет ли каких-нибудь проблем со строительством. Он сразу замахал руками: – Что вы, что вы! Какие проблемы! У нас все как часики работает, можете не сомневаться. …Сглазил, шустрик картавый. Через пять дней проблемы появились. Грустный Зусман сидел в своей будочке и что-то писал в толстой потрепанной тетради с клеенчатой обложкой. – Кому сидим? Зачем не работаем? Пребывая в хорошем настроении, я еще не понимал, почему половина работ на стройке встала. – Закройте дверь, молодой человек. Дует. Меня сей меланхоличный ответ насторожил, потому как первый раз видел этого веселого живчика в таком упадническом состоянии. Оказывается, нет бензина. Нигде. – Вы представляете, – говорил пухлый начальник, трагически закатывая глаза, – даже мне, мне – Зусману, не удалось достать жалкой цистерны топлива! Говорят, в лучшем случае только через два дня. Во, блин, косяк! Похоже, назревает встреча с местной бюрократией. Ну, держитесь, чинуши государственные! Взяв у Семеныча координаты точки добычи бензина, поехал туда сам. Препятствий в виде секретарш и прочих референтов я не встретил. Даже странно как-то. Целый начальник нефтебазы, а доступ к нему свободный. Может, на обед все свалили? Хотя и время не обеденное. Поэтому, постучав в дверь, просто вошел. За столом сидел худой мужик с серыми кругами под глазами и что-то писал. На директора он не тянул. Вид несолидный, нет барственной искры во взоре. – Проходи, садись, – сказал мужик, отложил ручку и устало потер глаза. – Только если ты за бензином, то сразу скажу – нет. Даже если у тебя накладные самим наркомом подписаны. Слили все насухо. Только через два дня обещают. Директор встал из-за стола и, хромая, подошел к сейфу, на котором стоял графин. Потом еще раз посмотрел на застывшего посетителя и добавил: – Или ты по другому вопросу? Чего молчишь, старшой? М-да… Я ехал на эту нефтебазу, рассчитывая помахать шашкой, нагнуть вороватого начальника, вытрясти из него необходимое и гордо вернуться на стройку. Сработали современные стереотипы – если госслужащий, то обязательно барыга. Этот на чиновника в моем понимании не походил совсем. Боевой запал исчез сам собой. Пришлось объясниться и отвалить не солоно хлебавши. Было на пару секунд искушение, чисто из хвастовства, показать мою бумагу, подписанную не каким-то там бензиновым наркомом, а самыми страшными людьми государства. Но этот мужик ее бы точно не испугался. Удивился бы, и все. И горючки от такой демонстрации не добавится. Поэтому понты кидать не стал, а просто, попрощавшись, вышел из кабинета. Делать было совершенно нечего, поэтому, отпустив машину, я пошел прогуляться по городу. Забрел даже на местную барахолку. Размахом она совершенно не поражала. То ли дело у нас – толкучки занимают десятки квадратных километров. А здесь так себе – очень жалкое подобие. И торговали действительно барахлом. Какими-то патефонными иголками, самодельными свечками, картинами в облупившихся рамах, керосином в бутылках из-под лимонада, ношеной одеждой, в общем, туфтой разной. Пока щелкал клювом, бродя меж людей и разглядывая барахольные развалы, у меня захотели стырить… уж не знаю даже чего. Этот карман шинели точно был пустой и даже с дыркой. Вот через эту дырку я и сунул деньги в галифе, расплатившись за покупку массивного серебряного портсигара. Поэтому, когда почувствовал легкое шевеление, прихватил в кармане шаловливую ручку, резко повернулся, придавив пальцы ворюги еще сильнее и беря их на излом. – Уй-уй-уй! – фальцетом завопил тщедушный штымп, приседая на корточки. Подцепив его пальцами за косточку возле глаза и нижнюю челюсть, отпустил вывернутую руку и замер, соображая, что же дальше с ним делать. Был бы подросток, можно было дать подзатыльник и отпустить. Но это не пацан, и теперь я пребывал в некоторой растерянности. – Э-э-э! Командир! Ты зачем инвалида обижаешь? Мельком оглядев перекошенную от захвата морду карманника и не найдя на нем никаких признаков инвалидности, кроме разве что умственной, повернулся к говорившему. Оба-на! Типичные братаны разлива сороковых годов. Широкие штаны, заправленные в сапоги, разболтанная походочка, распальцовка, и у каждого на шее кашне. «Уголки», в количестве трех штук, подвалили ближе. Один из них, одетый в довольно приличное пальто, худой и явно резкий, сверкнув фиксой, продолжил базар: – Ты чо, глухой? Быстро, бля… Договорить он не успел. – Что здесь происходит? Ну вот и местные стражи порядка. Шустро как подвалили. Наши обычно появляются только пострадавших забрать и бумаги составить, а эти, как джинны из бутылки, в секунду материализовались. Радетели инвалидов также в момент исчезли в толпе. – Да вот, сам смотри, сержант. Ворюгу поймал. Мент, мельком оглядев сморщенную физиономию карманника, расплылся в улыбке: – Сазон, ты ли это? Тебе ж еще лет пять сидеть оставалось. Или побегать решил? И уже обращаясь ко мне: – Спасибо, товарищ старший лейтенант! Помогли нам. У вас время сейчас будет с нами пройти и этого субчика оформить? Ни фига себе! Времени у меня вагон, но вот интересно, а если бы я сказал, что сейчас не могу? Попросили бы прийти в удобное время? А этот хмырь загорал бы на нарах в ожидании, когда у меня появится настроение на него показания давать? В таком вот духе и спросил у сержанта. – Конечно, – удивленно взглянув на меня, ответил тот. – Вы командир Красной Армии, у вас своих дел может быть по горло. Чего ж вам под какого-то урку подстраиваться? Охренеть. Я от такого оборота заколдобился напрочь. Вот это сервис! Находясь под впечатлением от милицейского обхождения, сходил с ребятами в ментовку. Там оформили задержанного, а меня еще и чаем напоили. Посидели, поболтали с дежурным. Он пожаловался, что у них много народу на фронт забрали, а бандиты, это почуяв, совсем оборзели. Глотая чуть подкрашенный кипяток, сочувственно кивал и думал, как получилось, что такие нормальные пацаны через жалкие сорок—пятьдесят лет выродятся в полных ушлепков? Такое впечатление, что разговариваю не с русским ментом, а как минимум с английским бобби. Такому даже в голову не придет крышевать бабок на рынке или получать мзду от местного ворья. Когда вышел от гостеприимных стражей порядка, совсем стемнело. Машину я отпустил до завтра, поэтому потопал по ночным улочкам пехом. До гостиницы оставалось квартала три, когда за спиной услышал шаги и меня окликнули: – Эй, военный! Не подскажешь, как на Советскую пройти? Оглянувшись, увидел догоняющего меня мужичка. Может, я и глючу, но подходящий ко мне явно был из местных фартовых. Характерная походочка, нагловатая морда, только что пальцы не гнул на манер современных братков. Ну, по мне так лучше перебдеть, чем наутро мою холодную и ограбленную тушку найдут в канаве. Поэтому, повернувшись боком и не теряя его из виду, вытянул руку, показывая направление и медленно протянул: – М-м-м… это там вроде вон… Закончить не успел. В руке у вопрошавшего блеснул нож, и эта паскуда попробовал меня им в печень ткнуть! Угу… Плавали – знаем! От резкого удара локтем в переносицу мужик охнул и выронил нож. И в тот же момент из подворотни выскочила знакомая троица. Вот ведь неугомонные. Они меня, выходит, всю дорогу пасли. Интересно – что теперь предложат? Я эти натуры знаю. Им сейчас просто так резать меня не интересно. Им поговорить надо сначала. Поглумиться малость и только потом кишки выпустить. И действительно, фиксатый, держа меня на мушке вытертого нагана и кривя губы, процедил: – Ну что, сука? Тебе ведь по-хорошему предлагали кипеж не поднимать. А теперь мой кореш у легавых сидит. За такое отвечать надо. Пока он толкал речь, остальные двое, поигрывая ножами, приблизились почти вплотную. Эх, урки! Как говорил один персонаж вестерна, хочешь стрелять – стреляй, но не надо долго болтать. Я ведь тоже – вовсе не супермен. Пули зубами ловить не могу. Стрельнул бы бандюган из переулка, я ведь его даже не видел, и всех делов. Но дешевые понты, как всегда, подвели криминальный элемент. Резко уйдя с линии прицеливания и прикрывшись орлом в шикарном малахае, влепил тому кулаком в горло. Фиксатый среагировал на удивление быстро, успев всадить две пули в своего кореша, которым я прикрывался. Больше он палить не стал. Да и тяжело вести огонь с финкой в глазу. С пяти шагов я даже в темноте не промахиваюсь. Последнему бы ноги сделать. Но он, видно, еще ситуацию не просек, поэтому попробовал наскочить на шуструю жертву, размахивая ножом и вопя что-то матерное. Ну, как хочешь… Оставлять его в живых я не собирался. И так война идет, а тут еще всякая погань воздух портить будет… Оглядев живописно раскинувшиеся тела, вытащил свежекупленный портсигар и с удовольствием закурил. Интересно, на этот раз сколько времени ментов ждать придется? В общем, сигарету выкурить не успел. Пяти минут не прошло, как по улице послышался топот бегущих ног. – Кто стрелял? – спросил высокий младший лейтенант, подходя ко мне и окидывая место побоища заинтересованным взглядом. Его напарники грамотно держали улицу. Двое с винтовками проскочили до переулка, откуда вылез фиксатый с шоблой, а автоматчик сдвинул оружие так, чтобы в любой момент открыть огонь. – Вон тот стрелял. У которого нож из глаза торчит. Напали, ограбить видно хотели, да не получилось. Младшой проверил мои документы и, повосхищавшись подготовкой, послал человека за машиной. А меня отпустили! Да еще и поблагодарили! Нет. Сегодня я испытал шок еще круче, чем при попадании в это время. Просто представил себе картину: возвращается офицер (в нашем будущем, разумеется) домой. На него в темном переулке налетает местная гопота. Офицер их всех валит, может, даже из табельного оружия, и, дождавшись ментов, которые его еще и благодарят, спокойно идет дальше пить чай с плюшками. Ё-мое! И какое время теперь считать мрачным прошлым, а какое светлым будущим?! Да у нас офицеру проще было самому застрелиться, чем потом его за массовое убийство опустили бы на всех уровнях, выперли из армии и пожизненный срок на сладкое сунули. Я отлично помнил случай, когда беременная деваха пристрелила из ружья грабителя, впершегося к ней в дом. Дали три года, учитывая беременность и что она дома была, а не по улице с ружьем бегала… Вот сука! Ну когда у нас все поменялось? Ведь сейчас и менты нормальные. И чиновники, не скажу душевные, но хоть с пониманием относящиеся. И закон работает так, как надо, а не раком, как в моем светлом, блин, будущем! Придя в номер, еще долго ворочался на кровати. Уснуть никак не получалось. Все сравнивал и сравнивал. Какие, в жопу, массовые репрессии?!. У меня вообще, геноцид в полный рост идет, а по телику педрилы песни голосят по всем каналам. Народ мрет так, что никакому Сталину и в страшном сне не снилось, а нам америкосовские подсиралы лапшу вешают, мол, покайтесь, покайтесь в своем мрачном прошлом. У-у-у, суки! Сон вообще пропал. Встал, взял папиросы и закурил, сев на маленький диванчик. Сейчас бы водки выпить, может, тогда отпустит? Зараза! Никогда не был любителем пития, а теперь вдруг захотелось. Только уже под утро, сидя на этом самом диванчике, удалось закемарить… Наутро встал злой и невыспавшийся. Еще и серая хмарь за окном не прибавляла настроения. Опять пошел снег, да еще с ветром. В моей хипповой комсоставской шинели задубел, пока дошел до столовой. И чего, дурак, полушубок не взял? Таскаться не хотелось, а теперь вот ходи, мерзни. В столовке народу было немного, и я сразу обратил внимание на трех парней в морской форме. Интересно, что мореманы тут, в степи, забыли? Видно, тоже командированные. Взяв пожрать, уселся за соседний столик и машинально, в пол-уха, стал слушать их треп. Парни весело ржали, а один из них, видно продолжая начатый разговор, травил о своих приключениях в Америке. Он туда в транспортном конвое ходил. Рассказывал, что там о нашей войне народ толком и не знает. То есть портовые-то в курсе, кому и зачем грузы идут, а в городе, где он был в увольнении, люди о войне в основном и не слышали. Говорил, что их кока-кола – это типа нашего лимонада, только слишком сладкая, а вот американки, мордально, очень даже ничего. Видел негров, которые вовсе не выглядели угнетенными, а работали наравне со всеми в порту. Тут я даже несколько удивился. С ума сойти, оказывается негры в середине ХХ века еще и работали, а не сидели поголовно на пособии, как это происходило в конце того же века! Потом пошли обычные байки о похождениях за границей. Рассказывал, как они с солдатами из частей сопровождения грузов скорефанились. Говорил смешно, с прибаутками. Тут я на секунду перестал жевать, потому что услышал: – А сержант их в таком открытом квадратном вездеходе сидел. Так он взял с сиденья маленькую рацию, вот не соврать, чуть больше телефонной трубки и сказал, чтобы еще пять упаковок привезли. Мореманы опять заржали, а я даже жевать перестал. На секунду подумалось, что америкос по сотовому говорил. Причем ведь сначала даже внимания не обратил на упоминание о телефоне. Секундой позже дошло – какая на фиг сотка?! А потом я чуть и не подавился. Рация! Как там ее, уоки-токи? Нет, они позже пошли. А эта вроде как называлась «хенди-токи». Во всех штатовских фильмах про войну обязательно присутствует эта труба, похожая на накачанную стероидами телефонную трубку. И радиус действия у нее солидный. Километров на десять точно берет. Блин! По такой вот рации в каждую роту хотя бы, насколько проще руководить войсками было бы! А еще лучше в каждый взвод. На фронте связь и карты значат не меньше, чем танковая дивизия, заначенная в резерве. Навидался я этой связи – что радийной, что линейной, – по самое не могу. Когда надо – она всегда отсутствует. Если линейная – то или осколками посечена, или изоляция нарушена и сигнал не проходит. Если радийная, то или помехи, или вообще не работает. Хотя тут, конечно, от подготовки радиста зависит. Тот же Мишка Северов, к которому я в госпиталь ездил, за рацией следил, как за невестой. Но таких, как он – шарящих в аппаратуре, – очень мало. В основном только и могут, что горестно взывать к эфиру: – Дуб! Дуб! Я – Тормоз! Ответьте! Прием! Да и громоздкие слишком эти ящики. Много с ними не побегаешь. А эта американская ходилка-говорилка – самое то! Я одно время даже вспоминал о такой рации, но думал, их только к концу войны изобретут. А если они уже есть – это другое дело! Теперь с начальства не слезу, пока в войска такие рации не пойдут. Пусть или у штатовцев закупают, или по лицензии здесь делают, или вообще тырят принципиальную схему, дополняют нашими ноу-хау и выпускают как свой – чисто советский, брендовый продукт. А то на фронте ходят дивизии кругами, орут в свой испорченный телефон и воюют по глобусу, потому как и карт нормальных тоже нет. Хотя что там – нормальных! Часто одна карта только у командира полка есть. Остальные ее перерисовывают, каждый в силу своего художественного таланта. У немцев, к слову сказать, с картами тоже не лучше. Используют размноженные карты еще немецкого генштаба, кайзеровских времен. Но у фрицев их хоть читать умеют. Наш же Ванька-взводный после трех месяцев училища только и может, что «ура» крикнуть и людей поднять в атаку. Поэтому и продолжительность жизни у советского командира взвода в среднем три дня. Чему за три месяца вообще можно научить? Всех кадровых положили в самоубийственных встречных атаках начала войны, вот теперь щеглов, сразу после десятилетки – в училище и на фронт. Ему только-только восемнадцать стукнуло. Какое там чтение карты? Какое тактическое планирование? Уже нормально, если лево-право не путает и по-русски понимает. Вот и суют таких, без связи и с самодельными картами, в которых черт ногу сломит, немцев бить. Хотя те, кто выживает, – бьют еще как! А с нормальной связью, что могут эти рации обеспечить, еще лучше бить будут. Решено! Я не я буду, если эти средства связи в нужных количествах не выбью! Настроение заметно улучшилось и, доев завтрак, вышел покурить на улицу. Снег все так же шел, но зато ветер прекратился и вроде даже потеплело. Идти на стройку не было никакой охоты, поэтому решил пробраться в цеха, где изготавливали ПТР. Была у меня насчет него одна задумка. Сначала, конечно, зашел к режимщикам. Главным там был целый майор НКВД. Точнее, полное звание было – старший майор НКВД. Все-таки прикольные у нас сейчас чины существуют. Майор, насколько я помню, – это и так старший. А тут вроде старший вдвойне. Нет, чтобы просто подполковником обозвать, обязательно с выпендроном нужно. Хотя по армейским знакам различия он соответствует генерал-лейтенанту. Так вот, этот дважды старший меня сначала построил и послал. И тут наступил момент триумфа. С элегантной небрежностью я продемонстрировал свою грозную бумагу. Ей-богу, чувствовал себя Атосом, показывающим подобный документ кардиналу. Майор стразу стал сама любезность. Выскочив из-за стола, проявил личную готовность сопровождать меня в экскурсии по заводу и оказывать, так сказать, всяческое содействие. Извинившись и оставив меня на пять минут, супермайор после возвращения пригласил следовать за ним. Прогулявшись по цеху, с интересом посмотрел на процесс изготовления оружия. Захватывающие зрелище! Потом наметил будущую жертву. Жертва была крепким стариканом с седыми усами и солидным видом, к которому периодически подбегали за консультацией пацаны – фэзэушники. Дождавшись, когда очередной вопрошающий свалит, я подошел со своей просьбой. А желание у меня было не запредельное. Хотел заполучить себе такое ружье в эксклюзивном, так сказать, исполнении. Дедок сначала покачал головой и выразил сомнение, но старший майор лично сбегал за главным инженером, и дело потихоньку пошло. Инженер сначала тоже задумался, но под пристальным взглядом особиста выразил готовность сотворить, что я у него просил. Только вот, конечно, не завтра. – Завтра мне оно и не нужно. У вас еще недели две есть. Понятно, что такие изменения сразу не сделаешь. Тем более место крепления оптики я сам еще не готов показать. Ну и разумеется, сверхурочная работа будет простимулирована. Тут все на меня так руками замахали, как будто я предложил Троцкого откопать и подселить в мавзолей. Ну, как хотите. Мое дело предложить. Попрощавшись с мастеровыми и разлюбезным майором, поскакал на барахолку. Во время моего прошлого визита я там хорошо пообщался с одним пенсионером. Он торговал театральными бинокликами, лупами, лампами для керосинок. Среди прочей мелочевки увидев подзорную трубу, я удивленно поинтересовался ее происхождением. Оказывается, этот старик сам ее сделал. И корпус, и линзы. Ну ладно корпус, это фигня, но линзы! До этого даже не предполагал, что на дому можно делать оптику! Правда, в процессе разговора выяснилось, что дедок не сами линзы изготовлял, а увлекаясь астрономией, просто имел большой их запас на дому. Вот сейчас я и шел к этому мастеру со своим важным и доходным для него заказом. Дед поначалу тоже пробовал брыкаться, но когда была озвучена сумма, покряхтев, согласился. – Только слышь, служивый, я это дней десять делать буду, не меньше. – Папаша, какой базар! Только чтоб качественно было и крепко. И еще – за скорость, если что, доплачу премиальные. Оптических дел мастер еще покряхтел, а потом неожиданно попросил у меня документы. Вот те номер. Интересно, он меня за кого принял? Я продемонстрировал свое офицерское удостоверение, и бдительный старикан вроде упокоился. Договорившись, что подойду через неделю, узнать, как дела, с легким сердцем поехал на стройку к гранатометчикам. Теперь дни полетели веселее. На заводе, где выпускали ПТР, стал вообще своим человеком. Каждый день приходил посмотреть, как продвигается изготовление моего заказа. Усатый дедок подошел к делу творчески и внес несколько предложений, до которых я сам не додумался. Одобрив такой подход, выбил по линии ОРСа доппаек всем принимавшим участие лицам. Народ был очень доволен. Правильно – голод не тетка, а на карточки особенно не разгуляешься. Через шесть дней пошел к изготовителю оптики. Мастер, увидев меня, обрадовался, но при этом странно косил в сторону. Заказ этот стахановец уже сделал, и я с удовольствием разглядывал мощный, качественно изготовленный оптический прицел. – Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! Обернувшись, увидел за спиной знакомого мента – сержанта. – О! Привет, служба! Ну, как дела? Карманников на своем участке всех вывел? – Да они как тараканы, одних выловишь – десять появятся. Только я по другому делу. В прошлый раз вы один протокол не подписали, поэтому можете с нами пройти, подпись поставить? Странно как-то смотрит этот мент. Вроде и шутит, но глаза холодные, без смешинки. И напарники его стоят интересно. Как будто просто рядышком, но я-то вижу, что куда ни дернусь, они меня в момент блокируют. И шинелька ментовская на том, что справа, большевата будет. Как будто с чужого плеча. Интересное дело. – Конечно, не затруднит, сейчас вот с продавцом расплачусь, и пойдем. Когда сунул руку за деньгами, отследил, как напряглись менты. Да за кого же они меня тут держат? В прошлый раз так душевно пообщались, а сейчас смотрят, как Ленин на буржуазию. Отдав деду деньги и, как обещал, накинув за срочность, пошел конвоируемый, по-другому это не назовешь, в сторону знакомого отделения. Только в него вошли, меня крепко ухватили за руки, а сержант ловко забрал из кобуры пистолет. Я брыкаться не стал, ожидая продолжения. В виде продолжения обыскали и забрали документы. Тут на сцене появилось еще одно лицо в форме капитана НКВД. Окинув всех критическим взглядом, он приказал провести задержанного в комнату для допросов. Ну, блин, чем дальше, тем веселее. Я уже задержанный. Капитан уселся за стол и, кашлянув, спросил простуженным голосом: