— Да, товарищ Сталион? — Я же просил… Это секретное собрание поннивилльской коммунистической ячейки. Не вечеринка. — Все в порядке, товарищ Сталин! — отрапортовал носатый с усами, — Все очень секретно! Жутко секретно! Хотите секретный воздушный шарик? Они все черного цвета, потому что так секретнее! Хотите секретного пунша? Смотрите, какой он секретный! Уу-у-ууу! Он даже почти не сладкий, такой он секретный! А как вам секретный торт? Вместо торта на столе возвышался булыжник, обмазанный кремом, с горящими свечами. — Это самый секретный торт в мире! Никто и никогда не догадается, что это торт! Ура! Сталин вздохнул. К некоторым вещам просто надо привыкнуть. Как он сам привыкал в свое время. Наивный юноша, считавший, что революция делается гранатами и установленным в нужном месте пулеметом. Ушли годы, чтобы понять и принять постулат старших товарищей о том, что революция — это кропотливая и сложнейшая работа. Явки, встречи, воззвания, секретные письма, подпольные собрания, статьи, аргументы… Если хочешь делать революцию, кроме гранат тебе потребуются люди. Тысячи разных людей, с которыми тебе придется найти общий язык. И сделать их своими товарищами. Умение делать революцию означает умение терпеть, смиряться и идти к пониманию. Даже если ты делаешь лошадиную революцию в нарисованном мире. — Спасибо, товарищи! — Сталин кивнул, пытаясь представить вместо битком набитого зала с крикливым транспарантом «Здесь НЕТ никакой секретной вечеринки!» что-то более строгое и привычное, — Пожалуйста, занимайте свои места. Как вы знаете, сегодня у нас — пятый съезд нашей партии ВКП (б), то есть «Всеэквестрийской Компартии Пони (безуздечковых)». Повестка дня утверждена участниками съезда заблаговременно. Будем выступать согласно регламенту. Но регламента не получилось. — Товарищ Сталион! — маленький желтый жеребенок с огромным алым бантом застенчиво ткнулся ему в бок теплым носом, — Это правда, что вы были в Кристальной Империи? Эппл Блум, младшая сестра Эппл Джек, понял он. Несмотря на свою юность — ее круп все был девственно-чист — она отдалась революционной борьбе с таким пылом, что в кратчайшее время стала предводителем юношеской подпольной ячейки. Именно благодаря ее трудам Поннивилль по ночам стал украшаться листовками, а в школе мисс Черили возникли «кружки обсуждений», в которых маленькими, но очень настойчивыми копытцами незаметно выковывались социалистические идеи. — Да, товарищ Эппл Блум, я был в Кристальной Империи, — Сталин тряхнул головой, — По настоянию товарища Луны я был вынужден на некоторое время бежать за границу. В Эквестрии реакционные силы, разозленные нашей экспроприацией, пришли в яростное движение. Так что некоторое время — четыре месяца, если быть точным — я прожил вдали от Поннивилля. Но и там я напряженно работал. Писал статьи, создавал подпольные каналы по переправке агентов, оружия и листовок, находил тех, кто готов выступить под нашими красными знаменами. Это было время напряженной работы, товарищ Эппл Блум. Тяжелой, но плодотворной работы. — Это правда, что вас спасла прин… товарищ Луна? Правда? — После того, как его спасла товарищ Рэйнбоу Дэш! Она сшибла вагон со стражей! Вууух! Вот так! Маленькая оранжевая пегаска провернула в воздухе мертвую петлю и едва не сшибла со стола «секретный торт», побывав в сантиметре от тяжелейшей черепно-мозговой травмы. Тоже совсем юная, под стать Эппл Блум. Ее имя Сталин отчего-то всякий раз забывал, но почему-то сразу на ум приходил товарищ Скуратов, революционный поэт из журнала «Красный стрелок». — Да, товарищ Луна спасла меня, — подтвердил Сталин, — Своей силой, которую она поставила на служение угнетенному классу, в отличие от своих венценосных спрутов-родственников, она подняла вагон и перенесла его далеко в сторону. Где нас не нашла карательная экспедиция Вандерболтов и разведывательные партии Принцессы Селестии. — Но почему… То есть, почему она помогла вам? — Эппл Блум почесала копытцем нос и озадачено тряхнула бантом, — Она ведь аликорн, правда? И принцесса? — Она никогда не была принцессой в полном смысле этого слова. Мы провели с ней много времени в эмиграции, беседуя и размышляя о будущем. Когда-то она пыталась свергнуть преступную власть своей сестры-деспота, но поплатилась за это. Ее революционный отряд был разбит, а она сама — пленена Селестией. Но устраивать казнь особы королевской крови правящему классу не хотелось. Ведь это бросило бы определенную тень на нравы, что царят за золотыми стенками кантерлотских дворцов. Волне в духе капиталистических хищников, которые заботятся не только об остроте своих зубов, но и о репутации. Формально принцесса Луна была прощена и даже получила должность-синекуру при дворе своей сестры. На самом же деле она была узником, зиц-соправителем. И мучилась в застенках годами. Однако ее безграничная сила помогла найти лазейку, через которую она изредка наведывается в Эквестрию. Кроме того, она может перехватывать некоторые донесения, поступающие в Кантерлот по секретным каналам стражи. Так она узнала о нашей экспроприации на поезде. И успела явиться первой, чтобы спасти нас от неминуемой расплаты псов режима. — И она будет с нами до самой революции? — Непременно. Товарищ Луна — наше самое сильное и секретное оружие, которое мы не станем использовать до решающего дня. Но благодаря ней мы узнали, что не все аликорны и единороги — враги нам, рабочему и крестьянскому классу. Среди них есть те, что сочувствуют революции, а некоторые даже способны предложить помощь… — Я готова предложить помощь! — из-за спины Эппл Блум появилась маленькая единорожка, белоснежная, с густой сиреневой гривой, — Я СвиттиБелл, сестра Рарити. Я тоже член Юной Метконосной Дружины Революционеров. Ее-то Сталин узнал сразу. Маленькая СвиттиБель породила своим появлением немало споров. Несмотря на то, что за нее ручались Эппл Блум и эта… пегаска, напоминающая Скуратова, многие поначалу считали ее специальным агентом Рарити, внедренным в подполье для получения секретных сведений. И только дерзкая операция «Сахарная вата», в рамках которой СвиттиБель своей магической силой исподтишка метнула в королевский кортеж огромную кучу навоза, очистила репутацию единорожки. И она же немного испачкала репутацию Принцессы Селестии. — Мы принимаем твою помощь, товарищ СвитиБель! — торжественно сказал Сталин, — Всякий, примкнувший к народным массам и принявший участие в борьбе — наш товарищ. Как товарищ Луна, как ты, как товарищ Лира… Здесь он немного покривил душой. Товарищ Лира и в самом деле была одним из преданных кадров Поннивилльской коммунистической ячейки, но только лишь потому, что Сталин в обстановке полной секретности сообщил ей, что среди людей революции необычайно популярны. Лира, посвятившая жизнь изучению людей, считавшихся в Эквестрии мифическими сказочными существами, восприняла это с восторгом, и на следующий же день записалась в партию. Пробившись сквозь оцепление из восхищенных жеребят, расспрашивающих его о жизни в эмиграции, Сталин с трудом нашел Пинки Пай. Товарищ начальник ГПУ («Группа Пони-Увесилителей») занималась тем, что сосредоточенно слизывала крем с «секретного торта». Но даже ее молчание не способствовало установлению рабочей атмосферы. Она вызывала шум и гам одним лишь своим присутствием, как атомы радия вызывают ионизацию воздуха. Это было в ее природе. Как в его собственной было — воодушевлять окружающих и вести к победе. Бежать или сопротивляться этому невозможно. — Все ли товарищи на месте? Я хотел бы открыть собрание и, для начала, огласить некоторые свои тезисы из последних работ «Вооруженное восстание и наша тактика», а также «Группа Дерпи Хувз и правый уклон в нашей партии». — Ффсе! — хрюкнула товарищ начальник ГПУ, облизывая свои роскошные усы от крема, — Ффочти ффавсем ффсе! — Товарищ Рэйнбоу Дэш в Клаудсдейле по заданию партии, — звонко сказала вьющаяся в воздухе пегаска, — Агитирует рабочих Облачной фабрики. — Это правильное решение, — кивнул Сталин, — Если рабочие Облачной фабрики поймут свое угнетенное положение и выйдут на стачку, ливни и грозы могут парализовать карательные отряды Принцессы. А где ваша сестра, товарищ Эппл Блум? — На ярмарке! — маленькая Эппл Блум с достоинством тряхнула своим бантом, — Рассказывает другим фермерам о социалистической сознательности. Она говорит им, что в Кантерлот надо отправлять только гнилые овощи и фрукты, а хорошие — прятать для кормежки тех, кому нечего есть! — Достойное занятие. Про товарища Флаттершай не спрашиваю. Сегодня утром я получил от нее с бабочкой секретную телеграмму. Она не может принять участие в съезде членов партии, поскольку находится на секретной базе в Вечно Диком Лесу, где тренирует боевые отряды дятлов и ежей… Товарищи, займите свои места! Все расселись вокруг стола, освободив для Сталина центральное место. Он ощутил на себе десятки горящих глаз. Родная стихия. Как долго он был оторван от нее. Удалился в добровольную схиму своего кабинета на Ближней Даче, общаясь преимущественно через секретарей и референтов. Читал доклады, протоколы, записки… Совсем забыв, что революция — это не доклады и протоколы. Революция — это тесный круг товарищей, собравшихся вместе. Готовы слушать тебя и верящих в тебя. Революция — естественное и организованное движение единого организма. Как удар копытом. Чтобы управлять им, надо быть его частью. Клеткой этого организма. И пусть сегодня у этого организма — лошадиное рыло, в сущности, ничего не меняется. Есть сподвижники, есть здоровый скепсис, есть первые, неумелые еще, попытки, есть жара в сердцах и праведный пыл угнетенных. Есть то, ради чего стоит бороться и те, кто должен в этой борьбе победить. Сталин налил себе из вазы «секретного пунша» — вполне вкусно — достал из портфеля бумаги и стал звучно читать: — Революционное движение «в настоящий момент уже привело к необходимости вооруженного восстания», — эта мысль, высказанная третьим съездом нашей партии, с каждым днем все более и более подтверждается. Пламя революции разгорается все сильнее и сильнее, то здесь, то там вызывая местные возмущения. Три дня баррикад и уличных беспорядков на Каменных Фермах, стачка многих сотен рабочих в Мэйнхеттене с неизбежными кровавыми стычками с войсками, революционные выступления в Эпплузе — все это предвестники приближающейся грозы. Она надвигается, надвигается неудержимо, не сдерживаемая более нашими братьями пегасами, и не сегодня — завтра разразится над Эквестрией и могучим очистительным потоком снесет все обветшалое, прогнившее, смоет с пони их многовековый позор, именуемый самодержавием. Последние судорожные усилия царизма — усиление разных видов репрессий, объявление половины государства на военном положении, умножение виселиц и наряду с этим соблазнительные речи, обращенные к либералам, и лживые обещания реформ — не спасут его от исторической судьбы. Дни самодержавия сочтены, гроза неизбежна. Уже зарождается новый строй, приветствуемый всем народом, который ждет от него обновления и возрождения… Слушали внимательно, почти в полной тишине. И оглушительно стучали копытами, когда он заканчивал с очередным тезисом и делал паузу, чтоб промочить уставшее горло. Иногда в дверь барабанили возмущенные грохотом соседи. На что Пинки Пай с отчетливыми командирскими нотками в голосе вопила: «А ну тихо! Вы что, не знаете, что здесь идет СЕКРЕТНОЕ СОБРАНИЕ?». — …вот уже несколько месяцев, как эти вопросы стоят перед партией и требуют неотложного разрешения. Для пони, преклоняющихся перед «стихией», принижающих цели партии до простого следования за ходом жизни, плетущихся в хвосте, а не идущих во главе, как это подобает передовому сознательному отряду, таких вопросов не существует. Восстание стихийно, говорят они, организовать и подготовить его невозможно, всякий заранее разработанный план действий является утопией (они против всякого «плана» — это ведь «сознательность», а не «стихийное явление»!), напрасной тратой сил, — у общественной жизни имеются свои неведомые пути, и она разобьет все наши проекты. Поэтому мы, дескать, должны ограничиться лишь пропагандой и агитацией идеи восстания, идеи «самовооружения» масс, мы должны осуществлять только «политическое руководство», а восставшим народом «технически» пусть руководит кто хочет… Собравшиеся возмущенно заржали и заулюлюкали. В своем социальном развитии они давно миновали эту стадию, понимая, что только их трудолюбивые копыта могут спасти Эквестрию. В каждом из сердец окружавших его пони Сталин чувствовал биение родственной искры. Особой, требовательной искры. Которая не просто дарит тепло, согревая все тело и вытапливая из него едкий иней тлетворной «дружбомагии», а побуждает к действиям. К бунту. — Итак, что мы должны предпринять для достижения этой цели? Каковы должны быть наши первые шаги? Многие наши организации практически уже разрешили этот вопрос, направив часть своих сил и средств на вооружение пони-пролетариата или так называемого понитариата. Наша борьба с самодержавием вступила теперь в такой период, когда необходимость вооружения признается всеми. Но ведь одного сознания необходимости вооружения недостаточно, надо прямо и ясно поставить перед партией практическую задачу. Поэтому наши комитеты должны сейчас же, немедленно приступить к вооружению народа на местах… — У нас нет оружия, товарищ докладчик! — воскликнул кто-то из пони, когда Сталин, утомленный чтением, перевернул носом последний лист и попросил задавать вопросы, — А у Принцессы тысячи стражников, каждый из которых силен, как бык! У нее есть Вандерболты, которые могут закрутить такой ураган, что он вырвет весь Поннивилль из земли и поднимет в небо! У нее есть магическая школа с сотнями обученных магии единорогов, каждый из которых может сжигать дома и вырывать с корнем деревья! А что есть у нас? — Спокойно, товарищи. У нас есть революционная сознательность и жажда восстановить справедливость! Одно это сможет поджечь пламя борьбы, которое невозможно залить водой. В подпольных мастерских мы изготавливаем огнестрельное оружие «Лягалка-3» и «Дрыгс Мак-Ги». Конечно, нам будет сложно в решающий час вооружить всех желающих, но даже это будет хорошим подспорьем в борьбе против узурпаторов. Кроме того, наши товарищи ведут активную агитационную работу в Клаудсдейле, где, помимо прочего, базируется Воздушный Флот Пегасов. Многие наши братья уже готовы откликнуться на зов о помощи. Не сегодня, так завтра пегасы поднимут красный флаг на своих кораблях! — А как на счет внешне-политической обстановки? — застенчиво спросила из толпы мисс Черили. Есть пони, которых совершенно невозможно назвать «товарищ» и «товарищ мисс Черили» была из их числа. Достаточно образованная, работающая учительницей в местной сельской школе, она любила доклады Сталина и уже неплохо владела коммунистической базой, — Можем ли мы рассчитывать не только на свои копыта, когда начнется революция? Сталин поморщился. Этот вопрос он любил не больше, чем обычный пони — сухое и старое колючее сено вместо душистой травы. Но и утаивать от своих товарищей правду он не собирался. — На пегасов надейся, а сам не плошай, — ответил он известной поговоркой, — Революция в Эквестрии — это то, что в первую очередь требует именно наших сил. И потому все прочие силы, находящиеся за ее пределами, не могут быть расценены нами как дружественные и союзные. Эквестрия окружена империалистическими державами, которые, как и полагается хищникам, в нашей революционной борьбе увидят лишь возможность утолить свои капиталистические интересы. — Но Кристальная Империя… — Рано или поздно пламя революции поднимется и там. В Кристальной Империи тоже есть угнетенный рабочий класс, лишь только начинающий открывать глаза. Но пока он недостаточно сознателен и не владеет реальной силой. Надо признать, что в текущем воплощении Кристальная Империя — скорее наш враг, чем союзник. Не в последнюю очередь благодаря Эквестрии в Кристальной Империи не так давно был свергнут тиран и самодержец Сомбра, занимавший тамошний престол. Здесь активно потрудилась агентура Принцессы Селестии под управлением известной вам мисс Твайлайт Спаркл. Однако же эффект от агентурного влияния оказался… неоднозначным. После того, как Кристальная Империя вновь вернулась в привычное пространство и обрела самоуправление, Принцесса Селестия выставила ему бессовестный, согласно ее аппетиту, счет. За возвращение из вечного сна, за устранение Сомбры, за предоставление Кристального Сердца… Все капиталисты в этом смысле одинаковы, товарищи. Империя оказалась в хаосе, вызванному непомерными требованиями коронованных кредиторов. Началась ужасная инфляция, безработица, спекуляция, мешочничество, коррупция и даже наркомания. Но Кристальная Империя — не безответная жертва. В ней вызревают реваншистские настроения, тем более опасные, что после свержения Сомбры на власть претендуют самые различные политические группы, которым ближе скорее национал-социализм, чем коммунизм. Если они получат власть… Или если Эквестрия пошатнется, охваченная революционным порывом… Будем смотреть правде в глаза — Кристальная Империя воспользуется шансом, чтоб напасть. Неудивительно, что меня так легко приютили там и обеспечили обратную дорогу. Они думают, что я стану орудием в их руках. Серьезное заблуждение… — Может, Дискорд? — Никогда, — отмахнулся Сталин, — Дискорд по своей натуре — махровый индивидуалист и анархист. С таким поладить невозможно. Может быть, он и в самом деле сможет оказаться нашим временным союзником в борьбе с Принцессой, которую остро ненавидит за годы угнетения и рабства, но ему никогда не бывать нашим товарищем. Рано или поздно он взбунтуется, когда поймет, что революция — это сила не только разрушающая и дезорганизующая, но и созидательная. И, уж конечно, мы не можем рассчитывать на перевертышей и Принцессу Кризалис. Ее извечные разногласия с Принцессой Селестией не сыграют нам на руку. Акулы капитализма, товарищи, при случае с удовольствием пируют друг другом, но враг нашего врага — не всегда наш друг. Перевертыши воспользуются случаем, чтобы отхватить кусок Эквестрии, когда увидят, что стражники Селестии слабеют. Но и только. Они принадлежат иному, чуждому нам, классу. Мисс товарищ Черили погрустнела, опустила свой алый нос. — Значит, мы и в самом деле одни… — Мы не одни! — заверил ее Сталин, — Мы справимся с болезнью, которая охватила Эквестрию, а после направим помощь нашим братьям по классу. Но это будет предметом обсуждения следующего доклада. Сейчас же, если позволите, я вернусь к регламенту… Пони загалдели, обсуждая услышанное, но быстро умолкли, когда Сталин, прокашлявшись, вернулся к чтению доклада: — Товарищи! Как это ни печально, приходится констатировать факт образования в нашей партии особой группы Дерпи в составе товарища Дерпи Хувз, а также товарищей Снипса и Снейлса. О существовании этой группы раньше ничего не было известно партии, — «дерпевцы» тщательно скрывали от партии факт существования такой группы. Но теперь это стало известным и очевидным. Эта группа, как видно из ее заявления, имеет свою особую платформу, которую противопоставляет политике партии. Она требует, во-первых, — вопреки существующей политике партии — акцентирования индустриальной политики Эквестрии после революции исключительно на производстве кондитерских маффинов, уверяя, что нынешний запланированный темп развития промышленности является «гибельным». Она требует, во-вторых, — тоже вопреки политике партии — свертывания строительства совхозов и колхозов, утверждая, что колхозы и совхозы не играют и не могут играть серьезной роли в развитии нашего сельского хозяйства. Она требует, в-третьих, — тоже вопреки политике партии — установления полной свободы частной торговли и отказа от регулирующей роли государства в области торговли, утверждая, что регулирующая роль государства делает невозможным развитие торговли. Кроме того, «дерпевцы» хотят сосредоточить в своих копытах исключительные полномочия в деле управления почтами и телегра… Оглушительный хлопок, который смел с импровизированный трибуны листки, не был хлопушкой Пинки Пай, как Сталину сперва показалось. Даже самые огромные хлопушки не могут образовать столь ослепляющей фиолетовой вспышки. Точно под носом у Сталина в мгновение ока надулась и с грохотом лопнула фиолетовая звезда. — Облава! — пронзительно завизжала Пинки Пай, выхватывая из коробки с ленточкой черный пистолет, — Контрреволюция! А ну ко мне, продажные шкуры, сейчас каждому залеплю по свинцовой пилюле! Бей контру!.. Напуганные слушатели из спокойной аудитории превратились в беснующееся море. Товарищ Биг Мак, заворчав, поднял вооруженное литым кастетом копыто. Пегас, похожий на товарища Скуратова — Скутару?… Скурату?… — выполнил боевой разворот и грозно стал снижаться на бреющем полете. Даже малышка Эппл Блум выхватила откуда-то миниатюрную адскую машинку с коротким шнуром. — Все на колени! — прогремел в замкнутом пространстве голос, от которого затрепетали на своих веревочках черные воздушные шарики, — Приготовьтесь узреть нечто, что вызывает восхищение и ужас! — Товарищи не становятся на колени, — твердо сказал Сталин, поворачиваясь к фиолетовому мареву, текущему в воздухе, — Кто вы? — Я? Кто я? — голос, хоть и рождал дрожь в слушателях, никак не мог соперничать с «королевским» голосом Принцессы Луны, который был ему хорошо знаком, — Я! Великая! И! Могущественная! Трикси! Наконец сияние погасло. За трибуной возле Сталина возвышалась единорожица, принявшая позу, едва ли характерную для обычного докладчика, слишком уж надменную и рисующуюся. Она была приятного глазу темно-голубого цвета, грива же и хвост были белыми, как волосы альбиноса. Несмотря на то, что жители Эквестрии, как правило, не носили одежды, новоприбывшая щеголяла в синей мантии, усыпанной звездами, и огромном колпаке — сродни тем, которые носили в знакомых Сталину дореволюционных книжках старые волшебники. — Извините, Великая и Могущественная Трикси, — вежливо сказала ей СвитиБель, — Я секретарь собрания партии. Вы не занесены в список докладчиков. Поэтому призываю вас… — Я не докладчик! — Великая и Могущественная задрала подбородок, — Я — величайший маг Эквестрии и ее окрестностей! И удосужила вас своим визитом, маленькие пони, только лишь потому, что сама захотела того. — Вы явились без приглашения, товарищ Трикси. У вас есть полномочия? — Полномочия? — незваная гостья заливисто рассмеялась, — Я сама даю полномочия всему миру! Если я стукну копытом, солнце сойдет с небосвода! Если я цыкну зубом, земная твердь обратится паром!