Вокруг блондинки образовалась плотная толкучка. Восемь человек, Стас пересчитал. Из-за сумок и чемоданов казалось, что народу куда больше. Кто там? Стас разглядел женские крашеные вихры и кудряшки (не нацепил ли Рябов парик?), мелкие детские головы, тощего парня с косой на резинке. Лезли вперед какие-то два брюнета с волосатыми шеями, светилась чья-то атласная лысина. Лысина мужественно принимала первые дождевые брызги, которые с каждой минутой частили и тяжелели. Рябова нет! Стас следил, чтоб Рябов не пробрался на свое место из соседнего вагона. Правда, пока идет лихорадочная посадка, это вряд ли возможно. Ухо востро надо держать позже, когда народ утрясется по местам, а кое-кто выйдет на перрон поболтать с провожающими или начнет запасаться пивом и газировкой. Тут можно и из другого вагона втереться. Также Стас хорошо знал, что недалекие хитрецы вроде Рябова любят подскочить в последнюю минуту и, размахивая билетом, сунуться в первый попавшийся вагон. Этот вариант у телезвезды тоже не пройдет! Стас еще раз посмотрел на Сагдеева. Тот старательно жевал свою жвачку и глядел в оба. Паршиво, что на этот перрон откуда только нельзя выйти — и из вокзала, и через подземный переход, и с виадука, и через багажные ворота, и просто с соседних путей. Стало быть, и уйти можно по-всякому. Дождевые капли падали уже часто и устроили такой перестук, что слышен был даже в перронной сутолоке. Асфальт почернел. Мороженщица укатила свой сундук в дальнее укрытие. Стас остался мокнуть у фонарного столба за пугающим плакатом «Сбережешь секунду — потеряешь жизнь». Чертов качок, где его носит! Неужели передумал ехать в Прокопьевск? Пассажиры в девятый вагон почти все уже сели. Последней заталкивали собаку с кульком на морде. Собака ни в какую не желала отправляться в сторону Новокузнецка. Она уперлась длинными лапами в ступеньки, а хозяин изо всех сил пихал ее сзади. Знатоки, которые сразу нашлись, высунулись из окон и стали советовать хозяину самому залезть в вагон и поманить собаку оттуда. Другие рассказывали, что он уже и залезал, и манил, но собака ни на что не купилась. Она лишь жалобно завывала в свой кулек и сидела у вагонной лесенки, вся мокрая от слез и дождя. Наконец собаку втянули в вагон, и она утробно залаяла где-то внутри сквозь намордник. Провожающие еще толпились под окнами. Они преждевременно махали руками, делали никому не понятные знаки (в вагонах в ответ на это пожимали плечами и округляли глаза), заслоняясь от дождя сумками и газетами. Некоторые запаслись зонтиками. Стас стоял за плакатом, как был, в одной рубашке. Дождь лился нетеплый, с самых дальних небесных высот. Над громадным треугольным фасадом вокзала, в черноте тучи, напечатлелась огненная извилина. На секунду не светлым по темному, а черным по пламенно-зеленому показались большие буквы на вокзальной крыше — КСТЕН. Стас сначала удивился этим валтасаровым письменам. «КСТЕН? Что такое? К стенке, что ли? — подумал он. — Ба! Да это же Нетск написано задом наперед! Чтоб с площади читалось. Симпатичное названьице, ничего не скажешь!» Молнии угасли, с неба снова обрушился мрак. В его мути, прячась меж водяных струй, трусила к девятому вагону плечистая фигура. Ага, вот и явился, голубчик! Саша Рябов быстро подбежал к проводнице-блондинке и торопливо пошарил в нагрудном кармане. То ли от того, что лил дождь, то ли от волнения, но руки его не слушались. Он к тому же все время поглядывал по сторонам. Наконец вытащил билет и круто обернулся назад. Хотя к тому времени Стас постарался примкнуть к провожающим и спрятаться за чьим-то розовым зонтиком, зоркий Сашин глаз заметил его сразу. Именно потому и заметил, что боялся увидеть! Стас сразу это понял. И еще он почувствовал, что Рябов собрался бежать из Нетска не только от своих бед. От него, майора Новикова, он удирает тоже. Саша майора испугался не сейчас, под дождем, а раньше — очевидно, когда, как он выразился, «пропал». Больше не имело смысла оттягивать встречу. Нельзя допустить, чтобы Саша вошел в вагон! Там теснота, шум, люди, зато перрон почти опустел. Осталось только сделать один шаг и непринужденно задать главный вопрос: «Почему вы так хотите исчезнуть, гражданин Рябов?» Стас этот вполне естественный шаг сделал. Но вот то, что сделал Рябов в ответ, хотя и предполагалось, все-таки ошеломило быстротой и мощью. Саша отшвырнул далеко в сторону дорожную сумку, куда, наверное, очень аккуратно сложил в общежитии свои вещички. Затем толкнул в грудь парня, как раз подбегавшего к девятому вагону с пластиковой бутылкой пива и какими-то пакетами. Парень удара не ожидал. Он поскользнулся и упал на бок на холодный мокрый асфальт. Бутылка выскочила у него из рук и тяжело покатилась по кругу прямо под ноги майору Новикову. Нечего и говорить, что Саша Рябов в это время уже мчался стремглав к виадуку. Стас тоже бежал за ним. Но куда резвее пустился в погоню лейтенант Сагдеев. Дождь теперь стоял стеной. Поезд Москва — Новокузнецк подбирал подножки и то ли выдувал, то ли всасывал в себя воздух с великанским шипом и свистом. Обычный на больших станциях человек в оранжевом жилете больше не стучал громким молотком по колесам. Поезд тронулся, и пассажирам за занавесками показалось, что вокзал, столбы и дождь сдвинулись в сторону. Блондинка, проводница девятого вагона, ошарашенно плыла вместе с поездом на своей высокой ступеньке. Она что-то кричала, показывая пальцем на сумку, которую бросил Саша. А Саша в это время взбегал наверх через три мокрые скользкие ступеньки. Когда лейтенант Сагдеев был только на середине марша, Саша уже мчался вперед по виадуку, поглядывая вниз, на рельсы. «Вот кабан!» — подумал Стас. Он не сомневался, что Сагдеев вот-вот нагонит беглеца. Но тот вдруг на бегу перемахнул через перила, с грохотом приземлился на крышу товарного вагона, пробежал по ней, поскальзываясь, и спустился на землю по боковой железной лесенке. Сейчас он оказался на пути этак шестом! «Чертов качок! — захрипел Стас, тяжело перепрыгивая через рельсы. — Сагдееву теперь его не достать. Остается мне бежать наперерез!» Он рысцой миновал стрелку, к которой, изогнувшись, полз товарный состав. Здесь Стас юркнул меж парных колес другого такого же состава, который дремал на соседнем пути. Раньше, в молодости, подобные штуки у него получались легко. Играючи получались! А вот сегодня, кряхтя и цепляясь спиной, он еле выбрался из-под бесконечного вагонного брюха. Пот пополам с дождем лился с его злого разгоряченного лица. Он присел прямо у путей на зловонную, запятнанную мазутом гальку. Шуршал дождь. Недалеко, за тремя мертвыми, отставными почтовыми вагонами, были слышны прыжки Рябова. «И куда теперь этот стервец подался? — сам себя спросил Стас. — По его тупости и резвости судя — в город через Привокзальный поселок. Дурак! На его месте я затаился бы где-нибудь тут, в пустом вагоне, до ночи. В дождь и с собакой никого не найдешь. Только бы он не догадался так сделать! Все пути прочесать у нас все равно не получится — народу мало. Я же не арестовывать его пришел, а поговорить. Всего-навсего поговорить! Плюнуть бы теперь на него. Но лучше попробовать взять — шанс есть. Он ведь дурак, он будет бежать от вагона, с вокзала, из Нетска, к черту на рога! Значит, по дороге его и встретим». Стас не ошибся. Он это понял, когда, выглянув из-за хвостового вагона пустого состава, увидел впереди знакомую фигуру. Фигура подскакивала и спотыкалась. Рябов заметно выдохся. Бежать он уже не мог, но и на шаг перейти боялся. Так он и двигался странной иноходью, правда уже не оглядываясь. «Отлично! Он туп! Он вдоль насыпи попрыгал в Привокзальный!»— обрадовался Стас. Сам он не спеша пошел по путям наискосок. Там, за длинным кирпичным цехом, в насыпи зиял туннель. Стас теперь был уверен, что Сашу Рябова возьмет — ведь он наперед знал, куда движется беглец. А вот беглец про майора Новикова ничего не знал. Не знал он, например, того, что Стас все здешние пути, переходы, насыпи, стрелки, виадуки, старые цеха депо и диспетчерские башенки изучил так же хорошо, как свои пять пальцев. Даже лучше! Собственной рукой Стас редко любовался, а вот вокзальное хозяйство и примыкающую к нему старую сортировку облазил не раз вдоль и поперек. Стас вырос неподалеку, на Второй Паровозной. Ему с младенчества было известно: на автобусе от Привокзального поселка до вокзала езды двадцать пять минут, а если идти напрямик, через пути, то доберешься минут за восемь. Он ходил и за шесть — на спор, на рекорд. Он лазил по вагонам и катался с насыпей на санках и просто на заднице. Он слушал, развесив уши, а потом, лет с восьми, и сам рассказывал малышне местные страшилки. Истории чаще всего были про ноги, зажатые автоматической стрелкой. Говорили, что один мальчик, попавший в подобную передрягу, очень хотел жить — вместо того, чтоб быть раздавленным девяностовагонным составом, он рванулся в сторону. Его несчастная нога оторвалась до колена и осталась навеки одна-одинешенька стоять меж стиснувших ее рельсов. Называли и фамилию мальчика — Шишко. В Привокзальном поселке была улица Шишко. И хотя в школе детишкам рассказывали про первую председательницу дорпрофсожа Калерию Шишко, детишки все равно были уверены, что улица названа в честь мальчика, оторвавшего себе ногу. Впрочем, были в ходу рассказы и про мальчиков, все-таки раздавленных насмерть, и про старушек, перерезанных поездом то пополам, то на три равные части. Местные алкаши и инвалиды, среди которых много было почему-то именно одноногих, почитались теми самыми страдальцами из страшилок. Считалось, что все они героически потерпели от тепловозов, стрелок и неотразимо бьющих по голове шлагбаумов. Когда мальчиком Стас засыпал, то еженощно слышал за окном оглушительно-невнятные радиоголоса диспетчерш. Заливались тепловозные свистки всевозможных тембров, продолжительности и мелодических колен — столько же только у соловьев! Иногда раздавался гудок — могучий, низкий. Он громадным рулоном черного бархата разворачивался в ночной тьме. До сих пор стук колес напоминал Стасу не о пути и разлуке, а о доме и тишине. Нет, никаких шансов у Саши Рябова здесь, в царстве гудков, вагонов и шпал, не было! Стас теперь совсем не спешил. Он вразвалочку добрался до заброшенного туннеля и замер в его тени. Туннель был выложен тесаными камнями, всегда напоминавшими Стасу большие грязные подушки. Мимо туннеля надо было пройти, чтобы попасть в Привокзальный поселок самой нахоженной, удобной и безопасной тропой. Вряд ли беглец-телегерой сообразит, что надо поискать другую. Он обязательно притащится сюда, к туннелю! Стас прислушался. Ага, вот и Сашины шаги — Стас успел запомнить этот неровный топот. Здесь, в глухом углу Сортировки, не так слышны были вокзальные шумы и свисты, и поступь неосторожного человека вполне можно было уловить. К тому же поездов тут в последнее время стало куда меньше, а тишины и пустот куда больше, чем в лихие детские годы майора Новикова. Многие пути заброшены. Трава на них стоит стеной, а рельсы из воронено-синих сделались сухарно-рыжими. Старая, столыпинских еще времен, водонапорная башня, напоминающая черный стакан на толстой кирпичной ноге, совсем покосилась. Даже сильнее покосилась, чем Пизанская, но все-таки стояла. А вот деревья вокруг нее разрослись, раскустились на воле. Разве можно было когда-то представить, что на Сортировке будет такая пропасть сирени! Теперь она цвела повсюду, стояла мокрая от дождя, живая, лоснистая и пахла глупыми мечтами. Стас это все разглядывал, узнавал и не узнавал. Тем более что и свет стал каким-то странным, мутно-желтым. Такое бывает под конец грозового ливня. Темнота и туча быстро прятались за знакомые крыши и тополиные купола Привокзального поселка. Стас, сидя в своем укрытии, никак не мог определить, откуда же этот желтый свет. Потом понял: с запада. Откуда же еще ему быть? Там, должно быть, тучи раздвинулись, солнце садится, только из туннеля этого не видно. Зато хорошо стали слышны шаги Саши Рябова и даже загнанное его дыхание, выдающее в невольных постанываниях знакомый по сериалу молодой тенорок. Стас вырос перед Сашей как из-под земли. Измученный, весь мокрый, заплаканный на вид, плохо уже соображающий Саша не сразу понял, что с ним происходит. Только мелькнуло рядом что-то темное и запястья заломило. — Добрый вечер, господин Рябов, — сказал неприятный металлический голос майора Новикова. Майор и сам наконец показался перед Сашиным лицом, когда защелкнул наручники за Сашиной спиной. — Ах, какая неожиданная встреча! — осклабился майор. Стас шутил, но Саша и вправду никакой встречи тут не ожидал. Он хотел идти, но идти было нельзя. Теперь они стояли с майором оба мокрые, усталые, невеселые. Запад обнаружился во всей красе прямо за ними, за вокзалом. Оттуда солнце доставало их своим медным румянцем. — Еще куда-то бежать будете? — деловито спросил Стас. Саша замотал мокрой головой: — Нет! Не могу больше… — А когда могли, зачем бежали? Саша тупо уставился в сторону, на чахлую траву насыпи. Никогда почему-то на насыпях не растет приличной травы… — Пойдем? — предложил Стас. — Не могу. Отдохну чуть-чуть… — Тогда сядем? Стас помог Саше устроиться на каменном выступе туннеля. Под козырьком эта завалинка оставалась почти сухой. Солнце совсем уже очистилось от облачной мути, залило все оранжевым светом, вытянуло лиловые тени. — Отпустите мне руки, пожалуйста, — попросил Саша. Стас покачал головой: — Нельзя! Ты слишком бойкий бегун. Непонятно только, бегун куда и от чего. Вид у Саши с заломленными назад руками был совсем бычий. Он насупился и, очевидно, решил молчать как кремень. — Кое-что про твой побег я знаю. И про ограбление продовольственной палатки почти десять лет тому назад. — Ну сколько можно все о том же!… — взмолился Саша и несколько раз боднул упрямой головой душистый влажный воздух. То, что воздух этот немного отдавал шпальной пропиткой, делало его еще слаще. Настроение Стаса улучшалось с каждой минутой, а вот Саша терял и силы, и терпение. — Да, дело старое, мелкое и очень глупое, — согласился с Сашей Стас. — Не стоило бы его поминать, тем более в разговоре с вице-чемпионом, героем сериала и просто славным парнем Сашей Рябовым. Одно плохо: палатку ты брал не один. Ты зашел последним и взял пакет с конфетами. Карамель «Дюшес». Верно? Но ты, конечно, присутствовал при взломе как член шайки. А руководил этой детской пакостью другой славный парень, Рома Газдяев по кличке Гвоздь. — Ну и что? Саша попытался скроить усмешку на своем несчастном и невыразительном лице. — А то, что этот Газдяев, в отличие от тебя, судим неоднократно. Сейчас он в Нетске. Вот какую хорошую новость я сегодня узнал. Вы виделись? — Нет. — Врешь. Меня бабушка научила правду узнавать по глазам, даже зажмуренным, — весело сказал Стас. — Поэтому не ври. Вы с Газдяевым виделись, и теперь тебе приходится бежать. Натворил дел, что ли? Теперь Саша не только бодался, но и подпрыгивал на своем сером камне, пытаясь встать. — Ничего я не натворил! Я ни в чем не виноват! — Не ори, — посоветовал Стас и даже придержал Сашу за плечи, чтобы тот не вздумал снова устроить пробежку. — Если ты ничего не сделал и ни в чем не виноват, скажи: зачем бежал? Зачем с виадука прыгал? Зачем возле вагона пиво у парня из рук выбил? Будешь заливать, что сцену репетировал, эффекты и спецэффекты разучивал? Нет ведь? — Нет, — согласился Саша. Он с тоской поглядел на золотое небо за сеткой проводов, на выводок пузатых цистерн, катившихся по дальней насыпи вслед за маленьким тепловозиком. Тепловозик казался игрушечным и свистел сиплой, будто из самодельного свистка, трелью. Совсем рядом с туннелем цвела бледная сирень-дворняжка и падала, но не могла упасть никому не нужная водонапорная башня. Башню подпирала куча металлолома, багровая от старости; дальше виднелся какой-то длинный железнодорожный домок с датой «1927», выложенной кирпичом. На ближних путях врозь стояли облезлые вагоны незнакомых очертаний, с узкими незнакомыми же окнами без стекол. Саше стало не по себе. Густой бурьян и полное безлюдье делали пейзаж странным. Саша почувствовал себя на другой планете. Такое иногда во сне бывает… — Посмотри-ка — ни души кругом, — заметил и майор, и Саша не понял, почему тот так грустно это сказал. — Никого! Нас никто не слышит. Ни протокола у меня, ни магнитофона, Рябов. Я сейчас хотел бы, представь себе, поверить, что ты действительно ни в чем не виноват. Я ведь почти знаю, кто виноват. Только вот где Карасевич? Этот вопрос не застал Сашу врасплох. Он удивленно дернул плечами: — Да я сам ума не приложу, куда Федя делся! Тут что-то нечисто. — А вы разве не ссорились? — Когда это? — удивился Саша. — Прямо накануне вечеринки, — напомнил Стас. — Ах, это… Нет, мы не ссорились. Просто был разговор. Федя такой дурак! И жмот. Они оба с Катериной жмоты, хотя делают вид, что не от мира сего и писают парфюмом. У них что, дают нормальные актерские ставки? Разве одним народным артистам надо платить?