– Ты умерла несчетное число раз до сегодняшнего дня, да. В автоаварии, от передозировки наркотиков, утонула, отравилась некачественной едой, подавилась яблоком, подавилась печеньем, подавилась вегетарианским хот-догом, подавилась невегетарианским хот-догом, от любой болезни, которую только можно подхватить… Ты умерла всеми возможными способами, в любое возможное время. – Так я могу открыть книгу и просто умереть? – Нет. Не мгновенно. Как и с Вольтером, единственные жизни, доступные здесь, это жизни. То есть ты можешь умереть в этой жизни, но ты не умерла в ней до того, как вошла в нее, поскольку Полночная библиотека состоит не из призраков. Это не библиотека трупов. Это библиотека возможностей. А смерть противоположна возможности. Понимаешь? – Кажется, да. И Нора вперилась в книгу, которую ей дали. Хвойно-зеленую. Гладкую, вновь тисненую крупным шрифтом, с удручающе бессмысленным заглавием – «Моя жизнь». Она открыла ее и увидела пустую страницу, перелистнула ее, гадая, что случится на этот раз. «В плавательном бассейне было чуть более людно, чем обычно…» И оказалась там. Огонь Она резко вдохнула. Ощущения неожиданные. Шум и плеск. Открыла рот и поперхнулась. Запах и острый вкус соленой воды. Она попыталась коснуться ногами дна, но оказалась на глубине и быстро перешла на брасс. Плавательный бассейн, но с соленой водой. Под открытым небом, рядом с океаном. Похоже, выбитый в скале, которая выступает из берега. Она видела настоящий океан совсем близко. Над головой светило солнце. Вода прохладная, но, учитывая раскаленный воздух, прохлада была весьма кстати. Давным-давно она была лучшей четырнадцатилетней пловчихой в Бедфордшире. Она выиграла два соревнования в своей возрастной категории на Национальном чемпионате по плаванию для юниоров. Четыреста метров вольным стилем. Двести метров вольным стилем. Отец каждый день возил ее в местный бассейн. Порой и перед школой, и после. Но потом – когда брат начал играть на своей гитаре песни группы Nirvana – у нее поменялись интересы, и она научилась играть не только Шопена, но и классику вроде «Да будет так» и «Дождливые дни и понедельники»[32]. Она даже начала, еще до того, как «Лабиринты» зародились в воображении брата, сочинять собственную музыку. Но она не забросила плавание полностью, просто перестала давить на себя. Она доплыла до края бассейна. Остановилась и огляделась. Чуть ниже, неподалеку, увидела пляж, изгибающийся полукругом и приветствующий океан, который шлепал волнами по песку. А за пляжем землю, полосу травы. Парк с далекими собачниками, увенчанный пальмами. За ним – дома и невысокие многоэтажки, машины, едущие по дороге. Она видела фотографии Байрон-Бей, и картинка не вполне сходилась. Это место, как бы оно ни называлось, казалось более застроенным. Все еще рай для серфингистов, но городской. Вновь окинув взглядом бассейн, она заметила мужчину, который улыбался ей, пока она поправляла очки. Знала ли она этого человека? Радовалась ли его улыбке в этой жизни? Не имея ни малейшего представления, она ответила самой скромной из своих вежливых улыбок. Она чувствовала себя туристом с незнакомой валютой, который не знает, сколько дать на чай. Затем пожилая женщина в купальной шапочке улыбнулась Норе, скользнув по воде прямо к ней. – Доброе утро, Нора, – сказала она, не прекращая движения. Это приветствие подсказало Норе, что она тут частый гость. – Доброе утро, – ответила Нора. Она перевела взгляд на океан, чтобы избежать неловкой болтовни. Стайка утренних серфингистов, размером с пятнышко, плыла на досках навстречу высоким сапфирово-синим волнам. Это было многообещающее начало ее австралийской жизни. Она посмотрела на свои часы. Ярко-оранжевые, дешевенькие Casio. Жизнерадостные часы предполагали, понадеялась она, радостную жизнь. Всего лишь начало десятого утра. Рядом с часами на запястье висел пластиковый браслет с ключом. Итак, это ее утренний ритуал. Заплыв в открытом бассейне рядом с пляжем. Ей стало интересно, пришла ли она сюда одна. Оглядела бассейн в надежде увидеть Иззи, но не нашла. Поплавала еще. Что ей прежде нравилось в плаванье – исчезновение. В воде она была так сосредоточена, что не думала больше ни о чем. Любые заботы о школе или доме исчезали. Искусство плавания – пожалуй, как и любое другое искусство – заключалось в чистоте мысли. Чем больше сосредоточиваешься на своей деятельности, тем меньше думаешь о чем-то еще. Ты вроде как перестаешь быть собой и становишься тем, что делаешь. Но сосредоточиться оказалось трудно, так как Нора почувствовала боль в руках и груди. Она поняла, что плавает уже давно и, вероятно, пора выходить из бассейна. Увидела табличку. Плавательный бассейн Бронте-Бич. Смутно вспомнила Дэна, который побывал в Австралии после университета и рассказывал об этом месте: название отложилось в ее памяти – Бронте-Бич, ведь это было нетрудно. Джейн Эйр[33] на серферной доске. Но сомнения подтвердились. Бронте-Бич в Сиднее. Тогда это явно не Байрон-Бей. Это значило одно из двух. Либо Иззи в этой жизни жила не в Байрон-Бей. Либо Нора жила не с Иззи. Она заметила у себя загар цвета светлой карамели. Конечно, трудность в том, что она не знала, где ее одежда. Но затем вспомнила о пластиковом браслете с ключом. Пятьдесят семь. Номер ее шкафчика – пятьдесят семь. Она нашла раздевалку и открыла приземистый квадратный шкафчик, обнаружив, что в этой жизни одежду, как и часы, она выбирала пеструю. У нее была футболка с принтом из ананасов. Ананасовое изобилие. И джинсовые шорты цвета фуксии. И клетчатые балетки. «Кто я? – гадала она. – Ведущая детской телепередачи?» Крем от загара. Бальзам для губ с привкусом гибискуса. Вот и вся косметика. Натягивая футболку, она заметила пару отметин на руке. Шрамы. Тут же задумалась, не нанесла ли она их сама. Еще была татуировка пониже плеча. Феникс и пламя. Ужасная татуировка. В этой жизни у нее явно не было вкуса. Но с каких пор вкус как-то соотносился со счастьем? Она оделась, вынула телефон из карманов шорт. Модель оказалась не такой новой, как в ее замужней-жизни-в-пабе. К счастью, отпечатка пальца для снятия блокировки хватило. Она покинула раздевалку и пошла по дорожке вдоль пляжа. День был теплым. Может, жизнь автоматически становится лучше, когда солнце в апреле светит так бойко. Все казалось ярче, разноцветнее и живей, чем в Англии. Она увидела попугая – небесно-синего ара с ба-наново-желтой грудкой, который сидел на спинке скамейки. С ним фотографировалась пара туристов. Велосипедист, похожий на серфингиста, проехал мимо, держа в руке оранжевый смузи, улыбнулся и сказал: «Привет». Совершенно очевидно, что это не Бедфорд. Нора заметила, что что-то происходило с ее лицом. Она – как это могло быть? – улыбалась. Сама себе, а не потому, что от нее кто-то этого ждал. Она заметила граффити на нижней стене, надпись: МИР В ОГНЕ, и другую: ОДНА ЗЕМЛЯ = ОДИН ШАНС, – и ее улыбка исчезла. В конце концов, другая жизнь – это не другая планета. Она понятия не имела, где живет и чем занимается и куда должна идти после бассейна, но в этом и заключалась свобода. Существовать без ожиданий, даже своих собственных. Пока шла, она вбила в Google свое имя и добавила: «Сидней», чтобы проверить, не найдется ли чего. Прежде чем проверить результаты, она подняла взгляд и заметила мужчину, с улыбкой идущего к ней по дорожке. Невысокий и загорелый, с добрыми глазами и длинными редкими волосами, забранными в хвостик, в кое-как застегнутой рубашке. – Привет, Нора. – Привет, – сказала она, пытаясь не звучать растерянно. – Во сколько ты сегодня начинаешь? И что ему на это ответить? – Ох. Ой. Черт. Я совсем забыла. Он рассмеялся, словно узнал этот ответ, будто забывчивость вполне в ее духе. – Я проверил график. Похоже, в одиннадцать. – В одиннадцать утра? Доброглазый рассмеялся. – Что ты курила? Я тоже хочу. – Ха. Ничего, – жестко отреагировала она. – Я ничего не курила. Просто пропустила завтрак. – Что ж, увидимся днем… – Да. На… месте. Кстати, где это? Он рассмеялся, все еще хмурясь, и продолжил путь. Может, он работал на судне, которое показывало туристам китов и выходило из Сиднея. Может, Иззи тоже там работала. Нора понятия не имела, где она (или они) живут, и Google не выдавал подсказки, но идти прочь от океана казалось верным решением. Может, она жила совсем близко. И дошла сюда пешком. Может, один из велосипедов, которые она видела возле кафе при бассейне, был ее. Она пошарила в крохотном кошельке и нащупала ключ, но он был от дома. Ни ключей от машины, ни ключей от велосипеда. Так что автобусом или пешком. На ключе не было никакой информации, так что она села на скамейку на солнце, обжигающем шею, и проверила сообщения. Там были имена людей, которых она не знала. Эми. Родри. Белла. Люси П. Кемала. Люк. Люси М. Кто эти люди? И довольно бестолковый контакт, озаглавленный просто: «Работа». С работы было лишь одно свежее сообщение, и это был вопрос: Ты где?