* * * По меньшей мере тысяча воинов окружала длинный дом собраний в деревне Паухэтана, остальные набились внутрь. Покахонтас никогда не видела сразу столько индейских воинов, но потом догадалась, что многие из этих людей были присланы соседними вождями. Разговоры прекратились и все застыли, когда она шла по длинному помещению, чтобы поздороваться с отцом. Она почувствовала угрызения совести, увидев, что он поседел еще больше, но напомнила себе, что ему пошел шестьдесят пятый год. Бесконечная война утомила его, подумала она. Они по всем правилам приветствовали друг друга, и она представила ему Джона Ролфа и сэра Томаса Дейла. Она обратила внимание, что за спиной Паухэтана стоит дюжина новых жен, богаче, чем предыдущие, украшенных жемчугом и перьями. За последние годы отец совсем избаловал их, подумала она. Великий король протянул руку к дочери и обернулся к англичанам. — Секотин, мой сын и доверенный помощник, 6yдет говорить с вами о ваших требованиях. А я сейчас хочу поговорить со своей дочерью, которую не видел долгое время. Англичане выглядели встревоженными, и Джон Ролф сделал нерешительный шаг вперед. Воины быстро дали ему знак уходить. Покахонтас ободряюще улыбнулась ему, и помещение начало пустеть, они с Паухэтаном остались вдвоем. Отец усадил ее рядом с собой и сразу же захотел узнать, как ей жилось среди англичан. Расправляя шуршащие юбки, Покахонтас заметила, что уходящих жен разбирает любопытство и они то и дело оглядываются. Она рассказала отцу о прошедшем годе. — Отец, они очень добры ко мне. У меня есть все, что мне нужно, но важной частью моей жизни у них стало то, что я узнала и стала молиться их Богу. У них только один Бог, но он добрый и благостный. Отец внимательно посмотрел на нее. Его любимая дочь собирается покинуть свой народ и выйти замуж за одного из врагов, но более того — она предпочитает их Бога тем, с которыми была взращена. Покахонтас видела, что он ошеломлен. — Отец, ты приедешь на мою свадьбу? — Милое дитя, мои люди сейчас ведут с англичанами переговоры, чтобы вернуть им их вещи. Сам я уже тоже думал о заключении с ними мира. И я теряю свою дочь, отдавая ее одному из них в жены. Не думай, что я с радостью поеду на эту церемонию! Покахонтас улыбнулась добродушному сарказму отца. Она понимала его чувства. Погладила его по руке. — Ну, значит ты не очень огорчаешься, что я выхожу за одного из чужеземцев? — Дочь, я вижу, ты хорошо приспособилась. — Я смогу навещать тебя. А когда-нибудь ты приедешь поглядеть на мой дом в Джеймстауне. Паухэтан кивнул, но она поняла, что он никогда не проведает ее. Ей придется приезжать к нему. Тем не менее она почувствовала, что отец смягчился. «Это, должно быть, возраст, — подумала она с нежностью. — В последние годы мы были так злы друг на друга из-за англичан, но теперь все изменилось между нами. Мы стали прежними, какими были до прихода тассентассов». Великий король отказался снова видеть чужеземцев и отослал их вместе с Покахонтас на их корабль в сопровождении сотни воинов. Англичанам было ясно, что, хотя Паухэтан и вернул им пятерых их соотечественников и некоторые инструменты, на дальнейшие уступки он не пойдет. Однако они были довольны и счастливы, что он дал согласие на брак своей дочери с Джином Ролфом. Днем позже, когда, возвращаясь в Джеймстаун, корабль медленно плыл мимо мыса Комфорт, внезапно на берегу, рядом с маленькой деревушкой, состоявшей из полудюжины паухэтанских домов, возникло движение. Воины размахивали луками и подавали знаки. Покахонтас повернулась к Дейлу и сказала: — Они хотят, чтобы мы остановились. У них для нас послание. Пока «Трежер» бросал якорь, к нему, как птицы, устремилось несколько каноэ, не оставляя на поверхности воды даже ряби. Когда они подошли вплотную к кораблю, им бросили веревочную лестницу, и, цепляясь за скользкую пеньку, на борт судна проворно вскарабкались Секотин и Памоуик. Остальные каноэ ждали, легко покачиваясь на волнах. — Я прибыл сюда как посол отца. Секотин глянул на Дейла с высоты своего роста в шесть футов и четыре дюйма. На нем не было никакого головного убора или иного знака отличия. Дейл пригласил их обоих и Покахонтас в качестве переводчика в свою каюту. Покахонтас любовалась своим красивыми братьями, странно выглядевшими в этом закрытом помещении. Но на Секотина она посмотрела более пристально. Очевидно было, что он достиг положения, к которому так стремился. Он добился почетных обязанностей, которые довелось бы исполнять ей как самому доверенному лицу отца. Она смотрела на него и размышляла, не благодаря ли властолюбивому братцу в ее жизни произошел решительный поворот, принесший ей столько сердечной боли и приведший ее к христианству? Она никогда не узнает, но в глубине души была уверена, что чувства не обманывают ее. Теперь это уже не имеет для нее значения. Ее жизнь приняла направление, какого она и представить себе не могла до прихода англичан. Сомнения, которые таились в ней все эти годы, останутся. Просто теперь он не волнует ее, хоть и стал правой рукой отца, и она выражает ему свое почтение. Секотин отказался сесть и говорил, обращаясь прямо к Покахонтас. Она переводила Дейлу. — Мой отец передает свои лучшие пожелания и хочет, чтобы вы знали, что он очень доволен, что вы сделали меня счастливой, — проговорила она. — Он посоветовался со жрецами и пришел к решению. Ему кажется, что союз между его дочерью и англичанином является знаком. Он сказал, что слишком много было убито людей с обеих сторон, и больше никогда не будет убитых по его вине. Он теперь стар и был бы рад закончить свои дни в мире. Он сказал, что, если вы будете причинять ему вред, он просто уйдет от вас, имея в своем владении такую большую страну. Он добавляет, что надеется, что, узнав об этом, его брат будет доволен. Англичане даже не пытались скрыть своего ликования. Дейл попросил Секотина передать великому королю свое огромное уважение и наилучшие пожелания. — Скажи моему брату, что со стороны англичан не будет военных действий. Мы будем ревностно охранять мир. Затем Дейл попросил Секотина послать одного из своих воинов вместе с английским солдатом в Джеймстаун, чтобы донести до людей весть о том, что наконец-то наступил мир. На палубе Секотин и Памоуик повернулись к сестре и обняли ее. Никто не произнес ни слова. Все они чувствовали, что отдаляются друг от друга навсегда. Она оставляла жизнь с ними и тем самым меняла и их жизни. Возвращение в Джеймстаун было шумным. За несколько миль до пристани люди бежали по берегу, махали руками, кричали и даже проходили «колесом». Все их сомнения в браке Покахонтас и Ролфа рассеялись и потонули в праздничном ликовании. Когда пара сошла на берег, радостная толпа чуть не сбила их с ног. — Это их союз принес нам мир! Их союз! — кричали они, подпрыгивая, танцуя и распевая песни вокруг Покахонтас и Ролфа, пока они добирались до дома Дейла. Покахонтас сожалела, что Смит не видит ликования толпы. Он первым из англичан смог договориться с Паухэтаном, и она знала, что именно его больше всего уважал ее отец. Смит в особенности был бы дов9лен сегодняшними событиями. Сбылось все, чего он так страстно желал. Она заставила себя встряхнуться, потому что к сердцу поползла знакомая боль, прочла короткую покаянную молитву и тверже оперлась на руку Джона Ролфа. Покахонтас покинула жилище Уитекеров — Рок-холл и остановилась у сэра Томаса Дейла, поближе к церкви, где жители Джеймстауна готовили торжества для нее и Джона Ролфа. Наступил рассвет дня ее свадьбы. Она встала с постели и пошла на луг. Ей хотелось нарвать полевых цветов для церкви. Позже женщины наполнят храм цветами, но она хотела оказаться первой и побыть в тишине нефа в одиночестве. «Как прекрасно, — думала она, — что я приношу цветы, а не убитое существо». Молясь, она просила Господа простить ее за то, что ее мысли все еще заняты Джоном Смитом, но и благодарила Его, что в последние дни думает о нем реже, чем раньше. От всей души она молилась, говоря, что станет Джону Ролфу самой лучшей женой, о какой он может мечтать. Первым прибыл Починс. Из уважения к желанию Покахонтас сам он оделся скромно, чтобы не затмить невесту, зато его воины — целая сотня — блистали перьями и раскраской. Оружия при них не было, они оставили его у ворот форта. Затем, с меньшим сопровождением, пришли из Веровокомоко Секотин и Памоуик и сразу же направились к дому сэра Томаса Дейла. Они передали подарки Паухэтана своей дочери — великолепную нитку жемчуга, все жемчужины, каждая размером с яйцо, удивительно подходили одна к другой, и тысячи акров земли. Утро было в самом разгаре, когда луг недалеко от церкви стал принимать вид сельской ярмарки. Жарились на вертелах оленина и индейки, сколоченные на скорую руку столы были уставлены пирогами, фруктами и бочонками с элем. Из поселков и фортов в Джеймстаун стекались люди, стремившиеся до начала церемонии занять в церкви хорошее местечко. Когда невеста вышла из дома губернатора, чтобы идти в церковь, толпа замерла. Ее темную кожу оттеняла белая накидка из тончайшего муслина и роскошное белое атласное платье. Маленькая девочка, четыре года назад родившаяся в Джеймстауне, несла за ней длинную фату, которая была закреплена на голове Покахонтас белыми цветами. Рядом с ней шел король Починс, царственный и важный. Церемония оказалась простой и короткой. Невеста и жених произнесли слова о готовности вступить в брак громкими, ясными голосами. Позже, в доме, отведенном для их первой брачной ночи, Покахонтас сказала своему мужу, что, помимо религиозного обряда, тронувшего ее до глубины души, вид всех колонистов, поднимавших за них кружки с элем, потряс ее больше всего. Ранним утром Покахонтас поудобнее устроилась на подушках и посмотрела на спящего мужа. В его лице не было дьявольской красоты Джона Смита или совершенной правильности Кокума, но его ласковые взгляды, доброта и великодушие откликались в ней глубокой нежностью. Даже на вершине страсти их первой ночи он был мягок и уступчив, чего она никогда раньше не встречала. И, глядя на его лицо, она горячо, едва слышным шепотом повторила свой брачный обет. Глава 23 Лондон, май 1614 года Он слегка хлопнул ее по плотному заду. Она повернула к нему лицо — глаза горят, светлые волосы спутаны — и стукнула его кулаком в плечо. Джон Смит засмеялся. Он был рад, что хотя бы одна из девиц Рейнолдс еще не замужем. — Мэри, сегодня утром я встречаюсь с твоим отцом. Вероятно, он снова попробует заставить меня жениться на тебе. Смит сел в постели, глаза его искрились озорством. — Негодяй! Да ты не нужен мне и за все богатства Индии! Смит увернулся от брошенной в него подушки. — Именно это я говорил ему раньше и скажу опять. Смит выбрался из постели и быстро пробежал по холодному полу за своей одеждой. Обернувшись назад, он увидел, что Мэри натянула простыни до подбородка и в глазах ее появился опасный блеск. Он с самого начала сказал ей, что никогда не женится. Его жизнь разведчика чужих земель и авантюриста была слишком опасна, чтобы заставить жену делить ее с ним. А их отношения были так необременительны, так приятны, что они частенько поддразнивали друг друга на сей предмет. Он, конечно, не упоминал о том, что хотел однажды жениться. Пока он натягивал чулки и застегивал мундир, его настроение внезапно изменилось. — Еще один корабль пришел из Джеймстауна, — сказал Смит. — Вот почему сэр Эдвин Сэндис созвал сегодня утром заседание Виргинской компании. — Ты возвращаешься в колонию? — Да, примерно через год. Я планирую пройти вверх по побережью — от Джеймстауна до Новой Шотландии. — О, возьми меня с собой! Какое приключение! Смит улыбнулся, глядя на нее, сидевшую в постели, обхватив руками колени. Мэри была одной из самых изнеженных женщин Лондона. Носок ее туфли ни разу не касался сырых камней мостовой. — Твоя красота окажет на команду разлагающее действие, — сказал он. — Экспедиция погибнет прежде, чем мы выйдем в открытое море. Успокоенная, она выпрямила ладонь и послала ему воздушный поцелуй. Он улыбнулся ей с порога. Джон Смит прошел по Бишопсгейт-стрит мимо церкви Всех Святых и Святого Петра, по Темз-стрит к причалу пристани Полы, где располагалась контора сэра Эдвина. Он вызвал сюда руководство Виргинской компании и ее дочерней компании — Компании Соммерса, — чтобы объединить вклады Виргинской компании. Компания Соммерса была создана, чтобы привлечь для предприятия деньги и сохранить его платежеспособность. Лондонские купцы, новый общественный слой, должны были сами защищать свои интересы. У короля было слишком много долгов, чтобы тратить деньги на Новый Свет. Смит опоздал, и Сэндис ввел его в курс дела. — Из колонии прибыл «Трежер», с ним пришло письмо от Джона Ролфа, нашего главного специалиста по табаку в Новом Свете. Он полагает, что наконец вывел хороший сорт. Со следующим кораблем он пришлет образцы своих трудов. Ему очень помогла его жена. Сэндис знаком пригласил Смита занять место рядом. — А я думал, что жена Ролфа умерла на Бермудах. Смит уселся и скрестил ноги. — Да, умерла. Он женился на принцессе Покахонтас. Их брак и усмирил окончательно великого короля. В Виргинии наконец наступил мир. Смит понял, что побелел от этой новости. Как могла Покахонтас выйти замуж? Ведь у нее уже был муж-паухэтан. Смит тряхнул головой, словно прочищая ее. Все было так давно. Он запретил себе возвращаться к тому отрезку своей жизни. На этом берегу Атлантики ничто не напоминало ему о перенесенных там страданиях и потерях. Поначалу, когда он начинал тосковать по ней, он изгонял из себя это чувство железной дисциплиной и выдержкой, которые были основой его жизни. Длительное путешествие домой положило начало выздоровлению, и постепенно укрепилась мысль, что между ним и Виргинией лежит огромное расстояние. Соблазны Лондона и пылкие объятия Мэри еще больше притупили горе, но это горькое известие нанесло его сердцу свежую рану. Неужели он неверно судил о Покахонтас? Неужели тогда, когда давным-давно он лежал больной в Джеймстауне, ему сообщили ложную весть? На мгновение его смятенные чувства вызвали образ Покахонтас, такой живой, что, казалось, в этот день она сама сошла на берег с «Трежера». Сэр Эдвин Сэндис продолжал: — До твоего прихода, Смит, мы обсуждали возможность выплаты принцессе жалованья. Она помогла колонии выжить в самое мрачное время, а сейчас обеспечила мир с своим отцом. Она — героиня. — Сэр Эдвин положил гусиное перо на дубовый стол и оглядел собравшихся. — Проголосуем? Проголосовали единогласно и с воодушевлением.