— Если вы отказываетесь мне помочь здесь и сейчас, вам придется проследовать со мной… — Я никуда не поеду! — крикнул Холлингсворт. Он вскочил и выставил перед собой стул, будто подозревая, что его потащат силой. — Я не могу оставить дом! — Успокойтесь, пожалуйста, мистер Холлингсворт. Я же сказал, что это рутинная процедура. Незачем так волноваться. — Но даже Перро, чей недостаток воображения граничил с тупостью, даже он понимал, что не все так просто. Процедура, может, и вполне рутинная, но сама ситуация выглядит далеко не ординарной. Он открыл блокнот, щелкнул шариковой ручкой и ободряюще улыбнулся: — Я прав, предполагая, что ваша жена навещает мать? — Да. — Адрес назовите, пожалуйста. — Зачем это? — Просто для того, чтобы мы точно представляли, где она находится в данный момент. — Уверяю вас, в этом нет необходимости. Констебль замер, держа наготове ручку и являя собой образец терпения. Убедившись, что дело не сдвинется с места, пока он не даст удовлетворительный ответ, Холлингсворт наклонился к самому лицу Перро, так близко, что тот невольно откинулся назад. — Послушайте, это останется между нами? — Разумеется, сэр. Даже если я решу включить это в свой рапорт, — ответил Перро, надеясь, что собеседник не сознает всей неизбежности подобного развития событий, — то информация не пойдет дальше полиции. Конечно, при условии, что новые обстоятельства не вынудят нас дать делу ход. — У моей жены нет матери. На самом деле ко мне зашел викарий и пристал с расспросами. Ну, вы и сами знаете этих настырных доброхотов. Констебль Перро, по роду занятий имевший куда более обширный опыт общения с доброхотами, так же как и с недоброжелателями, понимающе кивнул. — Чтобы поскорее отделаться от него, я сказал первое, что пришло на ум. Правда же в том, — и его голос дрогнул, казалось, что Алан вот-вот разрыдается, — что она меня бросила. — Сочувствую, мистер Холлингсворт, — ответил констебль. Он сказал это совершенно искренне. Сам Колин Перро был вполне доволен своей семейной жизнью (покладистая, хорошенькая жена, прелестная дочка-подросток и двое непоседливых сыновей). На краткий миг ему невольно передалось то состояние агонии, в котором пребывал сидящий напротив него человек. Ничего удивительного, что Холлингсворт пьет, ругается последними словами и мечется как сумасшедший. Незаметно для него самого пальцы констебля судорожно вцепились в твердое дерево тяжелого стула. — И адреса ее у меня нет. — Давно она отсутствует? — Точно сказать не могу. — Почувствовав недоверие Перро, он добавил: — Дни и ночи у меня как-то перемешались. Дня три, наверное. Или четыре. — Постарайтесь все же вспомнить, мистер Холлингсворт. — Вспомнить?! Я-то как раз хочу все это позабыть. — Она с вами не связывалась? — Нет. — Значит, вы понятия не имеете, где она? — Конечно не имею, а вы как думали? — Она оставила какое-то сообщение, записку? — На автоответчике. Но вы его не найдете, я стер запись. «Ловко придумано», — отметил про себя Перро и сам поразился тому, как быстро его сочувствие сменилось недоверием. Что спровоцировало перемену в его отношении к Холлингсворту? Возможно, мысль о том, что если тот и вправду безумно любил жену, то, вероятно, захотел бы сохранить хотя бы звук ее голоса на автоответчике. — В каком она была состоянии, когда вы видели ее в последний раз? — В самом обычном. — И вы не догадываетесь, почему она вдруг решила вас оставить? Холлингсворт отрицательно покачал головой, по-прежнему поддерживая ее обеими руками. — Может, в ее жизни появился другой мужчина? Завязался роман? — Мне трудно в это поверить, и не только из тщеславия. Где они могли встречаться? Если она где-то бывала, то только со мной. Ну а шансы на тайные встречи в такой маленькой деревушке практически равны нулю. — Тут вы правы, сэр, — отозвался констебль и счел слишком жестоким говорить о том, что в этом случае бедняга сам бы узнал об интрижке первым. — Помните, что было на автоответчике? — Что она уходит и не собирается возвращаться. — Она уехала на машине? — Нет, она не умеет водить. — Может, остановилась у кого-то из своих друзей? — Сомневаюсь. После того как мы поженились, она перестала с ними общаться. — А как насчет общих знакомых? Такие у вас есть? — Мы редко куда выбирались и здесь ни у кого не бывали. Я много работал, пропадал в офисе до поздней ночи. Для Симоны деньги были важны до чрезвычайности. Не хочу сказать, что она была эгоистичной или алчной, нет. Просто до встречи со мной жизнь обходилась с ней неласково. И это еще мягко сказано. И в детстве, и в юности жилось ей трудно. Мне временами казалось, что, сколько бы я ни откладывал в банк, она не чувствовала себя надежно обеспеченной. По мере того как Холлингсворт говорил, он как будто бы все больше трезвел. Казалось, он сосредоточился наконец на том, чего от него добивались, и собрался с силами. Перро не был уверен, получает ли теперь более правдивую информацию, или же собеседник стал контролировать каждое свое слово. Это снова его насторожило, и он спросил себя, нет ли у Холлингсворта на это серьезных оснований. — Вы упомянули банк, сэр. Ваша супруга в этом же банке держит свои деньги? — Нет. — А где? Возникла короткая пауза, а когда Холлингсворт ответил, сразу стало ясно, что это импровизация: — У «Ллойда». Констебль был уверен, что Холлингсворт выдал первое пришедшее в голову название. Зачем так глупо врать, отвечая на невинный вопрос? Тем более что это как раз проверить несложно. Почему не сказать правду? — Вы уверены, сэр? Взгляд Холлингсворта заскользил поверх головы констебля и снова остановился на стрелках часов. Только потом, поняв, что к нему обратились, он произнес: — Вы что-то сказали? Констебль пропустил это мимо ушей, но в рапорте отметил, что Холлингсворт намеренно избегает прямых ответов. Рапорты Перро отличались скрупулезной точностью, хотя обычно бывали очень длинными и запутанными. В полицейском участке их называли мини-сериалами. О чем бы ни шла речь, особое место отводилось описаниям и размышлениям, а не тому, что на самом деле важно. — Ну что ж, мистер Холлингсворт, я полагаю… — Слушайте, меня не интересует, что вы там полагаете. Как мог, я ответил на ваши вопросы, и мне нечего к этому добавить. — Одним движением он поднялся с кресла, распрямился и, казалось, почувствовал себя вполне нормально. И снова Перро засомневался, не был ли запой Холлингсворта заранее обдуманной уловкой, предлогом, извиняющим невразумительные ответы. Правда, в конце концов тот ответил на все вопросы, хотя и довольно нечетко. У констебля возникло ощущение некоторой неловкости. Разумеется, как и любой полисмен, Перро привык подвергать сомнению все слова допрашиваемых, но обычно ему приходилось заниматься делами немудреными, без глубокой психологической подоплеки. Он заключил, что вряд ли добьется еще чего-нибудь от Холлингсворта в его теперешнем состоянии, и решил, что на сегодня хватит. Констебль захлопнул блокнот, вытащил из-под стула шлем и тоже поднялся на ноги. — Благодарю за содействие, сэр. — Ладно, ладно. Холлингсворт явно не мог дождаться, когда его оставят в покое. В холле Перро сделал вид, будто собирается надеть шлем, но вдруг смущенным тоном, который самый бесталанный актер-любитель посчитал бы фальшивым, сказал: — Ой, извините, сэр, не разрешите ли вы мне воспользоваться вашим туалетом? — Там не очень чисто, знаете ли. — Не имеет значения. — Перро уже поставил ногу на ступеньку лестницы. — Это сюда, верно? — Один есть в холле. — Тысячу благодарностей. — И Перро взлетел по ступенькам на второй этаж. Ванная комната примыкала к хозяйской спальне. Перро нарочито громко опустил сиденье унитаза, а сам стал поспешно осматривать шкафчик с косметикой, аптечку, баночки и бутылочки, стоявшие на бортике ванны. Он был очень доволен собой. Право же, это здорово, что в последний момент его осенила такая замечательная идея — попроситься в туалет. Он громко прокашлялся и, чтобы обозначить свое местонахождение, открыл даже кран с водой. Тут в холле зазвонил телефон. Трубку тотчас подняли, и Перро воспользовался выпавшим ему шансом. Он проскользнул в спальню. Проверил содержимое ящиков, затем все, что висело в громадном бело-золотом стенном шкафу, после чего вернулся в ванную, дернул ручку унитаза и закрыл воду. Спускаясь по лестнице, он замер на середине и попытался услышать, что отвечал звонившему Холлингсворт. К несчастью, гудение в трубах и звук наполнявшей бачок унитаза воды заглушали голос. Правда, хотя Холлингсворт старался говорить негромко, в какой-то момент он, видимо, забыл об опасности быть услышанным: — В чем проблема? Какие тут могут быть вопросы, черт возьми, Блейкли?! Так не пойдет. Мне нужно все и сразу! — яростно захрипел он в трубку. Дальше слова стали неразборчивы, но тон свидетельствовал, что говоривший в полном отчаянии. Однако затем трубку положили на рычаг с завидной осторожностью.