Генкино лицо расплылось в насмешливой улыбке. Он хотел сказать что-то ядовитое, но его глаза встретились с Лидиными. Она шла к нему, потому что Генка сидел на ее стуле. Мальчишка соскользнул со стула, встал, вытянувшись, и, не зная куда деть руки, застегнул верхнюю пуговицу рубашки. — Как наш прибор? — Лида села рядом со Стасом. И он стал раскладывать инструмент, детали, необходимые для работы. — Ну как, пришла? — просунулась в дверь голова Тольки Шестеренкина. — Чего орешь! — погрозил ему кулаком Генка и, подойдя ближе, шепотом добавил: — Пришла. — Она? — Толька показал глазами на Лиду. — Она, она. Иди, тракторист, искру искать! — Генка взялся за ручку двери, но Толька предусмотрительно подставил под дверь ногу. — Тоже мне развыбражался, электронщик несчастный! Подумаешь, у нас тоже такая была… — У вас была, а у нас есть. Иди-иди, не мешай людям работать! — Генка бесцеремонно вытеснил Шестеренкина в коридор. Злоключения Пашки Жихарева Едва прозвенел звонок, шестой класс в одно мгновение разбежался. Одни спешили в музыкальную школу, другие еще с утра сговорились ловить рыбу в протоке, третьи ждали технические кружки. Только Пашке Жихареву спешить было некуда. Музыкального слуха у него не было, рыбалкой он не увлекался, радиотехникой — тоже. Он посидел в классе минуту, другую, посмотрел на свой портфель — осенью тот блестел от лака, а к весне вытерся и даже ручка надломилась, словно целый год в портфеле носили тяжести. «Чем бы заняться? — грустно подумал Пашка. — Может, записаться в музыкальную школу?» Приятели говорили ему, что там безо всякого слуха цокотам играть выучат. Пашка представил, как выходит с баяном на крылечко, разводит меха и… Но играть лучше Кольки Коробочкина он все равно не будет. Тот еще до музыкальной школы выучился играть по слуху, а уж когда освоил ноты, то всех в селе обошел. Попробуй, догони его! — Паша, ты что тут сидишь? Весна на улице, — заглянула в класс учительница биологии. — Да так. Сейчас пойду. — Пашка нехотя поднялся. — Ты не спешишь? — Не. — Тогда помоги девочкам. На кроликоферме клетки поломались. Учительница биологии ушла. Она знала, что если Пашку о чем-то попросить, то можно не проверять и не сомневаться, все сделает. Такой уж он безотказный и обязательный человек. «Пойду на ферму, — понуро сказал себе Пашка, — буду клетки чинить». И тут он немного повеселел: ему подумалось, что возьмется он за разведение кроликов, изучит все тонкости этого дела и выведет необыкновенную породу, такую, что… Тут фантазию его заело. Пашка не знал, какой кролик лучше: с длинной шерстью, как у овцы, или большой и толстый, как поросенок? Через минуту Пашка поделил свою жизнь на две равные части: одну половину жизни он выводил мясную породу кроликов, а другую тратил на выведение пушной. На ферме, которая располагалась в сарае сразу же за школой, возле клеток хлопотали девочки. — Вон он!.. Пришел, не запылился! — сердито встретили они Пашку. — Когда ты здесь последний раз был? — В этом году, — примирительно улыбнулся Пашка. Но девочки осерчали еще больше. Пашка понимал, что страдает за всех мальчишек, которые убежали на рыбалку и в радиокружок. — Я клетки чинить пришел, — насупился он. — Ну и чини, кто тебе не дает… Пашка взял молоток, гвозди, направился в угол и вдруг увидел там Женьку Горлова. Тот щеточкой чистил кролика с длинной голубоватой шерстью. — Откуда такой взялся? — спросил он у Женьки, кивая на кролика. — Ангорский. Это такая особая порода. Из района в прошлом месяце пару прислали. «Вот уже пуховая есть. Мясную, может, тоже где-то вывели», — настроение у Пашки стремительно падало. Он с надеждой посмотрел на Женьку, который считался одним из лучших школьных кролиководов, и тихо спросил: — А как он ничего… ангарский-то? — Во-первых, ангорский, — снисходительно поправил Женька, — во-вторых, спрашивай точнее. «Тоже мне, развыбражался!» — немного обиделся Пашка, пальцами помял шелковистую голубоватую шерсть кролика, погладил его длинные уши и спросил: — Недостатки у него есть? — Очень нежная порода, — озабоченно пояснил Женька, — холода боится, жары боится. Требует особого ухода. — Это хорошо! — обрадовался Пашка. — Чего ж тут хорошего?.. — недовольно заметил Женька, пустил кролика в клетку и захлопнул решетчатую дверцу. «Можно закалить того ангорского и сделать его ангарским». Пашка улыбнулся: ему понравилась такая игра слов. Он подошел к крайней клетке, присел на корточки и двумя ударами молотка прибил отставшую планку. «Сначала надо приучить его к теплой воде, — Пашка наживил вертушок запора на гвоздь, — для этого надо по утрам купать его в тазу. — Пашка задумчиво переложил молоток из руки в руку, — потом — в холодной, потом — в ледяной…» — Ты зачем сюда пришел? Ворон считать? — насмешливо окликнула его одна из девочек. — Чего? — оглянулся Пашка. — Работать надо! — засмеялись девочки. «Эх, рассказать бы вам, о чем я сейчас думаю». Пашка посмотрел на Женьку Горлова и тут же усомнился в своей правоте. «Что-то очень уж просто все получается? Неужто никто до сих пор не додумался до этого?.. Нет, ученые, поди, уже закаливают кроликов. Скоро будет новая порода. Как и ангорскую, из района пришлют». Пашка вздохнул и отложил молоток. — Уже наработался? — Девочки как-будто следили за каждым его движением. — А чего? Говорите — сделаю. — Да иди-иди, нужен будешь, позовем! «Глупые еще», — подумал про них Пашка и вышел на улицу. Дома он первым делом выучил уроки, потом наколол дров, принес две пары воды. Немного устал, но посмотрел на часы и приуныл: на все дела ушло два с половиной часа. До вечера еще было далеко. «Пойду-ка рыбу ловить», — Пашка глянул на слепящее весеннее солнышко, зевнул, чихнул и побежал к речке. Переполненная талой водой, она вышла из берегов и была похожа на Волгу. Да-да, именно на нее. Пашка ни разу не видел Волги, но она для него была самой большой рекой в мире. И когда их маленькая речка разливалась настолько, что затапливала соседние огороды, он с некоторым страхом и восхищением называл ее Волгой. Приятели Пашки копошились с наметом в протоке. Намет — это такое сооружение для ловли рыбы в мутной воде. Оно состоит из шеста с перекладиной на конце, называемой билом, и сетки, которая натягивается на шест и на било. Билом перекладина называется потому, что когда намет ведут в мутной воде, то крупная рыба ударяется о било, бьется о него, и для рыбака — это верный сигнал: будь расторопным и не упусти добычу. — Много наловили? — засунув руки в карманы курточки, Пашка подошел к приятелям. — Зачем пришел?.. Рыбу пугать? — зашикали те на него. — Нужна мне ваша рыба, — Пашка присел на корточки и заглянул в зеленое ведро. Среди пожухлой травы кто-то копошился. Пашка запустил руку, наткнулся на что-то скользкое и с криком «Ой!» опрокинул ведро. Вместе с водой из него выплеснулось несколько плотвичек и налим. Он-то и напугал Пашку. Извиваясь как змея, налим заскользил по мокрому берегу к воде, и один из рыболовов, рискуя свалиться в реку, кинулся на него и у самой воды успел схватить рыбину за хвост. — Ты чего варежку разинул?.. Весь улов чуть не упустил! — зашумели на Пашку приятели. — Так он того… скользкий, я думал, жаба какая-нибудь, — неловко оправдывался Пашка. — Скользкий! — передразнил его Генка Бычков. — А по-твоему, налим каким должен быть? — Вкусным. — Умел Пашка в нужную минуту сказать именно то слово, которое отводило от него и гнев, и обиду. Мальчишки заулыбались. И тот же Генка Бычков великодушно разрешил: — Ладно уж, давай, бери намет. Мы тут все наловились так, что коленки дрожат. — Толку-то, — буркнул Пашка, но намет взял. Нельзя было отказаться. Сильно отклонившись назад, он занес намет над протокой и мягко опустил его в воду. — Смотри, ко дну прижимай, а то крупная рыба по самому дну ходит, — так, словно видел эту крупную рыбу под толщей мутной воды, сказал Генка Бычков. Подскочил к Пашке, и они вместе стали тянуть намет к берегу. Мальчики столпились у самой воды. Каждому не терпелось увидеть первым, какой улов принесет сетка намета. Било за что-то зацепилось. Пашка дернул шест на себя, вода с шумом вырвалась из-под била.