— Мы пришли сюда вкусно поесть. Не превращай это в допрос. — Раньше в этом не было необходимости. Ты была со мной откровенна до сих пор. Эйдан откинулся на спинку стула и казался таким недовольным, с сильно сжатыми губами. Я улыбнулась, пытаясь облегчить внезапное напряжение. — Ты похож на раздражительного школьника. Эйдана раскрыл рот от удивления. — Меня никогда в жизни не обвиняли в раздражительности. — Все бывает в первый раз, — я подняла голову, наслаждаясь, что могу дразнить его. — Ты выглядишь так, будто кто-то забрал твою любимую игрушку. Принесли нашу еду, так что Эйдан не ответил. Я посмотрела на горного цыпленка в своей тарелке, покрытого соусом из виски, с картофельно-сливочным пюре. Прекрасный ужин для холодного октябрьского вечера. — Потрясающий запах. Эйдан ничего не ответил. Он начал есть, и я поняла, что мое поддразнивание не убедило его оставить этот вопрос в покое. Я взялась за еду, не позволяя его настроению испортить ужин. Наслаждаясь первым кусочком, я легонько дернула ногами в восторге от вкуса еды. Взгляд Эйдана оторвался от тарелки, и я увидела улыбку. От удовольствия я поерзала задницей на стуле, и когда съела еще один кусочек, он рассмеялся. — Вкусно? Я кивнула, широко раскрыв глаза. Проглотив, восхитилась: — Вкусно. — Ты как возбужденный щенок, — он покачал головой, все еще улыбаясь. — Мне нравится вкусная еда. — Тогда мы позаботимся о том, чтобы она была у тебя в будущем. Мы обменялись теплым взглядом. Напряжение между нами ослабло, и я расслабилась. ✽✽✽✽✽ С моей стороны глупо думать, что Эйдан отказался от этой темы. Он был человеком с довольно успешной карьерой, и заставил жизнь работать на себя. Он был решительный. Упорный. Настойчивый. О чем и напомнил, когда мы ехали домой. Вечер прошел за непринужденной беседой, мы весело общались, и делились о том, как провели прошедшую неделю. Также обсуждали Сильвию и то, как быстро она адаптировалась в школе. Мы ехали в его машине, когда Эйдан сказал: — Мне не нравится, что ты не можешь разговаривать со мной откровенно. Удивленная поворотом в разговоре и неправдой этого заявления, я нахмурилась. Он быстро взглянул на меня, прежде чем вернуть взгляд на дорогу. — Можешь смотреть на меня сколько угодно, но я знаю, что ты что-то скрываешь. — Я ничего не скрываю. — Ты не хочешь говорить о своем будущем, и это просто большая чертова проблема, Нора. — Что ты хочешь, чтобы я сказала? — Хочу, чтобы ты поделилась со мной, что хочешь от своего будущего. «Я хочу просто быть рядом с тобой». Но конечно не призналась в этом. — Сама не знаю. — А как насчет театра? Ты говорила, что хотела стать актрисой, когда была ребенком. Очевидно, это не изменилось. Я видел тебя в роли Питера Пэна. Ты становишься совершенно другой перед детьми. Это удивительно. Я покраснела от комплимента. — Спасибо. Это мило. Но это не значит, что я стану актрисой. — Это не значит — что ты этого не хочешь. — Ахх, ты иногда так раздражаешь меня. Он усмехнулся. — Я думаю, мы делаем успехи. — Эйдан! — Пикси! Мой желудок дернулся от мысли, рассказать ему правду. — Ты не захочешь знать, что происходит в моей голове прямо сейчас. — Вот здесь ты ошибаешься. — Не хочу, чтобы ты знал, что происходит в моей голове, — поправила я. Атмосфера резко изменилась, и я увидела, как заходили желваки на его челюсти. — Эйдан? — Тогда забей на это. Я обидела его. Дерьмо! — Эйдан... — выдохнула я тяжело, — я не хочу, чтобы ты знал как я облажалась на самом деле. — Ты не облажалась. Я засмеялась, но звук вышел странным, и это заставило Эйдана взглянуть на меня с беспокойством. Я потянулась и с благодарностью сжала его руку. — Довольно мило с твоей стороны, но мы оба знаем, что я сейчас живу в подвешенном состоянии. И хотела бы сказать, что готова выйти из него, но не уверенна в этом. Когда Джим был еще жив, я обсуждала с Сеоной поступление в колледж. Мы узнали, что я могу попасть в университет Эдинбурга и изучать психологию. Это стоило бы всего пару тысяч, и Джим и я могли себе это позволить, если бы отложили планы о покупке жилья. Я даже начала представлять, какой будет моя студенческая жизнь, и узнала о любительских театральных коллективах. Но при первом упоминание об этом — просто случайный комментарий — и Джим заставил меня замолчать. — Почему? — Эйдан казался таким же растерянным, какой тогда была я. Пока не осознала истину. — Он знал, Эйдан. Он знал, что я не люблю его так, как он любил меня, и боялся, что если я пойду учиться, то больше не буду нуждаться в нем. Он испугался, что потеряет меня. Но удерживая меня возле себя, только отталкивал дальше. — Так почему ты не сделаешь этого теперь, когда... — Теперь, когда он умер? — закончила за него слова, горькие, даже для моих ушей. — Вина. — Вина? — Эйдан подъехал к моему дому, выключил двигатель и повернулся ко мне. В его глазах начал закипать гнев. — Вина? — повторил он. Зная, что если не расскажу сейчас, то оттолкну его, я продолжила говорить правду. — Я этого не заслуживаю. Я уже говорила тебе... Я украла годы у Джима. Почему я должна получить то, что хочу? — Бога ради, Нора. — Он провел рукой по своему лицу, потрясенный моими словами. Я замерла.