Снимая с себя свитер и джинсы, я чувствовала легкое волнение в животе, как всегда, когда собиралась проводить время с детьми. И сейчас волновалась только из-за них. Правда. — Это так, — огрызнулась я на себя. Надела зеленые легинсы и рубашку, и как раз собиралась застегнуть ее, когда дверь в ванную неожиданно распахнулась. Дыхание перехватило, и я застыла, глядя в знакомые глаза. Высокий и с широкими плечами, он заполнял собой почти весь дверной проем. Я попыталась открыть рот, чтобы спросить, о чем Эйдан думает и что делает, но слова застряли, когда его взгляд скользнул с моих глаз на губы и дальше вниз. Он осмотрел меня медленно и тщательно, с головы до ног и обратно. Задержался на бюстгальтере под расстегнутой рубашкой, и когда его глаза, наконец, встретились с моими, их наполнял огонь. На лице застыло выражение решимости. Смесь страха, острых ощущений и нервозности, прорывалась изнутри, и в итоге полностью затопила меня, когда Эйдан вошел в ванную и запер дверь. — Что ты делаешь? — Я наткнулась на стену позади. Веселье искрилось в его глазах, пока он медленно и хищно приближался ко мне. — Уверен, Питер Пэн не выглядел таким сексуальным. К сожалению, я без ума от шотландского акцента. Разумеется, иначе я бы не оказалась здесь, так далеко от дома. Более того, я стала думать, что без ума и от Эйдана. — Не надо. Я подняла руку, чтобы остановить его, но Эйдан прижал ее к своей груди и накрыл ладонью. Меня поразило то, какая в сравнении с ним моя ладонь маленькая. По спине пробежала дрожь, а соски стали твердыми. Дыхание перехватило, когда он сделал еще один шаг вперед, и между нами не осталось свободного пространства. По сравнению со мной он был очень высоким, поэтому пришлось откинуть голову назад, чтобы увидеть его глаза. В них полыхал огонь. Эйдан смотрел на меня таким горящим взглядом, как не смотрел ни один мужчина. Как я могу сопротивляться этому? И все же понимала, что должна. Я сердито взглянула на него. — Ты должен уйти. В ответ Эйдан надавил всем телом, и я почувствовала, как меня поглощает жар. Внизу живота вспыхнуло возбуждение, между ног начало покалывать, соски затвердели еще больше. Я сердилась на свое тело и сердилась на него, попыталась оттолкнуть, но это было похоже на жалкую попытку толкать бетонную стену. — Это совершенно неуместно, — прошипела я. Эйдан схватил мои руки, чтобы остановить бесполезное сопротивление, и слегка, но твердо прижал их над моей головой. Моя грудь соприкоснулась с его торсом и я ахнула от того насколько она налилась. В потемневших глазах Эйдана читалось осознание и намерение. Мужчина наклонил ко мне голову — Нет. — Я покачала головой, ненавидя, как пропищал мой голос, но, тем не менее, продолжила: — Я не буду играть пещерную женщину для твоего дикаря. Его губы дрогнули. — Досадно. Ты часто отрицаешь то, что хочешь? — Нет, я думаю своей головой, а не тем, что между ног. Эйдан рассмеялся, и теплое дыхание опалило мои губы. Мне нравилось, что он смеялся. Мне нравилось, что я заставила его рассмеяться. Этот мужчина нуждался в смехе больше всего на свете. Звук смеха взволновал меня, и низ живота свело от удовольствия. Тут я поняла, что не только мое тело предавало меня, но и сердце тоже. Как будто увидев эту мысль в моих глазах, он отпустил одну из моих рук и прижал холодные пальцы к моей груди, к сердцу. Я задохнулась от головокружительного прикосновения. Он спросил: — Ты когда-нибудь думала этим местом? — Насколько мне известно, моя левая грудь не умеет мыслить, — уклонилась я от ответа. Он усмехнулся. — Ты знаешь, что я имею в виду, Пикси. — Не называй меня так. Эйдан задумался и произнес: — Я думал мы друзья. — Мы были. Но потом ты прижал меня к стене. — Спасибо за напоминание. — Эйдан снова схватил мою свободную руку и прижал к стене. Увидев, вспышку гнева в моих глазах сказал: — Если бы ты действительно разозлилась, то боролась бы. Я покраснела. — Это бесполезно. Ты огромен. — Я бы отпустил тебя. Ты же знаешь. Не хотел, но отпустил бы... Если бы ты этого не хотела. Мы молча смотрели друг на друга, его лицо было так близко, что я видела в зеленых радужках маленькие золотые пятнышки. В тот момент я забыла, где я, кто я, и что было правильным. И я даже не понимала, что тянулась к этому мужчине, он с самого начала привлек мое внимание. — Почему ты сопротивляешься этому, если хочешь? Почему я снова сражаюсь? — Нора? Я закрыла глаза, отгораживаясь от него, что позволило вспомнить, что я боролась с этим, чтобы спастись от боли. — Потому что... Неожиданно на меня обрушился его рот, заставив замолчать. Удивление от происходящего пересилил инстинкт. Я ответила, переплетая его язык со своим. Дернула руки, но Эйдан не отпускал и продолжал удерживать за запястья, а я хотела его обнимать. Я хотела провести пальцами по его волосам. Меня охватило тепло и, как будто я была покрыта топливом, у моих ног распалился огонь; взметнулся молнией, и окружил пылающими языками. Слишком горячо. Слишком мало. Слишком все. Я хотела сорвать свою одежду. Я хотела сорвать его одежду. Эйдан внезапно прервал поцелуй и отступил, смотря с триумфом. Если бы это был не он, если бы это был какой-то другой момент, то я бы уличила его в самодовольстве. Вместо этого вспомнила, почему мы не должны этого делать. Что бы Эйдан ни увидел в моем выражении, но это заставило его ослабить хватку на моих запястьях. Я безвольно опустила руки, но он не отступил. Эйдан ждал, положив ладони на мои хрупкие плечи. Что-то в его глазах, заставило мою защиту треснуть по швам. Нежность вырвалась наружу, и я обнаружила, что ласкаю его щеку, чувствуя, как щетина покалывает кожу. Грусть, погасила огонь. — Ее больше нет, — сказала мягко. — Даже я не могу отвлечь тебя от этого. В его глазах вели борьбу желание и невыносимо мрачное страдание. Мужчина медленно сместил руки с моих плеч на талию. От легкого рывка я оказалась в объятиях, прижатая к его груди. А потом Эйдан разорвал мою душу, прошептав мучительные слова: — Но ты можешь попробовать. Взглянула в лицо, то, которое мечтала видеть каждый день, то, которое вызывало волнение, и меня осенило — я хочу этого. Поняла, что никогда не причиню ему такого вреда, какого причинила Джиму. Мои чувства к Джиму были на совершенно другом уровне, и это заставляло чувствовать вину, но в то же время придавало сил. Единственный, кто был в опасности — я сама.