— Детка, ты же знаешь, у нас нет на это денег. Сначала нужно заплатить за открытые курсы в колледже и получить необходимую квалификацию, а ты даже не знаешь, что хочешь делать со своей жизнью. — Я знаю, что не хочу укладывать полки в супермаркете! Я покинула США не для того, чтобы вернуться туда с чего начала! На лице у Джима отразилась вина. — Послушай, я много работаю, и через несколько лет стану бригадиром. У нас будет больше денег, и тебе, возможно, даже не придется работать. Ну, и к тому времени у нас будут дети, и ты будешь заниматься ими. От этой мысли я вздрогнула. — Я не хочу оказывать на тебя давление. Тем более речь не о том, чтобы ты зарабатывал больше денег, Джим. А в том, что это я хочу зарабатывать больше денег, и именно я — хочу гордиться своей жизнью. А прямо сейчас я не профессиональна для чего-либо. — Я не смотрю на это, как на твое давление на меня. Я хочу дать тебе хорошую жизнь, чтобы ты не беспокоилась о работе. Мы команда. Джим никогда меня не слышал. Чтобы я не говорила, он никогда меня не слышал. Но сейчас я не хотела спорить. — Я знаю это. Он настороженно посмотрел на меня. — Правда? ✽✽✽✽✽ Прошло две недели, и мы вернулись к нормальной жизни, засунув головы в песок и притворившись, что наш брак прекрасен. Но наш брак не был прекрасен. Он был усеян нарушенными обещаниями. В день свадьбы я обещала любить и лелеять своего мужа, полагая, что так и будет. И когда Джим попросил меня выйти за него замуж, он пообещал: «У меня есть все, что ты хочешь». Это не так. Эдинбург был дорогим городом, и хотя образование стоило не так дорого, как в США, оно по-прежнему не соответствовало нашему финансовому состоянию. Способы были, но это означало, что нужно немного попотеть. Возможности имелись. Но Джим не поддержал эту идею, и без его помощи я не могла ничего сделать. Не знаю, стало ли это проявлением детского негодования, или возможно печальный факт, но я поняла — мой муж был наивным увлечением. И однажды утром я проснулась и осознала, что нарушила свое обещание его любить. Я действительно любила Джима... но не была в него влюблена. Я вышла замуж за друга, но не лучшего друга, и, как оказалось, в этом имелась большая чертова разница. По правде говоря я понимала: мы направляемся к обрыву. Сама эта мысль пугала меня почти так же, как и мысль о том, что так будет всегда. Иногда появлялось чувство, что я меняю страны, а не ситуации, но это было не так. По крайней мере, в Эдинбурге у меня был Джим, у меня была семья, и друзья, которые заставляли меня улыбаться. Несмотря на то, что я была в состоянии шока и настороженности, когда только приехала в Эдинбург, мать Джима Энджи и его старшая сестра Сеона позаботились обо мне. Полагаю выбора у них не было, потому что в течение первых нескольких месяцев мы жили в тесном трехкомнатном доме в районе Сайтхилл, находящимся примерно в двадцати минутах езды на запад от центра города. Район где вырос Джим оставил меня равнодушной, а вот в центр города я влюбилась. Было трудно не влюбиться. Там была удивительная архитектура — неоклассические и григорианские здания в Новом городе поражали великолепием. Когда я впервые шла по Новому городу, то представляла себя в платьях эпохи Регентства, разыгрывая роман Джейн Остин. А потом передо мной предстал замок. Эдинбургский замок стоял на потухшем вулкане между Старым и Новым городом. Он как гигантский царь, сидящий на троне и наблюдающий за своим королевством. И мне больше всего на свете понравился дом с видом на это величественное здание, но нам с Джимом пришлось бы в четыре раза увеличить годовой доход, чтобы позволить себе жить в месте с таким видом. Эдинбург прекрасен. Шотландия прекрасна. Это все, о чем я мечтала, и даже больше. Старый город тоже очарователен, но по-другому. Там находился университет, интересовавший меня. Мое вожделение. Была также Королевская миля, улица эпохи Реформации с мощеными дорогами и темными атмосферными переулками. Весь город был на самом деле больше, чем выглядел. В Новом городе крутились деньги: дома с красивыми апартаментами, офисы юристов, бухгалтеров и психиатров, элитарные торговые центры, коктейль-бары, пятизвездочные рестораны и роскошные бутик-отели. Амбициозный район взывал к той части меня, которая задавалась вопросом, какова была жизнь, если бы деньги не были препятствием. Старый город был более сложным. Небрежный, непринужденный, артистический, претенциозный, веселый, серьезный, причудливый и спокойный. Переполненный студентами, и думаю — об этой суете я мечтала. И я влюбилась в эту часть города, потому что не имело значения кто ты, там находилось место и для тебя. Что касается Лейта, района у залива, он мне тоже понравился. Он располагался вдоль берега, и тут была мешанина денег и безденежья. Роскошные апартаменты у самой воды, рестораны, отмеченные звездами Мишлен, клиники косметической хирургии, и пришвартованная Королевская Яхта «Британия» (Примеч.: с 1953 по 1997, выполняла роль борта №1 для королевской семьи, в настоящее время — музей). Но были также пабы, если и зарабатывавшие деньги, то очень давно, и торговые центры с магазинами для людей со средним доходом. Я работала в супермаркете в Лейте, Джим получал хорошие деньги в строительной сфере. Хотя мы откладывали большую часть заработка, чтобы купить дом, Джим захотел найти для меня прекрасное место, и арендовал нам квартиру с одной спальней, расположенную всего в пятнадцати минутах ходьбы от берега, и от моей работы в супермаркете. Вскоре после того как мы переехали, Сеона получила работу в квартале от нас. Пока я не увидела, как пишется имя сестры Джима, я считала, что оно звучит как С-и-о-н-а (Примеч.: имя Сеоны на англ. — Seonaid). У читающих его людей наверняка возникало непонимание как же правильно его произносить: «Сиона», «Сеона», «Шона». После окончания школы в шестнадцать лет, по совету своей мамы, она сознательно смягчила свой акцент, чтобы звучать более англизировано, и начала работать в парикмахерской. Она приложила много усилий, чтобы в конечном итоге, устроиться на работу в модный салон в Новом городе. Сеона зарабатывала столько же, как я и Джим вместе взятые, и могла позволить себя побаловать. Девушка мне нравилась, и стала самым близким другом. Все имеющееся свободное время мы обычно проводили с Родди и Сеоной. Иногда к нам присоединялись друзья Сеоны и ребята, с которыми работали Джим и Родди. Но чаще всего, импровизированные паб-визиты случались в составе нашей четверки. Это произошло в воскресенье, через несколько недель после того как мы с Джимом спорили о будущем. Как и всегда. Мы встретились с Сеоной и Родди в «Лейтс-Ландинг» — в пабе на берегу. В солнечный день мы любили сидеть снаружи у воды. Я пришла к выводу, что солнечные дни почти редкость в Шотландии, и я больше скучала по лету в Индиане, чем по своей семье. — Вот задница! — вздохнул Родди, смотря на огромный телевизионный экран над головой Сеоны. Показывали футбольный матч и, хотя Джим и Родди комментировали игру последние тридцать минут, я даже не смогла сказать, кто, черт возьми, играет. Футбол напряг мое зрение, но отключил слух. Несмотря на то, что Джим меня обнимал, я словно перестала существовать, так бывало обычно, когда ребята смотрели футбол. Сеона рассказывала мне что-то об актрисе, чьи волосы она стригла на этой неделе. Она не назвала ее имя, предлагая игру в угадайку. Я удивилась, когда Джим внезапно повернулся ко мне и сказал: — Я забронировал нам место в Лох-Ломонде через две недели. С пятницы по воскресенье. Думаю, тебе понравится. Я взглянула в такое знакомое лицо. У Джима была способность разоружить меня, и вызвать чувство вины. Несмотря на то, что знала его любимый сорт кофе, от какого положения во сне он храпит, от каких продуктов пускает газы, и сколько туалетной бумаги использует каждую неделю, мой муж не знал меня. Но потом он делал для меня что-то приятное, заставляя чувствовать себя виноватой из-за отчаяния, и все компенсировалось. С тех пор как я сюда переехала, всякий раз при наличии свободного времени, Джим показывал мне разные части Шотландии. Обычно летом мы брали отпуск и арендовали автофургон, или фургончик-кемпер в парке отдыха, или просто домик в интересной местности. Лох-Ломонд стал моим любимым местом. Что-то было в окружении холмов и тихой воды, которые успокаивали меня на некоторое время. И мир выглядел для меня не таким трудным. — Правда? Джим мягко поцеловал мои губы. Он отстранился, внимательно смотря на меня, и между его бровями появилась небольшая складка. — Мне кажется, нам нужно свалить куда-нибудь вместе. Мое злое подсознание хотело заявить, что поездка на выходные в Лох-Ломонд не решит наши проблемы, но, как и Джим, я надеялась на чудо. — Это звучит здорово. — О чем шепчетесь? — громко спросила Сеона через стол. — Не твое дело, — усмехнулась я. Она фыркнула в ответ. — Это про универ? Ее вопрос сразу же меня напряг. Джим приобнял меня и бросил на сестру хмурый взгляд. — О чем вы говорите? Сеона нахмурилась и посмотрела на меня. При виде моих широко открытых глаз, слегка покачивающейся головы и сжатых губ, она выгнула бровь. — Хм... Джим посмотрел на меня. — Что, насчет универа? — Ничего. Он выругался себе под нос и повернулся к сестре. — Что насчет универа? Взгляд Сеоны стал метаться туда-сюда между мной и братом; естественно, меня она решила не слушать. — Я заглянула в приемную Эдинбургского университета и выяснила, что Нора может поступить. — Что? — Джим уставился на нее. — Эдинбургский университет, — медленно сказала Сеона. — Нора может поступить. — Как, черт возьми, Нора может попасть в универ? — неожиданно сказал Родди, не отводя взгляда от телевизора. — Это один из двадцати лучших университетов мира. Четвертый в Великобритании. Сеона фыркнула: — Откуда ты то, черт возьми, это знаешь? Родди оторвал взгляд от экрана и взглянул на нее, забавляясь.