«Камаро» стоял среди деревьев сонного леса; вообразить его оказалось не труднее, чем всё остальное, что забрал Ронан. Просто машина была больше. Войти Выйти Он молча положил руку на ручку двери. Листья деревьев трепетали над головой, вдалеке всхлипывала птица. Девушка-Сирота наблюдала за ним, стоя по другую сторону машины. Она покачала головой. Ронан поднес палец к губам. «Проснись». Он открыл глаза и увидел утреннее небо… и «Камаро» стоял рядом. Победоносно-оранжевый. Неидеальный. Идеально неидеальный, запачканный, потертый, как «кабан». Вплоть до царапины на дверце (Ганси однажды въехал в куст азалий). Сначала Ронан испытал даже не радость, а облегчение. Он не портил всё подряд – он вернул «Камаро» и мог отправиться на Монмутскую фабрику, не боясь унижений. А потом нахлынул восторг. Ронана накрыло эйфорией. Она трепала и возбуждала его. А он-то так гордился коробкой-головоломкой, солнечными очками, ключами. Какой же он был дурак, совсем как ребенок, влюбленный в свои каракули. Он приснил машину. Целую машину. Ее не было – и вот она появилась. «Целый мир». Теперь всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Кавински, стоявший перед «Камаро», казался не слишком-то впечатленным. Он поднял капот. – Кажется, ты сказал, чувак, что хорошо знал эту машину. После того как конечности Ронана вновь обрели чувствительность, он встал рядом с Кавински у открытого капота и понял, в чем проблема. Мотора не было. Дыра проходила насквозь, до пожухлой травы. Вероятно, «Камаро» мог ездить и так. Если он работал во сне, то должен был работать и в реальности. Но это не утешило Ронана. – Я не подумал о моторе, – сказал он. Радость угасла так же быстро, как появилась. Разве он мог удержать в памяти все слабости «кабана»? Ганси не хотел идеального «кабана», машину, которая ездила без мотора. Он хотел СВОЕГО «кабана». Он любил «Камаро», потому что тот ломался, а не вопреки этому. В душе Ронана зазвучало отчаяние. Это было слишком сложно. Кавински слегка стукнул его по голове. – Думал? Думать нечего, придурок. Мы не профессора. Убей мозг. Он вновь обозрел пустое отделение для мотора. – Я так понимаю, Дик может сделать из этого клумбу. Посадить здесь петунии и всё такое. Ронан раздраженно захлопнул капот, забрался на него – не было смысла щадить краску – и забарабанил пальцами по колену, пытаясь собраться с мыслями. «Не думай». Ронан не знал другого способа извлечь что-либо с той стороны. Он не понимал, как удержать образ машины в себе, когда его швыряет в сон. Ронан устал от снов. Они казались истрепанными, как крылья ночной твари. – Слушай, чувак, я уверен, что ему понравится, – продолжал Кавински. – А если нет, ну и хрен с ним. Ронан устремил на него тяжелейший взгляд. Но Кавински был не Ганси, так что, возможно, он и не понял, в чем проблема. Послать Ганси на хрен было невозможно. Ронан не собирался портить «Камаро», когда взял его, но таки испортил. И он не хотел усугублять положение, притащив Ганси самозванца. Эта машина была подделкой. Симпатичной ложью. – Это, – сказал Ронан, прижимая ладони к теплому металлу, – поганая золотая рыбка. – И кто виноват? – Ты. Кавински обещал научить его. И не научил. – «Ты». Я практиковался, чувак! – Кавински широким жестом обвел поле «Мицубиси». – Видишь эти жестянки? У меня ушло несколько месяцев, чтобы сделать всё правильно. Посмотри на этого гада! Он указал на машину с одной осью, прямо посреди корпуса. Она стояла, сонно привалившись на передний бампер. – Я ошибся, попробовал еще раз, подождал, пока место сна соберется с силами, попробовал снова, ошибся, попробовал еще… Ронан спросил: – Что ты имеешь в виду – «соберется с силами»? – Место сна истощается, – пояснил Кавински. – Мой «Уолмарт» не может всю ночь напролет делать телевизоры. Он слабеет. Разве ты не чувствуешь? Так вот что это было? Мир, словно обтрепавшийся по краям… Но прямо сейчас Ронан чувствовал только тревогу, которую пиво притупило до глупости. – Некогда практиковаться. Машина нужна мне сейчас, иначе я не смогу вернуться. Кавински сказал: – Тебе необязательно возвращаться. Ничего более бессмысленного он не говорил с самого начала эксперимента. Ронан просто проигнорировал эти слова. Он сказал: – Я сделаю еще раз. И у меня всё получится. – Блин, да. Кавински достал еще пива – возможно, он и его добывал во сне – и тоже залез на капот «Камаро». Они несколько минут пили молча. Он страстно мечтал о чем-нибудь помимо лакричных конфет. Сны отнимали много сил. Если бы Ганси увидел его сейчас… Эта мысль изгибалась и чернела в душе Ронана, скручиваясь, как сгоревшая бумага. – Бонусный раунд, – сказал Кавински и добавил: – Открой пасть. Он положил Ронану на язык очередную таблетку. На мгновение тот успел ощутить на кончиках его пальцев вкус пота, резины и бензина. Потом таблетка ухнула в желудок. – И что от нее будет? – спросил Ронан. Кавински ответил: – Смерть – это скучный побочный эффект. Прошла секунда. Ронан хотел сказать: «Подожди, я передумал». Но обратной дороги не было. Он стал чужаком в собственном теле. Закат врезался в глаза, косо и неумолимо. Мускулы дернулись; он лег ничком и прижался щекой к капоту – жар металла был болезненным, но не настолько, чтобы быть невыносимым. Ронан закрыл глаза. Его не швырнуло в сон, он оказался в состоянии текучей обреченности. Он чувствовал, как у него схлопывается мозг. Спустя несколько секунд он услышал, как застонал капот, когда Кавински наклонился над ним. Мозолистый палец медленно провел по его спине. Неторопливо описал дугу между лопаток, обводя очертания татуировки. Спустился вдоль позвоночника, воспламеняя каждый мускул по пути. Запал в душе Ронана сгорал, превращаясь в ничто. Ронан не двигался. Если бы он шевельнулся, этот палец пронзил бы его насквозь. Оставил рану. Обратной дороги не было. Но возможно, Ронану померещилось. Что тут было реальным? И вновь среди спящих деревьев стоял «Камаро». Вновь за ним пряталась Девушка-Сирота с грустными глазами. Листья дрожали и вяли. Ронан чувствовал, как это место лишается силы. Он подкрался к машине. Войти Выйти – Ронан, – прошептала Девушка-Сирота. – Quid furantur as nos? «Почему ты крадешь у нас?» Она увядала, как Ной, и была еле различима, как мертвая. Ронан шепотом ответил: – Еще одну. Пожалуйста. Она уставилась на него. – Unum. Amabo te. Я прошу не за себя. Войти