Ронан знал, что тоже должен его ненавидеть. Окно опустилось, и все увидели за рулем Джозефа Кавински. Его глаза скрывались за солнечными очками в белой оправе, отражавшими только небо. Золотые звенья цепочки на шее как будто ухмылялись. У Кавински было лицо эмигранта – пустоглазое и невинное. Он лениво улыбнулся и одними губами произнес что-то в адрес Ганси. Нечто, оканчивающееся на «й». Буквально всё в Кавински вызывало отвращение. Ронан ощутил, как в нем поднимается волна. Это была память мышц. – Давай, – велел он. Перед ними тянулось четырехполосное шоссе, серое, обожженное солнцем. Солнце вспыхивало на ярко-оранжевом капоте «Камаро», под которым сонно ворчал значительно усиленный и прискорбно недоиспользованный двигатель. Всё в этой ситуации требовало, чтобы кто-то надавил на газ. – Я знаю, что ты не имеешь в виду гонку, – коротко сказал Ганси. Ной издал хриплый смех. Ганси не смотрел ни на Кавински, ни на его пассажира – вездесущего Прокопенко. Тот всегда держался рядом, точно так же, как электрон тяготеет к ядру, но в последнее время, казалось, приобрел официальный статус закадычного дружка. – Давай, чувак, – настаивал Ронан. Пренебрежительным и сонным голосом Адам произнес: – Я не понимаю, с чего ты решил, что мы сумеем его обогнать. Здесь пять человек… – Ной не в счет, – перебил Ронан. – Э! – возмутился Ной. – Ты умер. Ты ничего не весишь. Адам продолжал: – И у нас включен кондиционер. Он в своем «Мицубиси» разгонится до шестидесяти за четыре секунды. А мы? За пять? Шесть? Посчитай сам. – Один раз я уже его побил, – заявил Ронан. Было нечто ужасное в том, что перспектива гонки таяла у него на глазах. Она маячила прямо перед ним, адреналин ждал возможности выплеснуться. И – разве он мог упустить Кавински? У Ронана буквально всё тело ныло от бесплодного предвкушения. – Да ладно. Только не в «БМВ». – Именно в нем, – возразил Ронан. – В моем «БМВ». Кавински погано водит. Ганси сказал: – Это не относится к делу. И гоняться мы не будем. Кавински просто дерьмо. Кавински между тем потерял терпение и медленно тронулся вперед. Блу наконец заметила белый «Мицубиси» и воскликнула: – Он! Да он просто козел! Несколько секунд все сидевшие в «Камаро» молчали, размышляя, каким образом Блу выяснила, что Джозеф Кавински козел. Нет, она, конечно, была права. – Вот видишь, – произнес Ганси. – Джейн согласна. Ронан увидел лицо Кавински, который, обернувшись, смотрел на них сквозь очки. И считал их всех трусами. От его взгляда у Ронана руки зачесались. Потом белый «Мицубиси» рванулся вперед в тонком облаке дыма. Когда «Камаро» достиг городской черты, Кавински уже скрылся из виду. Над шоссе висел жар, превращая воспоминание о нем в мираж. Как будто Кавински никогда и не было. Ронан обмяк, словно из него выкачали боевой дух. – Ты не умеешь веселиться, старик. – Это не веселье, – заметил Ганси, включая поворотник. – Это проблема. 4 Когда-то Серый Человек готовился к другой карьере. У него был университетский диплом по специальности, не имевшей ничего общего с насилием. Некогда он даже написал довольно неплохую книгу под названием «Идея братства в англосаксонской поэзии», которую рекомендовали к изучению в семнадцати колледжах по всей стране. Серый Человек тщательно собирал все списки студенческой литературы, которые мог найти, и складывал их в папку вместе с суперобложками, страницами верстки и двумя благодарственными письмами, адресованными его литературному псевдониму. Всякий раз, когда он нуждался в небольшой дозе внутреннего огня, Серый Человек доставал из ящика папку и перебирал содержимое, наслаждаясь баночкой пива (второй, третьей, четвертой, пятой…) Он все-таки оставил след в истории. Впрочем, какую бы радость ни доставляла Серому Человеку англосаксонская поэзия, она, скорее, была хобби, нежели профессией. Он предпочитал работу, за которую мог браться, исходя из чисто практических соображений, и которая давала ему свободу читать и исследовать по собственному желанию. Вот почему он оказался в Генриетте. В конце концов – думал Серый Человек – это была довольно приятная жизнь. Поболтав с Дикланом Линчем, он поселился в маленькой гостиничке «Приятная долина» на окраине города. Было уже довольно поздно, но Шорти и Пэтти Ветцель, казалось, не возражали. – Вы долго у нас проживете? – поинтересовалась Пэтти, протягивая Серому Человеку кружку, на которой был нарисован анатомически неправильный петух. Она окинула взглядом лежавший на веранде багаж – серую сумку и твердый серый чемодан. – Может, пару недель для начала, – ответил Серый Человек. – В вашей компании. Кофе был на удивление скверный. Серый Человек сбросил легкую серую куртку, под которой оказалась темно-серая футболка. Оба Ветцеля уставились на его внезапно открывшиеся бицепсы. Он спросил: – А у вас нет чего-нибудь… поинтереснее? Захихикав, Пэтти любезно достала из холодильника три бутылки пива. – Не сочтите нас алкашами, но… лайма? – Лайма, – согласился Серый Человек. Некоторое время ничего не было слышно – три взрослых человека дружно наслаждались выпивкой после долгого дня. И на другом краю тишины они вынырнули закадычными друзьями. – Две недели? – уточнил Шорти. Серый Человек бесконечно восхищался тем, как Шорти выговаривал слова. Главным условием местного акцента, очевидно, было превращать пять основных гласных в четыре. – Плюс-минус. Не знаю, сколько продлится контракт. Шорти почесал живот. – А чем ты занимаешься? – Я киллер. – Трудновато в наши дни с работой, а? Серый Человек отозвался: – Я мог бы без проблем устроиться бухгалтером. Ветцелям это страшно понравилось. Отсмеявшись, Пэтти сказала: – У вас очень внимательные глаза. – От матери достались, – солгал Серый Человек. Единственное, что досталось ему от матери – это неспособность загореть. – Повезло же ей! – воскликнула Пэтти. У Ветцелей уже несколько недель не было постояльцев, и Серый Человек позволил себе побыть центром их пристального внимания примерно полчаса, а затем удалился, прихватив бутылку пива про запас. К тому моменту, когда за ним закрылась дверь, Ветцели сделались рьяными поклонниками Серого Человека. Он подумал: столько проблем в мире решается благодаря обыкновенной человеческой вежливости. Новое обиталище Серого Человека занимало весь нижний этаж дома. Он побродил под балками, заглядывая в каждую открытую дверь. Там лежали стеганые одеяла, старинные колыбельки и выцветшие портреты давно умерших викторианских детей. Пахло двухсотлетней солониной. Серому Человеку нравилось ощущение прошлого. Впрочем, тараканов было много. Вернувшись в первую спальню, он расстегнул сумку, которую там оставил. Он рылся среди брюк, умывальных принадлежностей и украденных вещиц, завернутых в трусы, пока не добрался до небольших приборов, с помощью которых искал Грейуорена. На маленьком, высоко расположенном окне у кровати Серый Человек разложил электромагнитный датчик, старую рацию и геофон, затем достал из чемодана сейсмограф, измерительный приемник и ноутбук. Всем этим его снабдил профессор. Если Серый Человек сам выбирал приборы, то обычно обходился более примитивными средствами слежения.