– Не мое дело рассказывать чужие секреты. 10 – Я подумал – почему бы тебе не поехать со мной, – осторожно сказал Ганси через два часа. Он прижал телефон плечом к уху, разворачивая на полу Монмутской фабрики большой рулон бумаги. Многочисленные низко висящие лампы освещали ее, как прожектора. – К маме на вечеринку. Если ты это переживешь, можно будет выбить тебе стажировку. Адам ответил не сразу. Трудно было сказать, раздумывает он или злится. Ганси продолжал раскручивать рулон. Это была распечатка силовой линии со случайно заинтересовавшегося ею спутника. Понадобилась куча денег, чтобы склеить все куски изображения, а затем распечатать их в цвете, но оно того стоило – вдруг он заметил бы какую-нибудь странность. В любом случае они могли использовать эту штуку, чтобы отмечать этапы поисков. Ну и потом, она была красивая. Из комнаты Ронана донесся смех Ноя. Они с Ронаном швыряли различные предметы из окна второго этажа на парковку. Послышался грохот. Ронан сердито повысил голос. – А вот это не надо было! – Я попробую отпроситься с работы, – ответил Адам. – Меня, наверное, отпустят. Ты уверен, что это нужно? Ганси с облегчением сказал: – Да! Он подтянул стул к углу распечатки, которая пыталась свернуться обратно. Другой угол Ганси прижал «Триадами острова Британии». – Блу звонила? – спросил Адам. – Она же на работе. Шурх-шурх. Ганси толкнул свиток ногой, чтобы распрямить. Было на удивление приятно видеть километры леса, гор, рек, разворачивающиеся прямо на полу. «Будь он богом, – подумал Ганси, – именно так он создавал бы новый мир. Раскатывая его, как ковер». – Да. Я просто… Она никогда ничего тебе не говорила про меня? – Что, например? Долгое молчание. – Ну, типа, про поцелуи. Ганси молчал. Вообще-то Блу много говорила ему про поцелуи. В частности, что ей всю жизнь твердили, будто она убьет своего возлюбленного, если поцелует его. Странно было вспоминать теперь ту минуту. Тогда Ганси не поверил Блу. Теперь бы поверил. Она была причудливым, но благоразумным созданием. Как утконос. Или круглый сэндвич, вроде тех, что подают на изысканных вечеринках. А еще она попросила Ганси не передавать Адаму ее слова. – Поцелуи? – уклончиво переспросил он. – Что у вас происходит? Из комнаты Ронана вновь донесся грохот, а за ним – смех. Ганси подумал, что, наверное, надо их остановить, пока не подъехали машины с мигалками. – Не знаю. Она не хочет целоваться, – ответил Адам. – Пожалуй, я ее не виню. Я сам не знаю, что делаю. – А ты спрашивал, почему она не хочет? – поинтересовался Ганси, хотя не желал слышать ответ. Этот разговор вдруг сразу утомил его. – Она сказала, что еще слишком молода. – Наверно, так и есть. Ганси понятия не имел, сколько лет Блу. Он знал, что она перешла в последний класс. Ей могло быть и шестнадцать, и восемнадцать. Или двадцать два, просто она была маленького роста и отставала в учебе. – Я не знаю, Ганси. Это вообще похоже на что-то серьезное? У тебя было гораздо больше девушек, чем у меня. – Сейчас-то никого нет. – Кроме Глендауэра. Ганси не стал спорить. – Слушай, Адам. Мне кажется, дело не в тебе. По-моему, ты ей нравишься. Адаму явно не понравился ответ, потому что он промолчал. И это дало Ганси время припомнить ту минуту, когда он впервые подошел к Блу в «Нино» от имени Адама. И какой крах потерпел. С тех пор он успел придумать десяток различных способов сделать это лучше. Какие глупости. Всё ведь наладилось, не так ли? Блу и Адам обрели друг друга. То, что Ганси выставил себя призовым идиотом в день их первой встречи, ничего не изменило. – Ни за что! – крикнул Ной, но без особой уверенности. Он уже почти смеялся. – Ни за что… Ганси пихнул рулон с такой силой, что тот вылетел из круга света. Ганси встал и подошел к окну на восточной стене. Облокотившись о раму, он прижался лбом к стеклу и уставился на обширное черное пространство Генриетты. Некогда ему приснилось, как он нашел Глендауэра. Это был не вполне момент находки, а, вероятно, следующий день. Ганси прекрасно помнил ощущение. Не радость – скорее, отсутствие боли. Он не мог забыть ту легкость. Свободу. – Не хочу, чтобы всё пошло наперекосяк, – наконец сказал Адам. – У вас всё плохо? – Нет. Наверное, нет. Но почему-то всегда так получается. Ганси наблюдал, как исчезают крохотные огоньки фар на выезде из Генриетты; они напомнили ему о миниатюрной копии города на Монмутской фабрике. В темноте сверкнули первые (незаконные) фейерверки. – Ну, она не совсем девушка. То есть, конечно, она девушка. Но не так, как раньше, когда я с кем-то встречался. Это… Блу. Сам спроси у нее. Мы же видимся каждый день. Хочешь, чтобы я поговорил с ней? Он точно, стопроцентно, абсолютно искренне этого не желал. – Я плохо умею разговаривать, Ганси, – серьезно сказал Адам. – А ты хорошо. Может… может… ну, если естественным образом разговор зайдет? Ганси опустил плечи. Его дыхание затуманило стекло. – Конечно. – Спасибо… – Адам помолчал. – Мне так хочется, чтобы хоть что-нибудь в жизни было легко. «А уж мне-то». Дверь комнаты Ронана распахнулась. Цепляясь за косяк, ее хозяин выглянул и посмотрел мимо Ганси. Он выглядел одновременно как нынешний опасный Ронан и как тот, другой, более жизнерадостный, каким он был, когда Ганси с ним впервые познакомился. – Ной тут? – Подожди, – сказал Ганси Адаму. И повернулся к Ронану: – С какой стати он должен быть тут? – Ни с какой. Вообще, – ответил Ронан и захлопнул дверь. Ганси вновь обратился к Адаму: – Извини. У тебя еще остался тот костюм? Ответ Адама заглушило стуком распахнувшейся двери. Ввалился Ной. Уязвленным тоном он заявил: – Ронан выкинул меня из окна! Из-за закрытой двери раздался голос Ронана: – Ты уже мертвый! – Что там творится? – поинтересовался Адам. Ганси смерил Ноя взглядом. Выглядел тот не хуже прежнего.