— Женский. Наш разговор происходил в предбаннике, который Вика покинула, чтобы вернуться в зал, где работали парикмахеры. И я не поверила своим глазам, когда вместе с Викторией ко мне подошла Юлия Олеговна Сапсанова, которую я и не надеялась тут отыскать. Узнать ее было несложно, она выглядела так же, как на фото, которое я видела в комнате ее дочери. Ухоженная красивая женщина. Только вот одета она была не в униформу парикмахера, а в джинсы и свитер. И лицо постарело. — Вика, спасибо, — поблагодарила я девушку и повернулась к Юлии, чтобы представиться, но она заговорила первой. — Вы по поводу Ксюши? — спросила она. — Ее нашли? Она в порядке? Вика уже не улыбалась. Растерявшись, она медленно отошла в сторону. Ну, вот и еще одна проблема отпала сама собой — Юлия была в курсе того, что случилось с ее ребенком. — Я думаю, что все под контролем, — быстро заговорила я, вспомнив уверенность Игоря Дмитриевича в том, что он непременно все решит. — И я бы очень хотела с вами побеседовать. Двухкомнатная квартирка, где проживала мать, лишенная родительских прав, была очень скромно обставлена. Никаких новомодных штук типа пылесоса последней марки или кофемашины размером с радиолу я не увидела. Все отдавало духом девяностых. Именно в те времена были в моде атласные покрывала или переливающиеся обои, которые предстали передо мной. Тетя Мила, помнится, долго не поддавалась на мои уговоры сменить меблировку квартиры. — Я за этими польскими кухонными шкафчиками в очереди целую неделю давилась, — объявила она. — По записи брали. От рассвета до заката дежурили около склада! И спустя столько лет любым из этих шкафчиков можно стену проломить. А ты хочешь их на свалку? Не дам. Такие же польские шкафчики были и на кухне в квартире Юлии Олеговны. Когда она, сдернув куртку с вешалки, вышла из салона красоты и пригласила меня зайти к ней домой, по дороге я коротко рассказала ей, что по просьбе Игоря Дмитриевича пытаюсь найти хотя бы какие-то следы, которые могут привести к преступникам. — Не могу работать, — призналась Юлия, когда мы сели на диван в большой комнате. — Не могу. Руки дрожат. Вы меня там чудом застали, я же отпрашиваться приходила. Взяла за свой счет три дня. Пока. — Если честно, я и не надеялась вас там застать. Скорее просто решила обойти все парикмахерские в округе, — призналась я. — Третья парикмахерская вообще закрылась, — горько усмехнулась Юлия. — Дайте минуту, я в себя приду. Она подошла к окну, обняла себя за плечи. — Откуда вы узнали, что произошло с Ксенией? — решилась спросить я. — От Игоря Дмитриевича? — Если бы… Кроме него есть добрые люди на свете, — ответила Юлия. — Без них что бы я делала? Юлия отошла от окна, но на диван рядом со мной садиться не спешила. — Он попросил вас разыскать дочь? А сам что-то делает? — с тихой ненавистью в голосе спросила Юлия, и мне не нужно было объяснять, о ком она говорит. — Он бы мне не сказал. Проверено. Как однажды не сообщил и о том, что Ксюшка упала с горки и вывихнула руку, когда няня отвернулась. Как не рассказал о том, что она сильно заболела на Новый год, а потом провела полтора месяца в больнице. Как не говорил о том, что она плачет по ночам и хочет к маме. Мне было очень неловко и тяжело слышать все это, но рассказ Юлии мог что-то прояснить. К тому же ей явно надо было выговориться. — Обо всем, что происходит с дочкой или в ее жизни, я узнавала от чужих людей. Не от него. И даже если бы он сообщил мне о том, что с ней случилась эта беда, то было бы так: в двух словах приказал бы не лезть. Потому что знает, что могу. Когда он забрал у меня дочь, я не могла в это поверить. Такого не бывает, такого не должно было случиться! Как ему удалось… о, я подозреваю. Я пыталась бороться, но Ксения… Юлия опустилась на диван. — Она стала отвыкать от меня, понимаете? Это очень чувствовалось. Она же жила с ним. Он запретил нам общаться. Меня заменили няни, гувернантки, учителя. И я перестала бороться. Пока. Я дала себе передышку. Потом, когда она закончит школу, я надеюсь, что она захочет вернуться. И Игорь ничего не сможет сделать. Потому что дочь выросла, и он не вправе ею управлять. Так и будет. Вы знаете, — неожиданно спокойным тоном продолжила она, — мы ведь неплохо жили. Пока Игорь оканчивал институт, пока с ребятами организовывал свое дело — я всегда была рядом. Я охраняла. Или нет — служила. — Ему? — И ему, и тому, чего он хочет. А хотели мы одного и того же: встать покрепче на ноги. Не считать копейки. Быть независимыми. Только я не сразу поняла, что мой муж — человек не совсем честный. Я просто всего не знала. Когда он с друзьями открыл фирму, она просуществовала недолго, но ребята многого добились. Там что-то случилось, и… я могу ошибаться, но, кажется, там какие-то то ли долги случились, то ли бандиты наехали, но вышло так, что Игорь вдруг стал заниматься бизнесом один. Я думала, что его все бросили, а оказалось иначе. Чуть позже, случайно встретив на улице одного из его друзей, я выслушала от него… многое. — Это случилось спустя некоторое время после того, как первая фирма Игоря Дмитриевича развалилась? — прервала я Юлию. — Спустя примерно полгода. Человек, которого я встретила, тоже с ним начинал работать. Мы не были близко знакомы, он больше с мужем общался, а я так, жена и жена, что с меня взять? — Так что же вам рассказал бывший друг мужа? — Он обвинил его в подделке документации, это первое, что запомнилось. И еще сказал прямо: «Игорь твой попросту предал тех, кто с ним работал. Для него человек — ничто». Я это очень хорошо запомнила. Понимаете, я тогда уже была в положении, и это было трудно не заметить. Думаю, тот товарищ просто пощадил меня, не рассказал всего. Так и пошло дальше: Игорь стал работать один, а с кем, где — мне он ничего не рассказывал. Я ушла в декрет, родила Ксеньку… В семье появились деньги. Это было очень ощутимо в сравнении с тем, что было раньше… Игорь потребовал от меня вообще бросить работу, чтобы я занималась ребенком и домом… Кстати, о доме… В этой квартире, — она обвела взглядом стены, — все и происходило. Здесь мы начинали жить семьей, сюда принесли дочь из роддома, отсюда уехали в собственный особняк, который Игорь возвел недалеко от Тарасова. Эту квартиру я не сдавала, не собиралась продавать. Наоборот, что-то подсказывало, что надо ее непременно оставить. Как запасной аэродром. Хотя муж настаивал на продаже. Даже ремонт хотел затеять, чтобы здесь стало все модным, свежим, современным… Я уговорила его подождать. И ключи от квартиры были только у меня. Сюда и вернулась, когда осталась без всего. Как и не уезжала. Юлия снова замолчала. Я увидела ее дрожащие губы, попыталась хоть как-то успокоить: — Как бы это ни прозвучало, но я просто уверена, что ваш бывший супруг не станет в такой ситуации сидеть сложа руки. Я не знаю всего, Юлия Олеговна… — Именно, что не знаете, — оборвала мой психотерапевтический сеанс Юлия. — Он производит впечатление, правда? Игорь Дмитриевич Сапсанов теперь человек известный, еще немного, и впору возглавлять холдинг, а там, глядишь, и до политики рукой подать. Жесткий, четко мыслит, быстро принимает решения, держит возле себя проверенных людей. Все верно? Не путаю? Этот человек каким-то образом смог убедить судью в том, что я — плохая мать. И не просто плохая, а из тех, с кем ребенку категорически нельзя общаться. Как он мог, как? Отказываюсь верить в то, что я проиграла. Неужели вы еще не догадались, почему он отобрал у меня дочь? Я догадывалась почему, но мои догадки были не четко обоснованы. Другая женщина? Такое происходит сплошь и рядом. Кто-то со временем становится в союзе двоих лишним, потому что у другого появляется новый интерес. Или союзник. Когда мы общались, Сапсанов не показался мне бабником, хотя все шансы для присвоения этого титула у него имелись. Красивый и богатый мужик с низким голосом и сильнейшей харизмой. Внезапно я вспомнила, как он сорвался у себя дома. Не врут приметы: если графин летит низко, то это к дождю. Водой была залита половина кабинета. Бессилие. Я увидела его именно в этом состоянии. А Юлия, интересно, знает, что он может быть таким? — Он был не в себе, когда узнал, что дочь похитили, — тихо сказала я. — И не от возмущения, а от растерянности. Он выглядел… слабым. — Не защищайте его, — оборвала меня Юлия. — Это ошибка. — Не защищаю. Просто рассказываю. — Ложь, — снова перебила меня Юлия. — Не верьте. Если поверили, то сочувствую. Я хорошо знаю Игоря. И не забуду, как он раздавил меня. — Почему же он отнял у вас ребенка? Я не могу догадаться, извините. — Мне бы раньше задуматься, но я полюбила Сапсанова еще до того, как он поднялся в бизнесе. Тот его знакомый, которого я встретила на улице, обозначил мотивы поведения бывшего мужа еще тогда. Вспомните, что он сказал про Игоря. — «Для него человек — ничто», — повторила сказанное ею ранее я. — Сейчас все это не имеет ровно никакого значения. Мне нужно знать, что с дочерью. Мне необходимо знать, что она жива и здорова. И если с ней все в порядке, то пусть живет там, где захочет. Только бы жива и здорова… жива и здорова… А дальше у Юлии предсказуемо случилась истерика. Я с ужасом ждала этого момента с первой минуты нашего знакомства и очень боялась, что не смогу помочь ей. Попросту не знала, как себя вести. Куда уж проще идти перед человеком, которого охраняешь, считывая по пути движения окружающих, ловя их взгляды, стараясь не упустить каждый жест. Но это — другое. Юлия Олеговна опустилась на пол и свесила голову. — Так, — вскочила я. — А ну-ка, давайте на диван. Я помогу. Держитесь за меня. Это была очень тихая истерика. Она прошла быстро и при полном молчании Юлии. С места она не сдвинулась, от стакана воды отказалась. Я села на пол рядом с ней. — А вы на него работаете… — с горечью сказала она. — Все, что тут происходит, не дойдет до Игоря Дмитриевича, — пообещала я ей. — Послушайте, вы сейчас рассказали о человеке, который растоптал вашу жизнь. Но знаете, если уж начистоту, то разве сможет он поступить подобным образом с вашей дочкой? — Это вы к чему? — едва слышно произнесла Юлия. — К тому, что за нее он порвет любого. — По иронии судьбы Ксенькина школа находится рядом с моей парикмахерской. И она каждый день после учебы проходила мимо окна, из которого я могла ее видеть. Раньше она забегала ненадолго, чтобы отец не догадался, а потом и это прекратилось. Думаю, он ей запретил. Может, даже пригрозил. Она не рассказывала. Она стала реже звонить. Отдалилась. Представляете, какая ситуация? Как по мне, так ситуация была ужасной. Им просто запретили контактировать. Ничего себе, Игорь Дмитриевич… А вы, оказывается, тот еще волчара. — Несколько раз я видела ее в компании каких-то молодых людей. Думаю, одноклассники, — продолжила Юлия. — Может, и нет. К тому времени наши контакты с дочкой благодаря усилиям бывшего мужа сошли на нет, и я очень надеялась на то, что эта бредовая ситуация хоть как-то разрешится, а мы снова начнем видеться. Ксения в последние годы учебы добиралась из школы до дома одна, на автобусе. Раньше ее привозили и забирали на машине, а вот когда подросла, то стала ездить сама. Но она же дочь известного в Тарасове бизнесмена. То есть вполне могла быть на примете у тех, кому Игорь, к примеру, насолил. Такого я не исключаю. Но приставить охрану к дочке ему даже в голову не пришло. Он отпускал ее одну. И ее друзья, с которыми она возвращалась после занятий, вполне могли по пути расходиться по своим делам. Мне показалось, что за ней следят. Знаете, что я сделала, когда поняла, что она может быть в опасности? Я попросила знакомых проследить за ней. У меня в соседях молодая пара, ребята работают удаленно, поэтому за небольшую денежку я уговорила их проследить за дочкой. Они могли это сделать незаметно. Шли за ней до автобусной остановки, а потом отзванивались мне: мол, села на автобус, все в порядке, никто не тронул. Но однажды они заметили, что и за ними кто-то следит. Я тогда сразу позвонила Игорю, сообщила об этом. И знаете, что я услышала в ответ? — Он не захотел обсуждать с вами эту тему? — предположила я. Юлия расширила глаза. — Он попросил не вмешиваться. Таким тоном, словно я прикоснулась к нему грязными руками. «Не суй нос не в свое дело». Вот она, «слежка в квадрате», о которой мне рассказывал Сапсанов. Оказывается, Ксения все это время была под присмотром матери. Пусть и не напрямую, но Юлия, как могла, оберегала дочь. Соответственно, тех, кого она попросила проследить за дочкой, в свою очередь, «вели» люди Игоря Дмитриевича. Получается, он все-таки наблюдал за дочерью, только не поставил в известность бывшую жену. Ну, хоть что-то прояснилось. Или запуталось еще больше. Я пока не поняла. Голова начала гудеть от всей этой жуткой информации. И если мне так тяжело это воспринимать, то каково же Юлии? Она же все пропускает через себя, ей-то от этой ситуации никуда не уйти. Да и не получится. — А кто вы? — вдруг спросила меня Юлия. — Вы работаете у Игоря? Кем? — Я телохранитель, — ответила я. — Игорь Дмитриевич нанял меня на работу в день, когда… — Ах, телохранитель… Я замолчала, не найдя нужных слов. Надо было выбирать выражения. — …я не успела познакомиться с Ксенией, но согласилась заняться ее поисками, вот, — выкрутилась я. — И делаю для этого все возможное. — Но ведь он обратился в полицию? — с надеждой спросила Юлия. — Думаю, он сделал все возможное.