18 сентября 2096 года, Ёжик – Остаёшься пока здесь, – бросаю я высунувшемуся из бывшей каюты Межнякова Тому, на ходу натягивая футболку. Визуализация пожаловавшего в гости корабля, спроецированная планшетом в пространство у меня перед носом, выглядит ни разу не привлекательно. И я не имею ни малейшего понятия, что это за модель… – А… куда я могу?.. – Из каюты ни шагу! И заткнись. Компьютер продолжает выдавать звенящую металлом сирену, игнорируя данные о моём пробуждении. Отправляю запрос на инопланетный объект: «Пограничная зона Содружества населённых планет. Сообщите ваш идентификатор и цель полёта». Чуть больше шести минут до выхода неопознанного звездолёта из области, доступной для эффективной атаки отсюда, и то если он не способен развивать скорость выше всех других известных типов кораблей… Сигнал тревоги наконец умолкает. «Пограничная зона Содружества населённых планет. В случае отсутствия идентификатора сообщите координаты точки отправления. В случае вашего отказа от контакта мы активируем оружие». Никакого ответа. Только медленно надвигающаяся безмолвная махина на всех способных к трансляции изображений поверхностях в этой комнате… Мизинец застывшей над панелью управления руки сводит судорогой. Добавляю к стандартному пакету информации перевод на все остальные имеющиеся в базе инопланетные языки и символьные системы. И высылаю на перехват автопилотируемый крейсер. Правда, если придётся пустить его в дело, у меня останется не так много шансов… Результат сканирования: корабль оснащён системой связи, способной принимать все мои сигналы. Кстати, без понятия, не фальшивый ли это ответ, заложенный в программу для спокойствия оператора, но тем не менее… «Кто вы и откуда? Отвечайте, иначе я открою огонь». Две минуты четыре секунды… Тишина в эфире. А если они смогут смыться быстрее? Я знаю, что Том проигнорировал приказ и торчит сейчас у меня за спиной. И даже представляю, что именно он хочет сказать – «не испытывай судьбу». Я и не испытываю – запускаю обратный отсчёт от десяти, отправив последний набор дублирующих сообщений. А по его окончании – атакую визитёров одновременно изо всех основных огневых точек системы. Корабль разносит подчистую, превращая в гигантское облако космической пыли. Некоторое время с первобытным удовлетворением рассматриваю результат, а потом отзываю крейсер, поворачиваюсь в кресле и спрашиваю: – Может быть, оладьи с… допустим, клубничным джемом? Для разнообразия. Хрен я сейчас смогу уснуть. – Замечательно! Ну… про оладьи. Я-то думал, ты философствовать сейчас начнёшь… – Почему это? – Ты землянин… – Ты же сам сказал, мы не пацифисты – значит, по твоей логике, получается, рефлексирующие милитаристы? – Эм… да. Ну да… Должно быть, со стороны-то виднее… Автокухня сегодня гораздо более сговорчива, и у меня со второго раза получается заставить её выдать желаемое. И даже кофе. – На Тулисии этот напиток запрещён, – заявляет Том, степенно забирая у меня чашку. – И?.. – И – он приведёт меня в изменённое состояние сознания, – с будничной интонацией объясняет он, делая огромный глоток. – А, ну… отлично. Чувствуй себя как дома… То есть… ну, наоборот… Молча расправляясь с оладьями и одновременно выискивая на его физиономии признаки какого-то рода опьянения (ничего, кроме лукавой полуулыбки – но, похоже, это базовый режим работы), решаю спросить: – Так что ты хотел сказать, когда я был занят?.. – А… – он как будто колеблется, стоит ли сообщать, и доброжелательное выражение чуть ли не впервые бесследно его покидает. – Это был корабль расы двадцать шесть. – Твою же… Откуда ты знаешь?! – Мне… считай, мне случайно выболтали тайные сведения. Не спрашивай… Просто прими в расчёт. – Ладно… – Это варенье – изумительная вещь, – снова облачается в красноречивый смайл Том – и вдруг осведомляется, вычерчивая в воздухе окружность оладушком на вилке: – А как устроена оборонительная система здесь? Иронически пялюсь в его зрачки секунд тридцать в надежде на понимание, но, наверное, кофе уже действует, так что приходится излагать словами: – Это военная тайна, Том. – Понятно: ты не знаешь. – От системы зависит жизнь миллиардов разумных существ, а рядом с ней – никого, кроме меня. И ты думаешь, я не знаю, как она устроена?.. В случае моей смерти, кстати, уничтожает все инопланетные объекты на Ёжике. – Но не внутри основных помещений базы? – с непонятной ледяной жёсткостью вдруг уточняет он. Слов нет… умею же я дотрепаться до победного! Но отрицать очевидное нелепо. – Не внутри. Но активируются дополнительные программы. На этом лекция окончена. Дай доступ роботу базы к своему кораблю. Починит он там всё сам, – полагаю, что на сегодня меня уже достаточно занесло, и в наказание лишаю себя удовольствия повозиться с ручным ремонтом. – Собираюсь поспать часа полтора, пока Гончар не начал заколёбывать бесполезными вопросами о вторжении. Входной люк заблокирован. И, надеюсь, понятно, что если ты хочешь с кем-то связаться, делай это без помощи моего компьютера. Вопросы есть? – Да… гончар – это… скудельник? Он будет… А! Прозвище такое? – языковой барьер вырастает перед ним внезапно. Смеяться нет сил. И когда этот мир перестанет сочиться бредом изо всех щелей? – Сам ты скудельник! Фамилия это. Моего начальника! Господи! Скудельник! Из словаря какого века ты это выудил?! *** В начале девятого утра, вытерпев обстрел продуктами мыслительной деятельности полковника Ску… Гончара, поразглядывав стены и решив, что продолжать общаться с кем-либо настроение у меня ещё есть, с умеренным энтузиазмом выползаю наружу. Тома я обнаруживаю в его каюте – вваливаюсь без предупреждения – сидит на полу и беседует с эффектной женщиной средних лет, одетой в серебристое платье в духе, что ли, викторианской эпохи. – О, простите. Здравствуйте, то есть… – стучу по запястью, собираясь активировать переводчик, но обнаруживаю, что оставил планшет в каюте. И пока открываю рот, чтобы попросить компьютер помочь, Том бешеной скороговоркой произносит несколько слов – и женщина, кивнув мне с обворожительной улыбкой, растворяется в воздухе. Не понял ровно ничего… Мне даже показалось, что он говорил не по-тулисиански. Разумеется, он говорил не по-тулисиански, вот же я дуралей! Так называемый тулисианский – язык их международного общения, а на самой планете уцелевших до нашего века наречий не меньше, чем таковых на Земле… – Извини, я… Это твоя… – Дочь, – он поднимается на ноги, скорчив снисходительную мину и окатив меня ею с высоты двухметрового роста. – О… а я думал… сколько же тебе лет?! – Смотря как считать… Её мать умерла. Моё лицо, должно быть, без слов выражает все возможные вопросы, потому что он продолжает: – Она была старше меня приблизительно на сотню земных лет. Средняя продолжительность жизни землянина сейчас около ста двадцати лет, тулисианцы живут почти вдвое больше, я знаю это с детства и много раз пытался себя представить на их месте, но возможность ещё и мезальянсов с вековой разницей в возрасте как-то не приходила на ум: – Удивительный опыт… Хотя… в общем-то, каждая из них как будто на сотню лет нас старше… С интересом рассматривает меня, ностальгически посветлев. За иллюминатором становится почти по-земному светло, комната, бессистемно разукрашенная Серёгой в жёлто-оранжевой гамме, оживляется предполуденными лучами, но я-то знаю: снаружи всё равно почувствую себя неуютно. Хотя и понимаю, что чувствовать себя неуютно – это всего лишь обман восприятия. Чувствовать себя неуютно нет никакого смысла, если условия пригодны для жизни. – Слушай, Том, здесь сейчас подходящее время года и суток для того, что я давно хотел сделать. За хребтом на северо-востоке – долина. Там я увидел интересное растение. Его соцветия похожи… они как пригоршни синего льда в стеклянных чашечках. Сейчас его будет проще всего найти. Хочу выкопать в подарок подруге. Полетели? – Ох… Бешеной собачке семь вёрст не крюк, – он сворачивает планшет и защёлкивает его на запястье. – Слушай, в конце-то концов, ты что, учил язык по книгам позапрошлого века? – М… было дело, да.