— Эй, — тотчас одергивает его Мандарин. — Сейчас не время для развлечений. — Я это уже сто раз говорил: думать — это по твоей части. Готовить моти — дело повара[21], верно? — Если я — повар, который готовит моти, то кто тогда ты? Синкансэн начинает замедлять ход. Сначала появляются фонари на стенах тоннеля, затем они въезжают в просторное освещенное пространство. За окном возникает платформа. Мандарин встает со своего места. — Ты в туалет? — спрашивает Лимон. — Пойдем, — говорит Мандарин, пытаясь протиснуться мимо него в проход. — Куда пойдем? — Лимон не понимает, что происходит, но серьезное выражение лица Мандарина производит на него впечатление, и он встает, чтобы последовать за ним. — Мы выходим? Тебе не кажется, что проехать на синкансэне всего одну остановку от станции Токио — это непозволительная роскошь? Автоматические двери, ведущие в передний тамбур третьего вагона, открываются. За ними никого. Платформа скользит за окнами с левой стороны. — Ты совершенно прав. — Ты о чем это? — Лимон вопросительно вздергивает бровь. — Сесть на синкансэн в Токио и сойти в Уэно — это роскошество. Можно же было взять билет на обычную электричку. Но кое-кто здесь выходит… — Кто? — Тот, кто украл наш чемодан и хочет сбежать с ним как можно быстрее. — А-а, — Лимон понимающе кивает, — кажется, до меня дошло. Он подходит поближе к дверям и постукивает указательным пальцем по стеклу окна. — Если кто-нибудь сойдет на Уэно, это и будет наш вор. Поезд начинает плавно тормозить. — Будет легко понять, что у него в руках наш чемодан, хотя есть вероятность, что он засунул его в другую сумку. В любом случае это должна быть довольно большая сумка. Так или иначе любой, кто сойдет здесь с поезда, будет нашим главным подозреваемым. Если увидишь кого-нибудь, сразу беги за ним, — говорит Мандарин. — Я? — А я что, с кем-то другим разговариваю? Сам же сказал, что готовка моти — дело повара. Ты, может, никогда и не готовил моти и никогда не думал своей головой, но я знаю, что ты не раз преследовал самых разных подозрительных типов. Раздается высокий звук тормозов, и поезд окончательно останавливается. — А что мне делать, если их будет больше, чем один? — обеспокоенно спрашивает Лимон, пристально рассматривая платформу. — Тогда тебе придется броситься вслед за самым подозрительным, — коротко отвечает Мандарин. — А если подозрительных тоже будет сразу несколько человек? В последнее время практически все выглядят подозрительно. Двери вагонов открываются. Мандарин выходит на платформу; за ним, не отступая ни на шаг, выходит Лимон. Они оба стоят снаружи поезда, внимательно глядя вдоль идеально прямой линии выстроившихся один за другим вагонов — будет нетрудно заметить, если здесь кто-нибудь сойдет. У Лимона и Мандарина отличное зрение. Если там будет какое-нибудь движение, они обязательно заметят. Но из поезда никто не выходит. Примерно через два вагона от них, у дверей пятого или шестого вагона, стоит мужчина, указывающий пальцем внутрь вагона. У него на голове плоская кепка, больше в нем нет ничего примечательного. Первый вагон поезда теряется вдали, и Мандарин понимает, что он все равно не видит поезд на всю его длину. — Трудно сказать, что происходит у первых вагонов, — ворчит он. — Сомневаюсь, что вор находится в одном из них. Все вагоны после одиннадцатого — это «Комати»[22], он поедет в Акита. А мы с тобой — в «Хаятэ». Сейчас «Комати» присоединен к нашему поезду, но между «Комати» и «Хаятэ» нет сквозного прохода для пассажиров. — Ну конечно. Во всей этой железнодорожной хрени черт ногу сломит. — Послушай, Мандарин, ты сам говорил мне однажды, что это не очень вежливо — называть что-либо «хренью». Над платформой раздается мелодия, предваряющая отправление поезда. В поезд заходит некоторое количество новых пассажиров, но никто с него не сходит. — И что нам делать? — спрашивает Лимон. — Мы ничего не можем сделать, — отвечает Мандарин, — нам остается только вернуться обратно в поезд. * * * Тотчас после того, как они возвращаются в вагон, синкансэн возобновляет движение, постепенно набирая скорость и стремясь поскорее выбраться наверх, к дневному свету. Внутри тоже играет веселая мелодия отправления со станции. Лимон тихо насвистывает ее, направляясь к своему месту, но его настроение тотчас портится, как только он видит мелкого Минэгиси, сидящего возле окна. Он чувствует себя так, будто ему напомнили о неприятной работе, которая обязательно должна быть сделана. Да, так оно и есть, у них теперь немало неприятной работенки. — Ну, вот и мы, — Лимон садится на свое место у прохода, скрещивает ноги и принимает расслабленную позу. — Что теперь будем делать, Мандарин? Как всегда, его вера в повара, который готовит моти, непоколебима, и он готов переложить на него всю ответственность[23]. — Высока вероятность того, что вор все еще в поезде. — Остались ли у меня еще патроны? — Лимон достает свой пистолет из наплечной кобуры, спрятанной у него под курткой. Он истратил бо́льшую часть своего боезапаса, спасая богатенького мальчишку Минэгиси. — Осталась всего одна обойма. Мандарин тоже проверяет свое оружие. — У меня то же самое. Почти не осталось патронов. Я не предполагал, что они нам понадобятся для поездки на синкансэне. Плохо подготовился… — Затем он вытаскивает из отдельного кармана кобуры небольшой короткоствольный пистолет. — Еще у меня есть вот это, — говорит он с оттенком презрения. — А этот у тебя откуда? — Вчера, в том подвале, забрал у одного из парней, удерживавших Минэгиси. Он показался мне забавным, вот я и взял его. — Забавным? В пистолетах нет ничего забавного. Даже если налепить на пистолет наклейку с Томасом, он все равно не станет забавным. «Томас и его друзья» — это для детей. Так что забавные игрушки и пистолеты — это совершенно разные вещи. — Не в том смысле забавный, — с невеселой усмешкой говорит Мандарин. — Он заклинен. Не может стрелять. Сам посмотри. Он направляет пистолет на Лимона, который вздрагивает и отворачивается. — Эй, не надо так делать. Это же опасно. — Нет же, говорю тебе, он не выстрелит. Он выглядит как нормальный пистолет, но при нажатии на спусковой крючок из него не может вылететь пуля. Дуло вроде бы чистое, но внутри пробка. Это самовзрывающийся пистолет. — Самовзрывающийся пистолет? Это что, как «Поезд-беглец»?[24] — Лимон думает о фильме, который смотрел давным-давно. Сам фильм его не очень заинтересовал, но ему понравилось смотреть на поезда и локомотивы. Все это его просто завораживало: вращение колес, движение соединительных тяг, густой дым, клубами вырывающийся из труб, гудение рельсов, а больше всего — подавляющая сила мчащегося вперед стального локомотива. Он не помнил сюжет «Поезда-беглеца», но и теперь мог с легкостью представить себе главного персонажа, бесстрашно стоящего на крыше локомотива, несущегося по снежным просторам. «Тот мужик тоже наверняка очень любит поезда», — с теплотой отмечает про себя Лимон. — Да нет же; если ты попытаешься выстрелить из этого пистолета, он взорвется. — Зачем тебе такая штуковина? — Это ловушка. Тот парень вел себя так, будто хотел, чтобы я его у него отобрал. Я это сделал, но если б он успел потянуть за спусковой крючок, то — ба-бах! — и он был бы тем, кто смеется последним. — Хорошо, что ты это заметил… Как это вышло, что ты у нас такой осторожный? — Это не я осторожный, это ты легкомысленный. Если есть кнопка, ты сразу на нее нажимаешь, а если видишь, что какой-нибудь шнурок болтается, сразу за него тянешь. Если тебе придет по почте загадочный конверт, ты его сразу же откроешь и заразишься каким-нибудь вирусом. — Что да, то да… — Лимон выпрямляет ноги и встает, затем смотрит на Мандарина сверху вниз. — Я пойду посмотрю, — говорит он, указывая подбородком в сторону головы поезда, — нет ли там кого подозрительного. У нас есть немного времени, пока мы не прибудем в Омия. — У кого бы он ни был, этот тип наверняка его спрятал и сидит где-нибудь тихонько, стараясь выглядеть совершенно непримечательно. Так что проверяй тех, у кого будут самые невинные лица. — Понял. — Только не показывай им, что ты их проверяешь. Нам не нужны неприятности. Действуй тихо и аккуратно. — Хорош уже хрень пороть. — Я где-то слышал, что называть что-то «хренью» не очень вежливо, — язвительно парирует Мандарин. — Давай, иди уже. Если мы не найдем его, пока не приедем в Омия, у нас будут неприятности. — Что, серьезно? Мандарин на мгновение теряет дар речи. «Как он мог забыть о чем-то подобном?» — Один из людей Минэгиси ждет нас на станции. — Что, серьезно? — Когда Лимон произносит это во второй раз, он вспоминает, что действительно кто-то должен будет ждать их прибытия, чтобы удостовериться, что мелкий Минэгиси и чемодан с деньгами в безопасности. — Ты прав. Неприятности.