— Так. На сегодня хватит. Задача Ивану Ивановичу: поиск радиопередатчика и лыж. Розыск женщины с русыми волосами. Мельникову: Маркин и еще раз Маркин! Завтра свяжусь с Москвой. Надо установить, значится ли в списках предателей М. А. Зайцев? Офицеры поднялись и хотели выйти, но Волков их остановил: — Да, вот еще что. Для всех причина смерти маркера — несчастный случай: преждевременно закрыл трубу и угорел. Пусть враги считают нас дураками. Как это кинуть в народ, учить не буду. Встреча завтра здесь же в восемь. Свободны! Выходили от Волкова порознь. На улице гулял ветер, холодно мерцали звезды, свистели провода. Приближался Новый год, а радоваться было нечему. 25 Метки на лыжах Ночь была до одури долгой. То и дело Мельникову казалось, что звонит телефон. Он вскакивал с постели, но это на улице бесновался ветер и ветвь карагача цокала по железу подоконника, царапала стекла. Вчера Александр Васильевич разослал телеграммы о пропаже Маркина на близлежащие железнодорожные станции, в аэропорт, проинструктировал патрульный наряд, пошли на поиск офицеры из эскадрильи майора Кикнадзе. Но телефон так и не зазвонил. Значит, поиск шел впустую. Утром, прежде чем ехать в закрытый гарнизон, Мельников заглянул в комендатуру. Ничего отрадного. Молчал телефон и у дежурного по части. Александр Васильевич заперся в кабинете и стал перечитывать накопившиеся материалы следствия. На глаза попалась фамилия рядового Ивченко. Это он первым заметил приоткрытую дверь в комнате Кикнадзе и показал ее Яковлеву. Наблюдательный солдат мог, скажем, знать, был ли покойный знаком с Маркиным. Александр Васильевич позвонил в батальон охраны. Ивченко оказался не в наряде. Вскоре он постучал в дверь. Мельников вытащил из сейфа личные дела Маркина, Чухры и еще нескольких офицеров. Извлек из папок их фотографии. — Товарищ Ивченко, был с кем-нибудь из этих офицеров знаком Яковлев? Только не торопитесь, пожалуйста. Ивченко очень внимательно стал просматривать фотокарточки. — Да. Я видел Федю вот с этим лейтенантом, — он указал на фото Маркина. — В тот день, когда самолет разбился, лейтенант дежурил по стоянке. Они стояли с Яковлевым у караулки и весело говорили. — А вы не спутали? Именно этот лейтенант? — Да как же его не узнать? Он же танцор. Да! Все совпадало. Маркин тогда точно был дежурным по стоянке. «Весело говорили» — значит Яковлев с ним знаком. Вот то маленькое звено, которого не хватало. В десять Мельников занес Степану Герасимовичу завернутый в газету словарь Крайнина. Показалось, что Волков расстроен. — Что нового? — хмуро спросил Степан Герасимович. — О Маркине ни слуху ни духу. Волков развернул газету, вынул из нее словарь. — Принес? Хорошо, — положил словарь в ящик стола. Сейчас словарь словно потерял для него интерес. — Александр Васильевич, есть письмо главного инженера ВВС. Катастрофа Шевцовского самолета тщательна расследована. Она могла произойти только по вине летчика. Дано разрешение возобновить полеты на этих, новых машинах. — Какая ж тут вина летчика? — Внезапная смерть, — спокойно, как о самом обыденном деле, сказал Волков. — Причина смерти нам примерно ясна. Волков сел в кресло, полистал странички календаря. — Сегодня двадцать седьмое. Вылет второго истребителя намечен на седьмое-десятое января. Я заверил полковника Шилова, что вылет будет в срок. Понимаешь, как это важно? Мельников понимал. Но очень беспокоила сложная ситуация. Со времени катастрофы прошло двадцать дней, а они все топчутся на месте. — Так. Не будем терять времени, — легонько пристукнул ладонью по столу Волков. — Докладывай! Мельников вынул из прихваченного с собой чемодана просохшую плащ-накидку и галоши. — Судебно-биологической экспертизой установлено, что пятна на плаще — кровь и вещество мозга. Кровь совпадает с группой покойного Яковлева. Форма капель крови и мозга подтверждают, что это брызги из раны на голове убитого. Вывод: в плаще и галошах был убийца. Вещи принадлежат Маркину. Преступник — он! — Категорично, но не основательно. Александр Васильевич! Легче всего взять то, что лежит на поверхности. Покопайся глубже. Ценный клад глубоко прячут. — Вы до сих пор склонны думать, что Маркин не... — Ничего не думаю. Хочу иметь неопровержимые доказательства. — Ладно! Если вы раньше участие Маркина в убийстве ставили под сомнение на том основании, что нет веских улик, то сейчас они налицо. — Да, что это кровь Яковлева — по совпадению группы допустить можно. Как докажешь, что плащ и галоши принадлежат Маркину? — А «СОМ»? — А разве нельзя пристроить «СОМа» на чужих вещах? Мельников понял, на что бьет Волков. Он прав. Оставалась еще единственная опора, за которую можно было цепляться. — Ладно. Я установлю это. Но ведь вы сами теперь убеждены, что убийца Маркин. Спрашивается: если он не убийца, зачем ему скрываться? Вот если бы вы не промедлили с арестом... — Так, так... Ты прав. С арестом я немного опоздал, — Степан Герасимович поднялся с кресла и прошелся по кабинету. Стоит ли выложить ему, почему я с арестом колебался? Пожалуй, нет. А Мельникову стало неловко за свою несдержанность: взял да выбухнул Степану Герасимовичу заряд неприятной картечи. Ему и так тошно. — Хорошо, Александр Васильевич! Вина за промедление с арестом на мне. Теперь допустим, что Маркина арестовали. А если под него кто-то подделывается? — Почему же тогда сбежал Маркин, а не кто-то? Я ожидал этого. Уж слишком по-детски выкручивался. Хоть этот живот... А когда мы взяли на мушку маркера — драпанул! Может, сам же и убрал его. — Значит, и эту смерть валишь на Маркина? — Ну, не господь же бог послал в тот двор лыжню. Волков смерил Мельникова оценивающим взглядом. — Знаешь, ты, пожалуй, прав. Лыжня действительно принадлежит не господу богу. Однако делать такие выводы пока рано. — Зачем же тогда ваш вопрос: есть ли у Маркина лыжи? Волков хитровато улыбнулся: — На то были свои соображения. — И у меня свои соображения. Ведь, согласно вашей гипотезе, Яковлев убит человеком, которого он мог допустить к себе. Так? — Так. — Таким человеком, думаю, являлся Маркин. Объясняю. Из письма Яковлева стало известно, что он был под Серпуховым. Маркин тоже из Серпухова. Они могли быть знакомы. — Ишь, куда кинул, — не удержался от замечания Волков. — Ладно, можно поближе. Сегодня я беседовал с рядовым Ивченко. Он видел, как Маркин весело говорил с Яковлевым. Весело — понимаете? Значит, они знакомы. Ивченко их только раз видел. А сколько раз они могли встречаться без свидетелей? — Ты опять, Александр Васильевич, хватаешь то, что лежит на поверхности. Клад надо искать не в кошельке. Он может быть набит бумагой... Взять хоть те же лыжи. Согласившись с Три «И», что на них пришла женщина, я спросил, есть ли лыжи у Маркина? Не пророк, но эти лыжи мы скоро найдем. — Откуда такая мысль? — искренне удивился Мельников. — Оттуда, что не хватаю попавшиеся под руку соблазнительные факты, а глубоко все анализирую. Тихий зуммер командирского телефона перебил Волкова. Степан Герасимович снял трубку. Говорил полковник Шилов: — Степан Герасимович, пригласите Мельникова и зайдите ко мне. Когда они зашли, полковник Денис Тимофеевич Шилов давал кому-то разнос по телефону: — Не хочу слышать оправданий. Бросайте на полосу всю технику, но полеты должны начаться в три! — положил трубку. — Садитесь, товарищи! Волков и Мельников сели. — Сейчас мне позвонили из Верхнесалтыково. Нашелся Маркин. — Жив? — невольно вырвалось у Волкова. — Жив. Он в железнодорожной больнице. Сотрясение мозга и легкое обморожение. — В сознании? — Да. По сообщению товарища, что звонил, сотрясение мозга не сильное. Врачи готовы его отдать хоть сегодня. — Маркин сам пришел в больницу или его подобрали?