Глава 11 Денис на ужин не явился. Но мама насела на меня, при молчаливой поддержке отца. — Сходи завтра в то кафе. Чует мое сердце, что он там уже и не числится! — Мам! Я работаю! Я в самом деле не могу присматривать за Денисом. Почему бы тебе самой не узнать? Она насупилась: — Решит еще, что я его контролирую! Сопротивляться начнет, только хуже станет. А ты сестра — вмешательство сестры воспринимается легче. — Может, мне его еще усыновить?! — Что за тон, дочка? — гаркнул отец. — Еще скажи, что это мы с твоей матерью виноваты! Да вот только тебя тоже мы воспитывали! Я только качала головой. Что, по их мнению, я должна сделать? Если Денис действительно уже бросил работу, если Андрюха подбросил ему очередную «блестящую идею заработка», то мне его искать по всему городу? Потом в угол поставить? Или проще передать нерадивого родственничка Максиму Александровичу? На перевоспитание. Мысль о том, как брата перевоспитывают, рассмешила. — Кстати, а ты уже выплачиваешь долг? На сколько он растянется? У тебя же сейчас отличная зарплата? Одежду, я смотрю, новую прикупила — тебе очень идет! Я выплачиваю. Я! Но почему-то разговор так и не зашел о том, что подразумевался и вклад родни. Но я сама эту тему не заводила. Знала ведь, что деньги Максиму Александровичу возвращать не придется, останется только банковский кредит. Потому отсутствие у них серьезных переживаний на этот счет не слишком злило, только раздражало. Уходила я без пяти минут девять. На пороге обернулась: — Я не могу отпрашиваться с работы, поэтому займитесь уже сыном сами. Наконец-то. Отец что-то закричал вслед, но я быстро захлопнула дверь. К такому поведению родители не привыкли — даже если бы я отказалась, то обязана была долго объясняться и переживать, что всех подвожу. Но я не переживала. Вообще ни капли. Кажется, что-то во мне неуловимо изменилось: когда чаша почти переполнена, то реагируешь на любую каплю. Хватит с меня Максима Александровича, другие от меня покорности не дождутся! Машина уже стояла возле подъезда. Когда я садилась внутрь, то заметила подходившего Дениса. Он остановился и присвистнул. Даже поздороваться с ним не захотелось — пусть что хочет, то и делает. Надоело. Максим Александрович сдал назад и вырулил на дорогу. — Ты выглядишь расстроенной. Это был твой брат? — Не важно, — мне не хотелось говорить с ним. Да я сама пока толком не могла сформулировать свои эмоции. — Сегодня тепло. Хочешь прогуляться? Темно, правда, уже. Я удивленно посмотрела на него. Опять другой! Таким голосом любящие мужья обращаются к своим женам, если хотят их отвлечь. А он-то чего добивается? Но ответила уверенно: — Хочу. Он припарковал машину недалеко от сквера. Подождал, когда выйду из машины, подставил локоть. Я взялась и пошла рядом. Дорожка освещалась фонарями, и это создавало ощущение уютного коридора. — Максим Александрович, можно спросить? — Я думал, ты уже запомнила правила. Я кивнула. Даже если скажу что-то не то вне квартиры, то в худшем случае просто не ответит. — У вас есть семья? — Родители? Да, живут в Питере. — Вы с ними общаетесь? — Конечно. Помнишь, в конце августа я уезжал — на три дня к ним ездил. У нас отличные отношения. Хотя… возможно, расстояние сказывается — какие-то мелочи уже не замечаются, если люди друг по другу успевают соскучиться. — Вы не были женаты? — Нет. Я слышала в его голосе улыбку, и оттого настроение поднималось: — А постоянная девушка была? — Нижняя? Насколько постоянная? — Ну… год или два. Но не встречи время от времени, а именно постоянная и единственная. — Да, была. — Вы любили ее? — Конечно. — А почему тогда расстались? Простите, если лезу в личное. Я на самом деле не знала, где точка, дальше которой идти не следует. Но Максим Александрович, кажется, вовсе не возражал против откровенных вопросов. Наоборот, обдумывал каждый ответ: — Знаешь, любовь — ничему не гарантия. Иногда люди просто друг другу не подходят. Им вместе хуже, чем порознь. — Она вас не слушалась? Он тихо, но искренне рассмеялся. — Слушалась. В сексе и сессиях у нас проблем не было. Мы не сходились во всем остальном. Затронутая тема была на самом деле интересна! До сих пор мне казалось, что в таких отношениях есть только секс и сессии, и ничего больше. Но это, видимо, только в моем случае. — Я похожа на нее? — этот вопрос был лишь продолжением любопытства. — Нет. Ты полная противоположность. — Правда? В чем? Он остановился, заставляя повернуться к нему. Я сейчас без страха смотрела в его глаза. Максим Александрович выглядел излишне серьезным, но в этой серьезности я не улавливала и капли недовольства: — Это хороший разговор… но слишком рано. — Мне кажется, что вовремя, Максим Александрович. Попробуйте объяснить. Он держал меня за плечи, но задумчиво отвел взгляд в сторону: — Сабов много. На любой вкус и любые предпочтения. Для кого-то это просто сексуальная игра, большинство проводит четкую границу — Тема и жизнь. Во время сессии они готовы унижаться и терпеть почти до бесконечности, но в бытовом общении ведут себя иначе. Это вид очень удачного партнерства. Ты не умеешь ставить границу: если доверишься, то вся, без остатка. В любой ситуации. Без капли игры или игривости, без притворства. И сама это чувствуешь, потому и боишься. — Вы уже говорили о доверии… — Когда мы занимались анальным сексом? — он открыто смеялся. — Кстати, как тебе? Я задохнулась от возмущения и почти выкрикнула: — Вот! Вы всегда так! Вам просто нравится меня смущать! — Мне очень нравится тебя смущать, — он наклонился и чмокнул меня в кончик носа. — Очень. Его неожиданное веселье разделить было сложно: — Я хотела сказать, что не доверяю вам. В смысле, даже если бы захотела. Потому что вы разный. Вот сейчас… Вот прямо сейчас вы такой, в которого несложно влюбиться! Я искренне говорю, не смейтесь! А дома вы вызываете только страх — и это будто отшвыривает меня на другой полюс. Понимаете? — Понимаю, что нам надо чаще гулять вдвоем. Я не выдержала и тоже улыбнулась: — Это было бы неплохо. Я имею в виду, что если бы я понимала вас лучше, то мне было бы проще… в каком-то смысле. — А если я захочу тебя прямо сейчас? И возьму, прямо тут, как сегодня в офисе? Несмотря на напоминание о событиях прошедшего дня, я не растерялась — в его голосе не было серьезности: