Часть 40 из 63 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Переведёшь, что он сейчас сказал? — Наклонившись к уху знакомого, прошептала темничка, благо сидела к нему достаточно близко.
— Скорее всего, что-то очень трогательное, — сделав умный вид, ответил парень, не сводя задумчивого взгляда с затылка своего врага.
— Ты не слушал, да? — Догадалась магичка и безнадёжно вздохнула.
— Именно, сау ной чы-лад, — усмехнулся наследник, огладив близ находящееся лицо помутневшим взором, будто от такой близости его взгляд расфокусировался — возможно, так и было на деле.
— Кто, блин? — Нахмурилась Доминика, ответно направив свой взгляд на мага Тьмы.
— Не сложно же догадаться, что раз я говорю о тебе что-то на тайском, то перевод тебе знать не стоит, верно? — Мягко промурчал на ухо чужестранке Маиботхад, на что та обиженно надула губы и хотела вернуться в прежнее положение, но тот в привычном уже жесте схватил её за плечо, притянув обратно. Располагаясь чрезвычайно близко к лицу собеседницы, он тихо вымолвил бархатистым голосом: — Маленькая умница.
— Ч-что? — Заикаясь, переспросила Ника и застыла на месте.
— Я назвал тебя маленькой умницей, сау.
В этот момент, когда внутри Домы фейерверки взорвались, оглушая, она всерьёз задумалась над тем, что впервые её ввели в такое невыносимое оцепенение, что раньше её никогда не охватывал настолько сильный шок, какой сейчас заставил замереть в одной позе без возможности и двух слов в одно предложение связать. Она буквально не могла пошевелить ни одной своей конечностью, пока сердце пропускало удар за ударом, пока виновник сего инцидента довольно ухмылялся, и не думая приводить девушку в чувства.
А ведь раньше до такого состояния доводила существ только сама россиянка и голову её никогда не посещала мысль, что жертвой волнительного ступора вдруг станет она.
А ведь казалось бы, что такого в этой фразе? «Маленькая умница» — всего лишь набор слов, причём брошенный с издёвкой, без повода. Но этот «всего лишь набор слов» на непостижимо длинную, вязкую минуту заставил забыть своё имя, личность и родной язык.
— Антараи, всё хорошо? — Словно из-под воды раздался встревоженный, но вместе с тем и несколько озлобленный голос полусветляка, что постепенно вернул девушке возможность двигаться.
— Ч-чаи, чан сабай ди... — выдохнула петербурженка, для убеждения покивав головой, но, осознав, на каком языке это произнесла, громко возмутилась: — Тфу ты, совсем голову запудрили с этим тайским! Нормально всё у меня.
Прасет же — предмет её ступора и внезапного спутывания языков — смотрел на неё лукаво, удовлетворённо подняв вверх уголки губ. Глаза его искрились озорством, а внутри зрачков будто плясали ярко-красные черти, радуясь успеху хозяина в победе над стойкостью у этой девицы, что была до жути мила, когда вот так замирала, не зная, как быть.
Отчего-то всё внутри Сета захотело потеребить отходящую от шока девочку за щёки и лицезреть в умилении ещё большее непонимание в чужом лице. А может и за проведением математических расчётов, настроенных на выяснение правильного угла, с какого будет выигрышнее всего ударить этого червя и по какому месту — чтоб уж точно повадно не было.
Но сколь бы сильным не было то желание, парень его сдержал в себе до более располагающего к тому разговора.
Глава 17
Скоро все школьники разговорились на какие-то свои темы, кто-то общался шёпотом, кто-то шумно беседовал своим дружным составом; все разбились на компании. В это время Доминика за незнанием родного языка сидящих рядом магов, лишь изредка перекидывалась несколькими фразами с Корном по мысленной связи, с Прасетом и Пхатом, проводя основную часть времени в томном молчании, перекусывая доступными на расстоянии руки фруктами и потягивая смузи из трубочки, оперившись виском на кулак или зависая в телефоне. Единственными более-менее увлекающими в забытье развлечениями для девушки были записи в блокноте смартфона с собственными раздумьями о странностях, что успели случиться за это короткое время. Иногда мысли пугали, заставляли неприятно морщиться, но Ника продолжала задумчиво попивать напиток, глядя в экран и всё углубляясь в устрашающие собственный разум размышления.
Магичка казалась отчуждённой, одинокой, не своей на этом дне веселья, разговоров и полной отдачи близким. И в этих догадках крылась правда — она не была своей среди них и не с кем ей было поговорить по душам. Почти. Один таец всё же часто случайно или целенаправленно прикасался к спине и руке темнички широкой ладонью, бросал на знакомую взгляды с целью остаться замеченным ею, а также мысленно и реже вслух общался с ней.
Темничка была благодарна Прасету, ведь в основном только он и дарил ей ощущение нужности, настоящего отдыха, а может даже праздника, уюта. Сет разбавлял её затуманенный думами мозг ободряющими речами, глупыми шутками и нелепыми обещаниями, вроде: «Вот, правда, сау, однажды ты доиграешься, и я заставлю тебя вести насто-олько здоровый образ жизни, что у тебя глаза на лоб, как у вас говорят, полезут!» или «Если ты прямо сейчас не улыбнёшься всеми своими красивыми зубками, то я эту улыбку тебе наколдую так, что ты потом вовек от неё не избавишься!»
От таких дурацких на первый взгляд фраз россиянка широко улыбалась, склоняя лицо к телефону, за которым скрывала смущение и розовеющие от умиления щёки.
Пхантхэ говорил с Домой без пренебрежения и сухости, как делали иногда другие, считая, что та «зазвездилась». Откуда они брали такие выводы, не понять никому. Тхэ посвящал ей каждую свободную минуту, в которую не поддерживал диалог между «своими» и не прекращал улыбаться ей, заражая хорошим настроением. И главное, что её радовало — ни в лице темника, ни в поведении не было и тени отвращения или нежелания разделять с ней это время, Маиботхад и сам откровенно наслаждался её обществом, всё не желая оставлять девочку одну.
И вот у него выдалась новая возможность поговорить. Общались о чём-то непринуждённом уже с полчаса, как маг почувствовал некий дискомфорт в голосе девушки — хоть тот и был мысленным, — отчего незамедлительно спросил её:
«Что-то случилось, сау ба? Чего загрустила?»
«Всё хорошо, просто... я тебя правда не утруждаю этим разговором? Мы общаемся, будем честны, на максимально бессмысленные темы, ничего в себе не несущие, тогда как со своими сородичами вы явно обсуждаете что-то более стоящее!»
«А ты не думала, что для кого-то вроде меня разговор о лучшей ткани носков, предназначенных для русской зимы и о том, что косточки в бюстгальтерах придумали истинные бесы намного интереснее, чем какие-то бредни по счёт школы и будущего труда во благо людей? Я о таком в свободное от отдыха время думаю, а им больше заняться нечем. Взгляни на этих бумеров — они же, если говорить прямо, самые настоящие старики! Вот и обсуждают свои старческие темы, которые я сейчас обсуждать не хочу!»
«Ты про парней, что старше тебя на год?» — Уточнила Галицкая с усмешкой.
«Именно об этих нудных дядьках, сау ба! Так, давай-ка не будем прерываться и всё же выясним, что такое хайлайтер! И зачем он нужен, если в моей стране все и без того блестят от пота?»
Петербурженка посмотрела на собеседника со всей той благодарностью, что не могла описать словами, но какую только могла показать при данных обстоятельствах, когда тот ответно хмыкнул, являя её взору свои милые ямочки. Вскоре мага Тьмы вновь увлекли в скучный диалог, а потому у Доминики появилось время осмотреть банкетный стол и всех сидящих за ним.
Первой на глаза попалась пара Лаван и Атхита, за которой она от скуки решила понаблюдать. Прошло немало времени с начала застолья, что заметно сказалось на девушке: она больше не стеснялась, а стала вести себя совершенно иначе. Открыто общалась с другом, что аккуратно, почти невесомо придерживал её за талию одной рукой, смеялась, светясь от счастья, и без страха оборачивалась за спину, следя за реакцией парня на какие-то беседы с другими ребятами. «Сваха» их была увиденной картиной более чем довольна, отчего ярко улыбнулась, закинув в рот сочную виноградинку.
Вновь проходясь взглядом по ученикам, темничка заметила Бунси, что сидела неподалёку и, подобно самой Нике, скучающе клевала еду со стола. Она не участвовала в общении, жевала какую-то конфету и почему-то часто посматривала на Хата. Именно на него — глаза она направляла явно выше головы её единственного друга, а там располагался только полуангел. Магичка Тьмы всерьёз задумалась над этим, ведь смотрела на него Бун отчего-то очень тоскливо, но с каким-то тёплым чувством, понять которые не удавалось.
Вспомнился разговор девушки с Прасетом, в котором они обсуждали какого-то энного парня, что заставил её плакать. Парня, которого она не могла взять и забыть, потому что «это так не работает», но который очень опасен. Тот, о котором даже думать плохо. Юная Лариса Гузеева прибавила к этому слова темнички о том, что Бун не нравится, как Пхат из-за неё страдает, как из-за ненадобности «чужачке» ходит с кислым лицом. Ярким огнём вспыхнула мысль, что Бун элементарно могла испытывать ревность, ведь полусветляк проявлял внимание именно к Доме, тратил на неё своё время, а она в то время всячески его отшивала, тем самым, возможно, вводя в тоску.
«Так здесь и такие страсти крутятся?! Я прямо-таки поражена, госпожа Бунси! Как же это вы так умудрились вляпаться по самую макушку?»
Мысленно посочувствовав Цаойингмыд из понимания, что такое может случиться с каждым, что такое уже пережила и она сама, россиянка переключилась на Мали, что уже не выглядела зажатой. Теперь она спиной упиралась в широкую грудь Мыда, чему, по всему видимому, был только рад. Хотя фраза «по всему видимому» немного не подходила — лицо маг держал на «ура», хорошо скрывая эмоции. А вот по девушке всё сразу было очевидно: нежное и такое светлое личико смотрелось под грозным и безэмоциональным лицом парня слишком счастливо и ещё милее, выдавая то, насколько она расцвела рядом с ним.
Руки мага, напряжённые и с проступающими венами, лежали на столе, осторожно обходя любые соприкосновения с кожей иллюзионистки всякий раз, как появлялся риск коснуться её. Это выглядело так, будто прогнившее изнутри существо боялось навредить хрупкой солнечной девочке своим скверным характером, каким славились все подобные ему чёрты, отчего, напротив, выглядел слишком утончённым, подмечающим столь глупую деталь, если знать, что в облике человека он не может причинить ей боль и как-либо навредить.
Галицкая переключилась на последнюю свою соседку, что выглядела тревожнее остальных. Ей явно было в новизну так близко находиться с необычайно энергичным парнем, что не боялся бурно размахивать руками во время разговора и нередко задевать Саенгдао. Хоть девочка и пыталась вести себя непринуждённо, она всё же явно не была привыкшей к такому, а потому с опаской уворачивалась от каждого движения Сакды. Суд — его Тень — смотрел на девочку с сочувствием, извиняясь перед ней одним лишь грустным взглядом.
«Хэй, сау, каких птиц считаешь?» — Весело пронёсся в голове чужой голос.
«А? Что? Звал меня?» — Точно отойдя ото сна, торопливо заговорила Доминика.
«Ба, ты чего? Я тебя кричу невесть сколько, а ты всё не слышишь!»
«Не драматизируй, я просто задумалась. Так что ты хотел?»
«Поболтать... а ты, что, уже не хочешь?» — В голосе мага открыто звучала ирония, но он усиленно пытался состроить грустную мордочку, что получалось сделать достаточно плохо.
«Сет! — Недовольно нахмурилась темничка. — Конечно, хочу! Что ты сразу начинаешь выдавливать из себя щенка обиженного?»
Пхантхэ посмеялся над деланной хмуростью знакомой и начал расспрашивать её о том, какие сандалии, в теории, — он в такую чушь никогда не поверит, — могут быть удобнее кроссовок, что на пляже, что просто летом на асфальте.
Вечером, часов в девять, несколько магов вдруг спешно удалились с банкета, скрывшись в школе. Но ушли ненадолго, достаточно скоро показавшись из-за широко распахнувшихся дверей главного входа. Перед публикой парни предстали уже переодетые в плотные блестящие костюмы разных цветов, и неспешно подошли к своим музыкальным инструментам, что весь день томились под белыми простынями.
«Так вот для чего они здесь всё это время находились! Ну, Сет, сукин ты сын, ну, интриган!»
Среди этих существ первым Ника увидела Тхэ, облачившегося в чёрный пиджак с серебряным блеском на грубой ткани. Он стоял подле электроакустической гитары в цвет костюму, что была расписана витиеватыми узорами цвета серебра, находясь в левой части сцены. За барабанную установку, позади всех сел Тиннакорн, одевший чёрный костюм с насыщенно-зелёной подкладкой, а перед синтезатором, стоящим справа, расположился тот самый парень с группового задания, стоявший теперь в синем пиджаке — Чатри. Иссиня-чёрную бас-гитару в руках с нежностью поглаживал Сакда, вставший около клавишника, а солистом, расположившимся в центре, оказался Атхит, что держался властно и в изящных руках уверенно сжимал тонкую белую стойку с микрофоном в тон.
Когда мальчики приветственно поклонились слушателям, выполнив «уай» и произнесли пару незамысловатых фраз, большинство девочек радостно завизжали, захлопав в ладони и почти перестав обращать внимания на свои пары, что тихо пыхтели рядом. Только Дома хранила молчание и лишь весело улыбалась, не переставая изумляться увиденному, услышанному и осознанному, переводя взгляд с одной поплывшей магички на другую, а также прошлась глазами по некоторым парням, что верещали даже похлеще.
Темничка, несомненно, была шокирована появлением знакомых ей магов на сцене, выступающих как группа артистов, но не хотела пропускать это событие, пребывая в прострации от непонимания, а потому оставила разговоры на потом и не теряла здравость ума, всё наблюдая за происходящим на сцене. После затишья оживившихся фанаток, созданного благодаря поднятым вверх рукам наследника, музыканты поочерёдно бодро заговорили по-тайски в свои микрофоны, что россиянке переводил Пхат:
«Дорогие девушки и парни, ученики, готовые стать настоящими магами!» — Начал солист торжественным голосом.
Подхватил его барабанщик, что говорил в разы тише:
«Наконец, наступил наш традиционный и всеми любимый праздник выходного дня, что с давних лет был придуман нашими сотоварищами и всегда был настроен на сближение старших учеников друг с другом и со средними классами!»
«Это утро мы с вами провели в замечательной бодрой подготовке, что не была напрасной — сейчас мы все наслаждаемся проделанной нами работой!» — Продолжил Сакда, скрывший свою Тень на свету прожекторов, приблизившись к микрофону и легко пригладил зафиксированные вверх иссиня-чёрные волосы.
«Теперь каждый из нас может отдохнуть, довольствуясь общением с теми, кто давно уже приглянулся или просто любим, как друг и соратник», — намного тише и без энтузиазма, какой был у других парней, проговорил Чатри, видимо, заранее вызубренную фразу и потянул неудобную приталенную одежду вниз, словно пиджаком хотел закрыть странные блестящие штаны.
«И вот, заканчивая этот чудесный день, наполненный самыми разнообразными эмоциями, наша группа традиционно хочет исполнить одну из наших авторских песен, что писалась, представьте себе, о-о-очень долго и является новоиспечённой. Её ещё никто не слышал...» — Закончил речь сын Советчика томным неторопливым голосом, будоража каждую услышавшую его голос девушку и игриво хмыкнул, не сводя глаз, в которых буйное ликование от происходящего смешивалось с мировым спокойствием с единственной девочки, что смотрела на него в ответ наигранно скучающим, но на деле невозможно испытывающим взглядом, деловито скрестив руки на груди.
С наступившей тишиной все за длинным столом затрепетали в ожидании прекрасного, тогда как Пхат заметно напрягся, ожидая начала песни. Музыканты себя долго ждать не заставили.
Уши слушателей тронула тихая, аккуратная мелодия электроакустики и скоро разлилась по всей округе, лаская слух каждого существа необычайной нежностью. Все взволновались, а к Пхантхэ тем временем присоединился Чатри, что грациозно перемещал пальцы по чёрно-белым клавишам, едва заметно двигая телом в такт. Вскоре послышался осторожный, мягкий голос Атхита, укутавшего микрофон обеими руками. Песня настолько завораживала, что Хат даже забылся и не переводил текст, который обещался исправно озвучивать на русском, но Дома быстро привела его в чувства лёгким толчком в бок.
— Учти, что перевод будет неточным и без рифмы — я не рифмоплёт и стихов сочинять не умею, тем более на ходу, — предупредил парень, прежде чем приступить к делу.
«"Моё сердце давно было лишено чувств", — скажешь ты мне под светом луны. Но не просто же так мы сейчас с тобой вместе сидим на траве, глядя на ночное небо? Ты думаешь, что никогда тех эмоций уже испытать не сможешь, а я докажу тебе обратное, вот увидишь!»
Вскоре, когда Атхит замолк, оказалось, что пел не один он — следующим свой талант продемонстрировал Тхэ:
«Ты идёшь по парку рядом — такая красивая, что не отвести глаз. Улыбка лицо твоё озаряет милое, и я молю, не прекращай это делать! Не говори "стоп", своди меня с ума своим присутствием дальше. Ты сердце моё распаляешь, но аккуратней с ним, оно слабое...»
В ход пошёл медленный перебор струн бас-гитары, с появлением которой плавная мелодия почувствовалась «заполненной», благодаря ей звук электроакустики стал ярче, ощутимее и вся песня теперь пробирала до костей, въедалась в умы через тонущие в блаженстве уши.
«Я чувствую твою любовь, знаю — долго не сможешь её скрывать. Да я и сам уже на грани, хочу скорей тебя поцеловать. Но я держусь, даю тебе время самой себе признаться в чувствах ко мне. И лишь после снова тебя разглядывать звёзды приглашу. И я, наконец, скажу, что больше тебя одну гулять ночью в городе не отпущу», — пропел Сакда мягко и осторожно, словно пробирался через колючие кусты на пути к счастью.
Внезапно песня изменилась: мягкая, спокойная мелодия стала грубой, рычащей. Гулко зазвучал барабанный бой, смешиваясь со звоном тарелок. Резко вспыхнули фиолетовые софиты, направленные на сосредоточенного на игре Тиннакорна. Он не смотрел на кого-то определённого, посвящал свой взор всем по очереди, долго ни на ком не задерживая глаз. Этот парень не играл для кого-то особенного, он занимался, очевидно, любимым делом, только ему одному отдавая себя, лишь делу этому сердце вручая.
Вновь запел Атхит, голос которого повысился, стал прекрасно-кричащим, оголяя все чувства, что взрывали изнутри яркие салюты. Он выкладывался на полную лишь ради одной девушки среди их великого множества за столом.
«Я хочу жизнь свою связать с одной тобой, искренне этого желаю! Ради тебя не составит труда даже броситься в гущу пожара, ты душу мою раскалила до предела — больше не чувствуя я жара!» — Переводя слова световика, полуангел не сводил трепещущего взгляда с лица Доминики, что демонстрировала полное увлечение пением и игрой группы и этого упорно не замечала — или просто делала вид.
Она ясно ощущала жгучее покалывание в щеке, осознавала, что он неотрывно смотрел на неё, пытаясь добиться внимания, но принимала за должное, — понимала, что всё это фальшь, попытки завлечь в свои сети, — она делала всё более заинтересованное лицо, а сама мысленно сопереживала Бунси и себе. Однокласснице, потому что та — это со временем стало бесспорным — была влюблена в него, а сейчас наблюдала за, очевидно, болезненной для себя сценой, как её возлюбленный всё ближе притирается к другой девушке, что была ненавистна. Себе же, ибо эти «чувства» были настоящей игрой, настроенные на внушение ей симпатии с его стороны.
Припев закончился незаметно для Домы, погрузившейся в свои размышления, и с новым куплетом солист поманил всех встать с мест, в определённом жесте взмахнув руками. Многие пары разбрелись по импровизированному танцполу и забылись в медленном танце, в любимых. Даже Мали стала храбрее и согласилась на предложение Кхуаммыда, хоть лицо и стало краснее перца чили, а миниатюрные коленки, не прикрытые льняными голубыми шортами на резинке, подгибались от волнения.
book-ads2