И Оля замерла на месте. Ого, какая слышимость! Если она сейчас начнет подниматься по лестнице, ее точно заметят. Еще решат, что подслушивает. Хотя этим Воробьева в ту минуту и занималась. — Мог бы придержать дверь! — проворчала Цвета. — Пальчик прищемила? — усмехнулся Лисин. — Дай подую. Цветолина продемонстрировала Глебу неприличный жест. Парень негромко рассмеялся и все-таки дунул на средний палец Константиновой, разметав темные пряди по лицу девчонки. Цвета на мгновение зажмурилась, а затем открыла глаза, шумно вздохнула и зло произнесла: — Ненавижу тебя еще больше! Оля после такого признания затаила дыхание. — Это из-за чего же? — с издевкой изумился Глеб. — Будто ты не знаешь, из-за чего… Лисин наклонился к Цветолине и внимательно посмотрел ей в глаза: — Ты в порядке? Головка не бо-бо? — Иди ты, — поморщилась Цвета, выдержав взгляд парня. — У кого с головой проблемы, так это у тебя! — Считаешь, я пришел к вам в дом, взял за ручку папаню и как маленького привел к своей матери? — Не называй моего отца папаней! — сердилась Цвета. — Папулей? — невинно спросил Глеб. — Нет! — Папенькой? Папочкой? Батяней? Батюшкой?.. — Замолчи! — не выдержала Цветолина. — Для тебя он Георгий Иванович! Вот за это я тебя и ненавижу! Потому что тебе ситуация кажется комичной, и ты не упустишь момента пошутить на эту тему. А мне было больно. И сейчас больно! До сих пор. Папа ушел, сильно ранив, а ты мне словно соль сыплешь на разодранную душу! Глеб молчал. И Цвета молчала. Гневно сверлила Лисина взглядом. Оля вытянула шею, чтобы получше рассмотреть ребят. Ее впечатлила речь Цветы. Даже сердце болезненно екнуло. Нет, Оля и представить себя не могла на месте Цветолины. После такого Глеб должен обязательно Константинову пожалеть! Притянуть к себе, обнять, осторожно погладить по волосам… — Как считаешь, может, мне фамилию сменить? — вместо этого спросил Лисин. — Что? — опешила Цветолина. — Раз уж мы теперь одна дружная семья. Тебе повезло, ты с отцом шестнадцать лет прожила. А я своего даже не видел ни разу, так на фига мне сдалась его фамилия? А тут… Глеб Константинов. Звучит? Пасынок доктора наук Глеба Ивановича Конастанти… Цвета влепила Лисину звонкую пощечину. Оля даже непроизвольно схватилась холодными ладонями за лицо. Глеб продолжал стоять как ни в чем не бывало, засунув руки в карманы брюк. Некоторое время он молчал, а потом с насмешкой проговорил: — А про нас с тобой тогда будут говорить: ах, посмотрите, кто идет! Это же Константиновы! Хорошенькие какие, они не двойняшки? — Глеб расхохотался. — Ты отвратителен! — выкрикнула Цветолина, схватив с пола школьный рюкзак. — Систер, ну ты чего? — продолжал веселиться Лисин. — Не называй меня так! — вскипела Цвета. Внезапно Глеб стал серьезным: — Думаешь, я прощу тебе то, что ты влезла в мои отношения с девушкой? Цвета пожала плечами: — Подумаешь, избавила бедняжку от лишней головной боли. Просто рассказала девчонке, какой ты гад на самом деле. И что от тебя нужно держаться подальше… — Чего и тебе советую, Семицветик! — согласился Глеб. Цвета так резко развернулась и направилась прочь от Лисина, что Оля растерялась. Сейчас-то ее заметят! Девочка вбежала на несколько ступеней вверх. Как раз в этот момент к лестнице подошли шумные младшеклассники, которых во время урока отправили в медкабинет. Они едва не сбили Олю с ног. Рассерженная Цветолина вышла из-под лестницы. Сразу заметила Воробьеву. К щекам Оли прилил жар. «Она знает, что я все слышала!» — с ужасом подумала про себя Воробьева, в то время как мимо нее, толкаясь, пробегали галдящие дети. — Привет, — неуверенно улыбнулась Оля, глядя на Цвету. Константинова, подтянув на плече лямку рюкзака, молча прошла мимо. Оля подняла голову, провожая взглядом Цвету на второй этаж. Да, неудобно получилось! Тут же из-под лестницы выбежал Глеб. — Привет! — сказал он девочке, стоявшей на его пути. — Привет! — помедлив, проговорила Воробьева. Растерялась. Не ожидала, что Глеб соизволит с ней поздороваться. Парень усмехнулся, а затем с интересом оглядел Олю, да так внимательно, что Воробьева разволновалась. Когда на нее пялился Вадик Филимонов, ей было абсолютно все равно. Глеб, точно так же, как Цвета минуту назад, прошел мимо Оли. До Воробьевой донесся едва различимый аромат мужского парфюма. Когда лестница опустела, Оля подошла к окну, села на подоконник и прижалась лбом к холодному стеклу. На улице ветер гонял грязные кленовые листья по школьному двору. Совершенно очевидно, что Цвета осталась не в восторге от того, что Оля подслушивала ее разговор с Лисиным. Наверное, о дружбе с этой девочкой теперь можно забыть. А Оля надеялась на это? Совершенно ясно, что Цветолина ни с кем в школе тесно не общается, так почему нужно делать исключение для Оли? Хотя поначалу Воробьевой показалось, что между ними есть общее. Хотя бы то, что они обе новенькие в этой школе. Белые вороны. И пусть Цвета пришла сюда на целый год раньше, но совершенно очевидно, что чувствует она себя здесь чужачкой. Оля вдруг подумала: что бы выбрала она? Как Цветолина, ни с кем не общаться или дружить с той же шумной и любопытной Риной, с которой у Оли, кажется, так мало общего? Нет, совсем без поддержки и общения Оля точно не смогла бы. А стремление Синицыной стать популярной… Что ж, каждый имеет право на тараканов в голове. У Оли вот, например, странная привычка — есть мороженое на улице зимой. Сколько раз мама ее отчитывала за это. Однажды Воробьева даже слегла с сильной ангиной. Но избавиться от желания слопать пломбир на морозе так и не могла. Оля вспомнила приятное чувство, когда после холодного мороженого режет горло, и усмехнулась. Вот это странность так странность… Мазохизм! А она еще о Синицыной плохо думала! Ветер за окном все сильнее клонил к земле деревья, свирепо трепал оставшиеся на деревьях листья. Оля спрыгнула с подоконника и взбежала на пролет выше. Хватит думать о глупостях! И так прогуляла почти половину урока. * * * Ксения Борисовна поставила на стол кофейник. Оля вдохнула аромат кофе и счастливого воскресного утра. — Отметим окончание первой учебной недели Ольги в новой школе! — весело проговорила мама, усаживаясь за стол. — А шоколад? — спросила Оля. — Сегодня воскресенье. Папина очередь! Юрий Михайлович, отец Оли, молча смотрел в одну точку, чересчур долго размешивая сахар. Оля с мамой с любопытством уставились на него. Он долго не отвечал, и Оля обеспокоенно произнесла: — Пап, все в порядке? Мужчина очнулся: — Да, да… Вполне, вполне. Все замечательно! Оля и мама переглянулись. Ксения Борисовна широко улыбнулась. И губы Оли неуверенно дрогнули в натянутую улыбку. Если маму такая рассеянность Юрия Михайловича веселила, то дочь уже всерьез беспокоилась за отца. Когда они только переехали в большой город, он был таким счастливым… А теперь с каждым днем становится все отстраненнее. Может, на работе какие-то неприятности? Или до сих пор переживает из-за того, что им пришлось оставить прошлую жизнь? — О чем вы щебетали, пташки? — виновато улыбнулся Юрий Михайлович. — Твоя очередь покупать шоколад, — напомнила Оля. — Я покупала в понедельник, мама — в четверг… Сегодня воскресенье! — Ах, шоколад! — Юрий Михайлович ударил себя ладонью по лбу. — Прости, птенчик, совсем из головы вылетело. Оля растерялась. Чтобы папа забыл о традиции, которую сам придумал? Уже третий год они втроем пьют чай с плиткой молочного шоколада, которую делят на три равные части… — Папа, ты не болен? — осторожно спросила Оля. — Чем? — усмехнулся Юрий Михайлович. — Склерозом? — Ты в последнее время очень странный, — продолжила Оля. — Что-то случилось? — Что у меня могло случиться? — Юрий Михайлович попытался придать себе самый равнодушный вид, но Оля видела, как нервно он комкает край скатерти. Отец проследил за ее взглядом и поспешно отпустил мятый кусок ткани. — Ольга, можно тебя на минуту? — позвала мама, первой выходя из кухни в коридор. Оля тут же поднялась из-за стола и отправилась следом за мамой. — Мы ведь с тобой говорили на эту тему! — нахмурилась Ксения Борисовна. — Оленька, папа до сих пор не может привыкнуть к новому месту. Он думал, все это будет проходить намного легче. — Мам! Да на нем же лица уже больше недели нет! — зашептала Оля. — Разве ты не видишь: что-то случилось. Он никогда таким не был! Ксения Борисовна только опустила глаза. — Ты что-то знаешь? — насторожилась Оля. И тут же девочку обожгло обидой. У родителей никогда не было от нее секретов! По крайней мере, Оле так казалось… А тут разыграли какой-то спектакль! Внезапно девочку осенило: — Мама, у него появилась здесь другая женщина? От такого открытия даже руки задрожали. Оле сразу вспомнился монолог Цветолины под школьной лестницей. Нет, такое нельзя представить даже в самом жутком кошмаре. Воображение нарисовало страшное: отец уходит в семью уже ненавистного противного Вадика Филимонова. Кажется, теперь Оля понимала чувства Константиновой…