Я быстро одеваюсь, прячу обе карты в карман и спешу в холл, останавливаясь прямо перед дверью его кабинета. Сначала я пробую брелок, который дал мне Брайан, и дверь пищит красным. Вход запрещен. Убрав ее в карман, я использую ту, что дал мне Баз, удивляясь, что могу войти с этой карточкой. Я осторожно проскальзываю внутрь, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что за мной не следят. С колотящимся сердцем и вздымающейся грудью, страх и адреналин текут по моим венам, когда я стою прямо за порогом. Внутри, как и в прошлый раз стоит длинный, внушительный стол красного дерева, ноутбук, два Айпада и ручка, которая, вероятно, стоит больше, чем моя одежда. Никаких бумаг. Ничего. Я проверяю ящики его стола и обнаруживаю, что все они, кроме одного, заперты. Открыв тот, что не заперт, я перебираю содержимое. Моя рука застывает над фотографией. Огонь прожигает след в центре моей груди. Ноздри раздуваются, когда я поднимаю фотографию, спрятанную под документами. Моя грудь вздымается, зрение затуманивается, и я не могу видеть прямо. Какого черта он засунул эту фотографию в ящик стола, чтобы никто не видел? Я рассматриваю фотографию сверху донизу. Мне не нужно переворачивать ее, чтобы прочитать дату или попытаться угадать, потому что я точно знаю, когда была сделана эта фотография. В 2010 году. В ту же ночь была убита Мэдисон. Я знаю это, потому что запомнила наряд Трента. Почему? Он был моим первым поцелуем и первым разбитым сердцем. Я помню каждую деталь. Даже те детали, которые я хотела бы забыть. Сквозь деревья я напрягаюсь, прислушиваясь к разговору, но их голоса затихают. Ребята кричали друг на друга. Они, наверное, напуганы. Возможно, они не собирались ее убивать. Возможно, это был несчастный случай, но это все еще не дает им права уйти от этого с безупречной репутацией. Я последовала за ребятами сюда. Стоя у окна для гостей в доме моих бабушки и дедушки, я смотрела в небо, думая о Мэдисон, когда яркие огни осветили улицу. Я смотрела, как джип остановился перед домом Маркуса. В замедленной съемке наблюдала, как открываются двери и все парни выпрыгивают наружу. Словно по сигналу, Маркус появляется из тени сбоку от своего дома, и там они стоят, прижавшись друг к другу. Судорожными движениями я распахнула окно, пытаясь услышать их, но голоса были всего лишь шепотом эха. Это глупо и рискованно, я знала это, но это не остановило меня. Схватив толстовку, висевшую на краю кровати, я надела ее и вылезла в окно. Бабушка и дедушка легли спать несколькими часами раньше, а я не могла заснуть. Мой мозг жужжал, безостановочно работая с теориями. Сон последнее, о чем я думала. Мне нужно внимательно следить за ними, особенно за Маркусом, поскольку он был самым близким подозреваемым, к которому у меня был доступ. На самом деле, с тех пор как шериф дал понять, что у полиции нет никаких дел против кого-либо из парней, я следила за ними. Постоянно держа их в поле зрения — иногда, когда они все вместе, а иногда, когда они сами по себе — на случай, если кто-то из них оступится. И сегодня я наконец-то кое-что заполучила. Это немного, но достаточно, чтобы вызвать вопросы у шерифа Келлера. Я сгибаюсь, стараясь спрятаться за забором, и подкрадываюсь ближе. Ловкими, бесшумными движениями я отпираю калитку и оставляю ее открытой, так чтобы у меня был способ вернуться. Низко пригнувшись, я пристально смотрю на парней, напряженно прислушиваясь к их словам. Они спорят. Я слышу, как их горячие голоса становятся все выше и выше. Они не столько кричат, сколько спорят, стараясь молчать, дабы не привлекать внимания окружающих. Я не могу разобрать, кто это делает, но кого-то толкают, и он ударяется спиной о джип. Другой парень хватает его за футболку и бьет в лицо. Когда я перехожу на соседскую лужайку, держась в тени, мне лучше видно, кто это. Трент держит Зака за воротник футболки, прижимая его к джипу. Мои брови сдвигаются, и на лице появляется хмурое выражение. Трент опрометчиво отталкивает Зака и бежит вниз по улице. Один за другим остальные ребята следуют за ним, оставляя джип позади. Я остаюсь на корточках перед домом соседа, размышляя, следует ли мне последовать за ними. Это опасно. Они все опасны, но что бы они ни собирались делать, посреди ночи, без своей машины, это что-то большое. И мне нужно посмотреть, что. Даже несмотря на то, что мой мозг кричит, чтобы я развернулась и вернулась домой, я следую за ними. Я остаюсь в полу сидячем положении, держась достаточно далеко позади, чтобы они не увидели и не услышали меня. Они сворачивают на проселочную дорогу Ферндейла. Единственное место, куда можно пойти, используя этот переулок, это лес. Когда мы проходим мимо кладбища, на мою грудь наваливается тяжесть. Слезы подступают к глазам, угрожая скатиться по щекам. Через несколько дней мне придется стоять здесь и смотреть, как гроб моей сестры опускают в холодную землю. Это одна из причин, почему я не могу заснуть. Не думаю, что я готова с ней попрощаться. У меня нет ответов, которые мне нужны для нее. Дедушка рассказывал, что мама с папой решились на закрытый гроб. Он не сказал почему, но я догадывалась. Что бы ни произошло с ней в том лесу, ее лицо невозможно было восстановить. Моя решимость возвращается в полную силу, когда парни пересекают проселочную дорогу, через парк, выглядя чертовски подозрительными. Где правоохранительные органы в такие моменты ? Когда они действительно нужны ? Наверное, спят дома, пока парни, которые убили мою сестру, ускользают в ночь и уезжают из этого городка в колледж, без всяких проблем. Если никто другой не воспримет это всерьез и не раскроет дело, это сделаю я. Часть меня чувствует, что я обязана Мэдисон в правде. В этом гробу должна была лежать я. Кажется, это самое меньшее, что я могу сделать. С другой стороны, мне кажется, что я обязана получить ответы на некоторые вопросы. Почему я вообще оказалась на их радаре ? Я крадусь за ними сквозь деревья, стараясь держаться подальше от всего, что может привлечь их внимание. Я иду на звук голосов, пока они не останавливаются. Я задыхаюсь, мой бок болит от долгой ходьбы. Ночной воздух бодрит, оставляя постоянный холодок по спине. Из-за этого у меня течет из носа, и каждый раз, когда я делаю вдох, я вижу, как передо мной парит шлейф воздуха. Мое лицо словно замерзло, а ветер потрескался. Я остаюсь в нескольких метрах от того места, где остановились ребята, не желая рисковать и приближаться. Я делаю паузу, пытаясь услышать конец их разговора, выглядывая из-за одного из густых Секвойй. — Просто успокойся, черт возьми, Трент! — Нет! Блядь, Винсент, я же говорил тебе, что это случится. Мы... — Заткнись на хрен! — кричит Зак, пугая меня. Ребята молчат. Он начинает расхаживать, проводя руками по волосам. — Мы ведь не сделали ничего плохого, верно ? Нам нечего переживать по этому поводу, понимаете ? Мы уезжаем в колледж меньше, чем через две ебаные недели. Самое меньшее, что вы все можете сделать, это держать себя в руках до тех пор. — Она знает... — Она ничего не знает. А теперь закрой свой дерьмовый рот. Придерживайся сценария, Маркус. Мои глаза широко раскрыты, когда я пытаюсь разглядеть их сквозь деревья и редкие кусты. Мое сердце бешено колотится. Оно такое громкое, что я боюсь, что оно выдаст мое укрытие, и они найдут меня. Их голоса снова затихают, будто они двигаются, и я тоже, стараясь не отставать от них. Я следую за ними, что есть силы, но больше их не слышу. Я ничего не слышу, кроме рева крови в моих венах и звука тяжелого дыхания. Мой пульс колотится, он бешеный и наполнен адреналином. Кровь стучит в ушах, когда я внутренне пытаюсь осмыслить этот разговор. У меня не так много времени, чтобы дать шерифу Келлеру повод предъявить обвинение одному из них. Мне нужен только один. И о ком они могли говорить ? Обо мне ? Это должна была быть я, верно ? Насколько мне известно, я единственная, кто следила за каждым их шагом. Другого объяснения нет. Я единственный человек в этом городке, который доставляет им неприятности. Я пыталась найти на них хоть какой-нибудь компромат, и теперь они должны знать. Меня резко дергают в сторону и ударяют о дерево. — Ай! — я вскрикиваю, боль разрывает мне затылок. Чья-то рука закрывает мне рот, не давая закричать. Моя грудь вздымается, и когда фигура встает передо мной, прижимая меня к дереву, все краски уходят с моего лица. — Теперь ты следишь за нами, Маккензи ? — насмехается Зак, сверля меня взглядом. Его ладонь все еще прикрывает мой рот, заставляя молчать. Я прижимаюсь к дереву, пытаясь сбросить с себя его вес, но он только сильнее прижимается ко мне. Его тело вжимает меня в кору, и к горлу подступает желчь. — Ты действительно такая глупая маленькая сука, не так ли ? Я думал, мы сказали тебе держаться подальше, — рявкает Маркус откуда-то из-за плеча Зака. Я отчаянно оглядываюсь вокруг, мое зрение затуманивается, а на глаза наворачиваются слезы. Зак убирает руку от моего рта, и я подумываю о том, чтобы закричать, но знаю, что шансы, что кто-нибудь меня услышит, ничтожны. И я знаю, что если закричу, то это будет последнее, что я сделаю. — Я не... Зак бьет ладонью по коре, всего в нескольких сантиметрах от моей головы. Я всхлипываю от страха, прячась от него. — Не ври мне, мать твою, — кипит он, наклоняя голову, заглядывая мне в лицо. Его глаза убийственны, практически прожигают кожу на моем лице. — Оставь нас в покое, Маккензи. Тебе не понравится то, что произойдет, если мы скажем тебе снова. Его слюна попадает мне на лицо, и то, как он ждет, что я сделаю то, что он говорит, заставляет мой гнев закипеть. Мои руки сжимаются в кулаки, и я стискиваю зубы, когда разочарование проходит сквозь мое тело. — Да пошел ты! — рычу я, бросая на него ядовитый взгляд. Он смеётся, его глаза все еще темные озера зла, и он вжимается в меня своим пахом. — Тебе бы это понравилось, не так ли, чертова шлюха ? Это все, чего ты хочешь ? Побыть со всеми нами ? Я могу запустить поезд прямо сейчас, черт возьми, Маккензи. Что скажешь на это, не желаешь повеселиться ? Он проводит рукой между моих ног, и я пытаюсь оттолкнуть его, но свободной рукой он сжимает мою шею, перекрывая мне доступ к кислороду. Когда его пальцы надавливают на шов моих джинс, слезы наворачиваются на глаза. — Кого ты хочешь трахнуть первым, Маккензи ? — насмехается он, лишая меня воздуха еще сильнее. — Трента, не так ли ? — он ухмыляется. — Да, я знаю, что его. Может, я позволю ему расколоть эту вишенку и трахну тебя прямо здесь. Что скажешь, милая и маленькая Маккензи ? Его рука скользит от передней части моего шва к заднице, и мои глаза расширяются от страха. Слезы беспомощно падают из моих глаз, когда я пытаюсь оттолкнуть его. — Я мог бы трахнуть тебя прямо сейчас, оставить здесь, использованной и оскорбленной, и никто бы ничего не узнал. Я слышу смех. Остальные ребята смеются надо мной. Он унижает меня перед всеми, делая посмешищем, как в ту ночь у костра. Сдавленный всхлип слетает с моих губ. — П-пожалуйста. Зак смеется, будто мои мольбы доставляют ему удовольствие. — Тебе действительно следует быть осторожнее. Слышал, что твою сестру убили недалеко отсюда, — шепчет он, приблизив свое лицо к моему. Он отпускает мою шею, и я, кашляю, соскальзывая вниз по дереву. Моя грудь разрывается от беззвучных рыданий, а ноги зарываются в грязь. Я открываю рот, втягиваю воздух, пытаясь отдышаться. Когда я это делаю, я перевариваю его слова, и моя грудь сжимается. — Ты ведь знаешь, правда ? — обвиняю я, глядя на него снизу вверх. Я знаю, что играю с огнем, поднимая эту тему, но мне все равно. Я хочу, чтобы он заплатил. Зак мрачно улыбается и опускается на корточки, самодовольно наклоняясь ко мне. Я отодвигаюсь, прижимаясь к дереву, желая, чтобы оно просто поглотило меня целиком. Его рука дергается, цепляясь за меня, и его хватка сжимается до боли. — Громкие слова от тебя. — Я знаю, что ты сделал это. Его глаза сужаются. — Ни хрена ты не знаешь. Продолжай трепаться своим гребаным ртом, и пожалеешь, что не умерла на той скале, поняла ? Он толкает мое тело обратно к коре, выбивая воздух из моих легких в процессе. Затем уходит, несется через лес вместе с остальными, даже не оглянувшись. Фотография дрожит в моей руке, и я кладу ее на стол, пытаясь стряхнуть воспоминания. Это стало для меня последней каплей. Я ненавидела отказываться от своей сестры, но знала, что, если я продолжу преследовать их, я в конечном итоге окажусь на том же пути, что и Мэдисон. И есть шанс, что на этом пути меня постигнет та же участь, что и ее. Смерть. Но теперь... теперь все по-другому. Я не боюсь смерти. Я наброшусь на этих парней со всем, что у меня есть. Я их больше не боюсь. Я запихиваю фотографию обратно в ящик и пытаюсь положить все на прежнее место, прежде чем уйти. Я направляюсь прямо в спальню, чтобы собрать свои вещи, потому что мне нужно вернуться в свой номер и подумать. Мне нужно записать эти мысли и попытаться соединить точки. Смерть Мэдисона стала катализатором. Для меня это было началом конца, и больше я ни в чем не была уверена.