Он сделал круг по комнате, рассматривая все на своем пути, после чего вернулся к Рики и снова бегло его осмотрел. Рики стиснул кулаки, когда Кроуфорд наклонился и взял его за запястья, чтобы снова надеть наручники. От усилия пальцы свело судорогой, и он едва не выпустил записку. Наконец главврач сделал шаг назад, с делано довольным видом отряхивая ладони, что неожиданно вызвало взрыв возмущения в душе Рики. – Что ж, оставляю тебя наедине с твоими мыслями. Через несколько часов, Рики, мы встретимся снова. Ты и представить себе не можешь, как я счастлив слышать, что ты готов, мой мальчик. Мой Пациент Ноль. Рики уже слышал эти слова. Пациент Ноль. Он содрогнулся. Главврач уже давно все это задумал. Лишь когда дверь наконец закрылась, он смог немного расслабиться. Как, скажите на милость, ему прочесть эту записку от Джоселин, если он не может даже пошевелить руками? Но досадовать ему пришлось недолго. Уже через несколько секунд под предлогом того, что необходимо забрать поднос после завтрака, в палате снова появилась сестра Эш. Тем не менее она постоянно оглядывалась через плечо, и было ясно, что даже этим она может накликать на себя неприятности. – Теперь каждый день так будет? – спросил Рики, откинувшись на подушку после того, как она его освободила. Сестра Эш выглядела так же плохо, как он себя чувствовал. Под ее глазами залегли глубокие синеватые круги. – Боюсь, что да. Рики с усмешкой развернул записку. Я слышала, что обслуживание номеров наверху просто ужасное. Ты должен пожаловаться в администрацию. Ну а я провела целый день в спа-салоне. – К. – Та еще комедиантка, – добродушно заметила сестра Эш. – Она… не была в спа-салоне. – Я знаю, что это означает. Они снова ее пытали. Она была в кабинете шоковой терапии. Рики свернул записку и спрятал под матрас вместе с остальной контрабандой. Он надеялся, что теперь, когда он заключил договор с дьяволом, «спа» процедуры закончатся. Оно того стоило. Хотя бы одного из них оставят в покое. – Спасибо, что ты мне это принесла. – Не за что. Хочешь, я ей что-то от тебя передам на словах? Он откусил еще кусочек яйца и позволил сестре Эш забрать поднос. – Я могу попытаться принести тебе восковой карандаш и бумагу, но не обещаю. – Скажи ей, что я написал в администрацию гневную жалобу, особо не стесняясь в выражениях, – произнес он, закрывая глаза. – И еще скажи, что я придумаю, как нам с ней выбраться из этого гадючника. Не знаю как, но скоро. Передай, что я ей это обещаю. Глава 31 – Рики, ты знаешь, для чего все это нужно? Голос главврача обволакивал его, как ласковые объятия родителей. Казалось, он рассказывает ему перед сном сказку, от которой клонит в сон, но которая тем не менее не позволяет заснуть. Провожая глазами камень, раскачивающийся из стороны в сторону, Рики понял, что такое полное расслабление. Полная пустота. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя настолько пустым. Пустым, как сосуд. Да, он был сосудом, и слова главврача его наполняли. – Наследие, – пришел откуда-то из глубины сознания ответ. – Бесконечность. Вечность. Он ощущал радость от своей правоты. Его за это наградят. – Правильно. Молодец, Рики. Это и была награда. Похвала. Он справлялся с задачей. Красный камень раскачивался из стороны в сторону. Он ощущал струящийся в окно солнечный свет. Мятное дыхание главврача. Некоторые его чувства обострились до предела, другие, напротив, полностью исчезли. – Очень, очень хорошо. Что еще? – Бессмертие. – В точку. Ты постигаешь все так быстро! Ты знаешь, почему я выбрал именно тебя, Рики? Ты знаешь, почему тебе выпало быть моим Пациентом Ноль? Он не знал, но камень, ритм, раскачивание из стороны в сторону – все это давало ему понять, насколько хочется это знать. Более того, не было ничего важнее ответа на этот вопрос. Не было ничего, кроме ответа на этот вопрос. Точка. – Почему? Почему – я? – Другие были умными, – ответил главврач. – Они были более сообразительными, более образованными, они больше хотели мне угодить, больше интересовались научной подоплекой или философским обоснованием всего процесса. Но оказалось – к моему огорчению, и я это признаю, – что всего этого недостаточно. Более того, результаты были настолько далеки от того, чего я рассчитывал достичь, что сам эксперимент в корне отличался от того, в котором участвуешь ты. Но затем вмешалась судьба, полная противоположность науки и одновременно ее извечный спутник, и предыдущий пациент совершенно случайно подошел совсем близко. Это заставило меня выдвинуть новую гипотезу. Биология. Все это время ключом к ответу была биология. – Главврач вздохнул, как будто разочарованный собственной недальновидностью, но быстро взял себя в руки. – Ты… Ты такой же любознательный, как и он. В любознательности, Рики, заложено движение. Она толкает человека вперед. Она обладает энергией. Да, энергией, совсем как камень. Как движение камня из стороны в сторону… – А теперь, Рики, расслабься и полностью открой свой разум. Я так много должен тебе рассказать, ты столько должен понести дальше, в будущее… * * * Ему казалось, что его голову вскрыли, а затем снова закрыли. Но при этом в ней что-то оставили. Голова болела – в висках громыхало, – как будто его мозг был огромным количеством начинки, которую запихнули в маленькую индюшку. Или как будто на маленькой странице сгрудилось слишком много слов. Рики застонал, перекатываясь с бока на бок, насколько это позволяли закованные в наручники руки. Это была пытка иного рода. Безумное похмелье, хотя он не выпил ни капли спиртного. Он пытался вспомнить, что с ним произошло, заполнить провал в самой середине дня. Он проснулся, позавтракал, потом прочитал записку Кэй, а потом санитары отвели его в комнату в конце коридора и окатили ледяной водой из шланга. Направленная на него струя была такой силы, что казалось, будто она сдирает с него кожу. А потом он снова оказался в своей комнате, где его уже ожидал главврач. Из кожаного чемоданчика снова возник красный камень, а потом… Ничего. Провал. Но Рики чувствовал, что что-то изменилось, что он каким-то образом изменился. Он не был игл-скаутом, но понимал, что уже сгущаются сумерки. Главврач оставил открытыми шторы на окне во двор, и вместо яркого дневного света комнату заполняло более мягкое золотистое свечение. Это время дня всегда напоминало Рики о Мартине. Мартин ел ледяную стружку, а Рики делал вид, что поет первую попавшуюся песню, пришедшую на ум. Но сейчас представить себе все это оказалось труднее, как будто кто-то с ножницами прошелся по его воспоминаниям. К примеру, он помнил, что когда-то пел песню человека по имени Отис Реддинг[6], хотя сейчас не мог вспомнить из нее ни единого слова. – Что со мной происходит? – прошептал он. Возможно, в том, что он забыл слова песни, не было ничего страшного, но его это потрясло. Он не мог их забыть. Для него это было совершенно несвойственно. Дверь отворилась, и он начал стучать закованными в наручники руками по раме кровати. Сестра Эш поспешила к нему, держа в руках поднос с обедом. Ее волосы были в ужасном состоянии. Их прикрывала шапочка, криво закрепленная с обеих сторон шпильками. Рики заметил, что санитар, которого он прозвал Ларчем, стоит в коридоре у самой двери. – Сегодня у нас совсем мало времени, – прошептала она, оглянувшись через плечо и убедившись, что дверь закрыта, прежде чем освободить его руки. – Я не знаю, подозревает ли что-то главврач. Надеюсь, что нет. Если ты собираешься сегодня выходить из палаты, будь осторожен, хорошо? Я постараюсь устроить внизу какую-нибудь сцену. Возможно, я подкуплю Кэй, и она мне в этом поможет. – Попробуй предложить ей книгу, – вяло пробормотал он. – Она любит читать. – Я подумаю об этом, но, может, лучше ее вообще в это не впутывать. – Присмотри за ней, ладно? – Его запястья саднили, и он сел в кровати, растирая их ладонями. Едва он приподнялся, как ощутил, насколько сильно кружится голова. – Она прислала мне еще одну записку? – Конечно. – Сестра Эш протянула ее вместе с извлеченным из кармана восковым карандашом. – Завтра попытаюсь прикарманить для тебя немного бумаги. Она снова принесла ему стаканчик с таблетками, и они выглядели точно так же. Главврач не контролировал его вечерний прием лекарств, что позволяло надеяться, что это действительно аспирин. Он принял их, радуясь возможности хоть немного облегчить боль в руках. Сегодня вечером его ужин состоял из крохотной порции стремительно засыхающего восстановленного картофельного пюре и расползающегося переваренного зеленого горошка. Он ел, чувствуя, как аппетит пропадает с каждой проглоченной ложкой. Если записка Кэй его и подбодрила, то совсем незначительно. Его изумляло то, что ей каждый день удается ему что-то передать, и Рики надеялся, что так будет и дальше, потому что ему необходимо было на что-то надеяться. На первом этаже все по-старому. Мне кажется, эта медсестра в тебя втюрилась. Скорее всего, она это тоже прочитает. Привет, сестра! Вы самая популярная личность в психлечебнице. Наверное, здорово ощущать свою исключительность. Он тихонько усмехнулся и сунул клочок бумаги под матрас, к остальным записям. Набирая ложку картошки, он поднял глаза на сестру Эш, которую, похоже, внезапно страшно заинтересовали трещины в кафельном полу. – Почему ты так много нам помогаешь? – спросил он. – Почему ты помогаешь мне? – Честно? Он кивнул. Ее щеки стали пунцово-красными, и она принялась оттирать с платья несуществующее пятно. Его ничуть не заботило то, что она избегает смотреть ему в глаза. Что бы ни толкало ее помогать ему, он сомневался, что это что-то весомое. Возможно, до нее что-то дошло после того, как главврач убил ее подругу? Или же она просто хороший человек. Одна из немногих. – С самого первого дня здесь я знала, что главврач дерьмовый человек, – грустно начала сестра Эш. – Но он меня… Я не знаю, как это объяснить… Покорил. Он сулил мне грандиозные перспективы. Он сказал, что я могу стать врачом, а не простой медсестрой. Что я могу сделать карьеру. Мне казалось, он на моей стороне. В медицинском колледже я столкнулась с множеством устаревших представлений, и я оказалась достаточно наивной, чтобы поверить в то, что он другой. Я уже ничем не могу помочь той девочке. Слишком поздно. Но тебе и Кэй помочь еще можно. – Грандиозные перспективы, – повторил Рики. – В этом он весь. – Нельзя принимать всерьез ничего из того, что он говорит, – продолжала она, понизив голос и опасливо озираясь через плечо, как если бы внезапно вспомнила о Ларче. – Это все мыльные пузыри, – прошептала она. – Ложь. Он считает, что способен жить вечно. Это какое-то безумие. Рики уже хотел было сыронизировать над данным утверждением, но картофель застрял у него в горле, не позволив этого сделать. – А он на это способен? Сестра Эш в растерянности подняла на него широко раскрытые глаза. – Способен на что?