– «Амурские волны», – уверенно определила Алена. – Сейчас же звоните в милицию! Илья слушать ее не стал. Хватит, накомандовалась! – Вчера здесь была патрульная машина, – сказал он. – Милиция не обнаружила никого, кроме странного старика, который весело играл на гармошке. Так что сегодня они сюда торопиться не будут. Лучше я позвоню своему другу. А ты со своей псиной беги домой, сиди там и носа не высовывай. – Это еще почему? Я здесь останусь. Со Снарком я ничего не боюсь! – Уйди и не доставай меня, – прикрикнул Илья. – Глупая девчонка! У них наверняка есть пистолеты. Что может твой Снарк против пули? Видишь вон ту дорожку? Дуй по ней! А мне болтать больше некогда. Пока! Все это Илья сказал так грубо и властно, что Алена без возражений попятилась в кусты. Илья осторожно двинулся вдоль дома. Шел он, прижимаясь к сырой стене, поскальзываясь и ступая в холодные лужи, которые, как назло, образовались именно на его маршруте. Затем он осторожно выглянул из-за угла. Серая «Волга» – в темноте, конечно, неясно какая, но Илья прекрасно знал, что она серая, – стояла у знакомого подъезда. В салоне машины угадывалась круглая голова водителя. Удары в танковую сталь двери Хоменко с этой стороны дома были слышны так же отчетливо, как и разливы «Амурских волн». Илья по тем же лужам вернулся на прежнее место, в кусты, и набрал домашний номер Наиля Мухаметшина. Наиль оказался дома – вот счастье! Он что-то жевал и уютно позвякивал вилкой. Где-то недалеко от него, в телевизоре, надрывался залихватский хор каких-то кавээнщиков. – Это Бочков, – без всяких приветствий начал Илья. – Я сейчас стою у дома номер 18. Да, того самого. Здесь серая «Волга», а в дверь ветерана Хоменко прут бандиты. – Опять ты за свое? Не дури, Илюшка! Снова те же штучки? – фыркнул Наиль. Однако свой кусок он прожевал, а новый откусывать не стал. – Все серьезно! – шипел Илья вместо того, чтобы кричать, как хотелось. – Они рядом, я их вижу! Вон она «Волга», а в ней хмырь. Старик только что звонил мне на мобильник. А главное, он играет «Амурские волны»! Все очень плохо. Ведь у него там, у порога, баррикада и коктейль Молотова! Наиль спросил уже серьезнее: – Илюшка, ты 02 звонил? – Нет. Лучше ты сам позвони и все расскажи – они быстрей среагируют. Тут долго объяснять надо, а у меня что-то в глотке пересохло. – Ладно, – согласился Наиль. – Я сейчас сам буду, только своим отзвонюсь, пошлю патрульную. А ты, Илюшка, смотри не высовывайся, не лезь там на рожон. Лучше дуй домой. Давай, давай! Все, тете Томе привет! Наиль так же отправил Илью от греха подальше, как только что сам Илья прогнал Алену. Но это не значило, что Илья послушался и побежал домой. Он стал бродить в кустах, прислушиваясь к шуму и музыке на втором этаже. Надо было собраться с мыслями. В конце концов он решил подкрасться ближе к «Волге». Для этого он снова высунулся из-за угла. Странно, но картина во дворе выглядела не просто мирно, а до ужаса знакомо: «Волга» обозначала свои старомодные обтекаемые формы в сизом ночном свете, невесть откуда берущемся. Даже вмятину на крыле удалось разглядеть! Крыша машины была очерчена четкой желтой линией – это на нее падал свет из окна Хоменко. Водитель, как и в тот вечер, когда Илья увидел его впервые, меланхолически курил. Струйка дыма поднималась из-за приспущенного стекла и медленно, колеблясь, ползла вверх, где ее кончик золотился электрической желтизной из того же единственного окна. Илья долго смотрел на эту струйку. Ни Наиля, ни патрульной машины все еще не было. Стоять и ждать в кустах – тоска зеленая. Илья захотел получше рассмотреть водителя «Волги». В свое время, будучи курочкой Цып-Цып, он глядел на мир в узкую щель меж дурацких глаз-подушек и никаких примет бандитов не уловил. Он старался лишь запомнить номер машины. Осторожно ступая по мягким листьям, Илья пробрался за сиреневый куст. Некогда этот куст заслонял скамейку. Обычно на таких скамейках сидят любопытные старушки. Теперь старушек в округе совсем не осталось, а скамейка то ли сама сгнила и развалилась, то ли ее разнесли на дрова. Остались только две ямки в земле, в которые когда-то были врыты ножки. Зато куст сирени на воле разросся во все стороны. Сквозь гущу его веток сложно было что-то рассмотреть, а вот наблюдатель тут мог остаться незамеченным. Сколько Илья ни напрягал зрение, водитель для него так и остался безликим силуэтом. Стриженая голова с небольшими бугорками бывалых (наверное, боксерских) ушей не имела ничего индивидуального и походила на гриб-дождевик. Водитель даже не шевелился. Только струйка дыма, пишущая в темноте прозрачные узоры, да редкие плевки из-за опущенного стекла говорили о том, что в машине сидит живое существо. Илья перестал глядеть на водителя. Ему вдруг изо всех сил захотелось что-нибудь сделать – побежать, прыгнуть, закричать. Просто стоять и слушать гулкие удары в подъезде стало тошно. Руки и ноги начали сами собой подергиваться и дрожать, будто хотели пойти в пляс вопреки планам своего владельца. Да и гармонь ревела теперь совсем уж сумбурно. Самое тонкое музыкальное ухо не различило бы в этой мешанине «Амурских волн». Может, это были уже и не «Амурские волны», а что-то совсем другое. Старик Хоменко стал подпевать гармони и что-то выкрикивать – Илья узнал его сиплый голос. Вдруг аккуратный хлопок присоединился к общему шуму. Илья не сразу сообразил, что это выстрел. Следующий выстрел был слышнее – или показался таким, потому что Илья понял, что стреляют. Затем Обитель Пропавших Душ вздрогнула изнутри, стукнула и звякнула какими-то уцелевшими мелочами и стеклянными осколками. Что-то упало с крыши. Единственное окно, отважно желтевшее среди ночи, распахнулось внутрь, теряя стекла, треща ветхой рамой и размахивая зелеными занавесками. Илья из своего куста видел, как старик Хоменко высунулся в окно. Он навалился гармонью на подоконник, растянул меха в оглушительном органном вое и закричал на весь мир: – Убивают! За его спиной светилась не тусклая лампочка в одном из рожков стародавней люстры, а целое пламя – большое, подвижное, светло-рыжее. Пламя было настоящее и живое. В ту же минуту из подъезда выскочили двое. Одновременно, будто до того они долго репетировали, оба открыли дверцы «Волги» и упали внутрь салона. Еще не совсем они успели туда убраться и закрыться изнутри, как мотор уже повысил голос. «Волга» тронулась, шелестя по размокшим листьям. Не может быть! Серая «Волга» снова уезжала в темноту! Снова она ускользала, снова делала сомнительной выдумкой все, что знал о ней Илья! Это было самое обидное. Как и в самый первый вечер, Илья стал шарить по земле. Он искал камень или хотя бы достаточно увесистый ком грязи. В руку ему сунулся обломок кирпича, крупный, почти половинка. Годится! Именно то, что нужно, – тяжелый, насосавшийся осенней влаги, склизкий кирпич. Илья бросил кирпич, от злости даже не подумав, что сделается виден в свете подфарников «Волги». В свой бросок он вложил все отчаяние, какое копилось много дней и по разным поводам. Было этого отчаяния так много, что ни один прежний удар – палкой, кулаком, поролоновой фруктиконовой лапой – не мог его вместить. А на этот раз получилось! Кирпич с треском пробил лобовое стекло «Волги» и ухнул куда-то в глубину салона. Оттуда донеслись матерные вопли, машина чуть вильнула. Из ее бокового окна высунулась чья-то рука, и снова хлопок выстрела сдвинул воздух. Илья в это время стоял на четвереньках под сиренью. Он шарил руками по мокрым листьям и искал второй кирпич. Со стороны проспекта Энтузиастов наконец послышалось верещание сирены. Что-то блеснуло и замелькало в темноте, плотно обложившей Обитель Пропавших Душ. Дверцы «Волги» снова распахнулись как по команде – теперь целых три. Казалось, машина замахала крыльями, собираясь взлететь. Трое выскочили из «Волги». Они бросились бежать в потемки. Илья даже знал, куда им нужно – подальше от проспекта, поближе к глухим дворам, к окраине, к частным домишкам с задраенными ставнями, к гаражам, к свалкам, которыми неопрятная цивилизация метит границы своей территории, как хищники метят нечистотами свои владения. Один из троих бандитов – должно быть, водитель, которому досталось то ли кирпичом, то ли осколками, – бежал не так ловко, как прочие. Он не сразу скрылся из глаз и зачем-то петлял по двору. Времени хватило как раз на то, чтобы Илья нашел новый снаряд. Кирпичей под сиренью больше не было, зато завалялась литровая пластиковая бутылка из-под какой-то плохонькой колы. Теперь вместо колы бутылка почти наполовину наполнилась дождевой водой и была довольно тяжелой и управляемой. Илья подумал, что предпочел бы грязной холодной водице коктейль Молотова, но все-таки швырнул бутылку в убегавшего. Тот крякнул. Какой-то огонек дернулся и мелькнул рядом с ним, а хлопок, уже узнаваемый, пригнул Илью к земле. В первую минуту Илья подумал, что бутылка все-таки стрельнула в бандита. Потом он понял, что было все прямо наоборот – это бандит выстрелил в него. Илья упал под куст и уткнулся лицом в мягкие сиреневые листья. Они были холодные и пахли не прелью, как утверждала в стихах мать и целая толпа других поэтов, а сырой землей, осенью, древесными грибами и некипяченой водой. Зарыться бы в эти листья с головой, как сонному червячку, – там, внутри, не стреляют, не орут; там время течет медленнее, но проходит быстрее. Илья закрыл глаза. Ему стало так холодно, что свою жизнь он почувствовал существующей только где-то в самой середке, кажется в желудке. Зато теперь он забыл, где верх, где низ, забыл, какое сегодня число, забыл прочие ненужные вещи. Это блаженство продолжалось лишь секунду. Очень недалеко, где-то над головой, вдруг завизжал тоненький голос. Голос показался знакомым. Тут же страшный рык порвал темноту в клочья, и раздался еще один визгливый голос, на этот раз мужской: – Атас! Менты с собаками! Это никак не могли быть менты: их патрульная машина только въезжала во двор, слепя фарами. В их свете чудесным образом прямо на глазах росли и исчезали золотые столбы и деревья. Раскинув дверцы-крылья, во всей красе вдруг засияла и брошенная «Волга» с дырой во лбу. Вообще с той минуты все переменилось быстро и существенно. Сзади, за милицейской машиной, напирала пожарная с сиреной. Поскольку в окрестных домах зажглись почти все окна, выяснилось, что дом номер 18 не так уж далек от мира. К нему бежали и шумели какие-то люди. Поудобнее устраивались у крайнего подъезда все новые машины с мигалками. В общем шуме Илья различил знакомый крик: «Фу, Снарк!» Откуда-то взялся и младший лейтенант Мухаметшин. Он кому-то уже докладывал по телефону отчетливым, на одной ноте голосом, что проведено задержание и еще какие-то нужные действия. А Илья все лежал и лежал под сиренью. Всякий раз, когда он закрывал глаза, становилось очень холодно, но в этом холоде не было ни убийц, ни страха, ни противных хлопков, ни огня. – Вон еще один гад в кустах валяется! – вдруг вскрикнул кто-то. Илья шевельнулся, встал на колени, вытер щеки и губы, к которым пристала сырая глина. Тут же его подхватили под руки и понесли точно таким же образом, как носили его вчера Тазит и Леха по «Фурору». Наверное, и побили бы вдобавок, если бы Наиль Мухаметшин не сказал радостно, указав на Илью: – Этот из местного населения! Это он сигнализировал о происшествии! Веселое слово «происшествие» мало подходило к случившемуся: пожарные гремели, кричали и топали внутри подъезда, электричество в квартире Хоменко больше не горело, зато дым валил из окна глухими, пышными клубами. Самого Хоменко вынесли на носилках. Его грузили в «скорую». Старик пытался с носилок слезть и кричал что-то отчаянно и сипло. Милицейских машин приехало несколько. Мокрый, грязный Илья стоял возле патрульной машины и теребил Наиля за рукав. По этому рукаву он чувствовал, что Наиля трясет так же, как и его самого, только не от холода, а от счастливого возбуждения. – Я домой пойду, а? – просил Илья Наиля. – Мать беспокоится. – Ты ей звякни, – посоветовал лейтенант. – Я звонил, но по телефону всего не расскажешь. – Всего и не надо! Товарищ капитан, вот тут у нас свидетель Бочков, – сунулся Наиль к какому-то суровому мужику. – Что, везем его в отделение для дачи показаний или пока домой отпустим? Суровый мужик с сожалением оглядел куртку Ильи, его джинсы, тяжелые от грязи, и лицо в полосах рыжей глины. – Да, досталось парню, – изрек мужик. – Мокрый весь. Запиши, Наиль, его точный адрес. – Я, Станислав Иванович, сам его давно знаю. С детства! Он мой сосед бывший, тут неподалеку живет, Радужная, 40, квартира 91. Помню адрес наизусть, – похвастался Наиль. – Тогда подавно пусть топает. А то подхватит какую-нибудь пневмонию и на нас свалит. Потом дерьма не оберешься. Ободренный такой заботой, Илья поплелся домой. Ему очень захотелось спать. Иногда даже казалось, что он уже спит и видит все происходящее во сне, включая какой-то камешек в кармане куртки, который он все время трогает, и дрожь в собственных коленках. Совсем как во сне, тополя свистели голыми ветками и дороге не было конца. – Я знала, что вы ничего не боитесь, – сказал вдруг за спиной знакомый занудный голосок. В тот же миг тяжкие лапы Снарка привычно поддали сзади так, что Илья чуть не упал на четвереньки. – Ты почему домой не пошла? – грубо рявкнул Илья, не оборачиваясь. Алена вприпрыжку нагнала его и ответила очень спокойно: – Я пошла. Я почти дошла до забора. Там мы со Снарком и засели, потому что это совершенно безопасное место. Мы все видели! Не могла же я оставить вас одного с целыми тремя бандитами! Они же стреляли в вас! – В меня? – удивился Илья. Он почему-то до сих пор не вполне этому верил. – Да, в вас. Я видела! Вы очень ловко и вовремя упали. И в стекло вы залепили метко. По-моему, их шоферу досталось по башке.