На парковке возле вокзала Илья остановился. Он посмотрел, нет ли поблизости серой «Волги» с помятым крылом и убийцами внутри. Ничего похожего не обнаружилось. Илья еще раз состроил рожу в сторону вокзала: московский поезд пока не отбыл, и сидит в нем, забившись в угол, Кирилл Попов. Гениальному режиссеру предстоит еще минут пятнадцать трястись от страха! Илья счел себя отомщенным, а Тара… Он подумал о Таре и замер посреди мостовой. Его снова стали толкать плечами и чемоданами, а он только вертелся и отскакивал от ударов. Идти сейчас к Таре? Он сделал все, что мог, но то ли, что требовалось? Привести Попова связанным по рукам и ногам? Этого он не обещал. Зато можно теперь сообщить новость: режиссер убыл в Москву под крылышко великой Барахтиной. Ринется ли Тара за Поповым? Вряд ли. Во всяком случае, не сегодня. И любви втроем, кажется, все-таки не будет. Гадость, которую Кирилл на прощание сказал о Таре, не только обидела, но странным образом еще и обрадовала Илью. Если прекрасная Тара доступна всем и просто так, то уж за подвиг-то!.. Неотвязная шеренга Конотоповых, облизываясь, отступила во тьму. Бронзово-смуглая Тара из тьмы протянула к грозному Альфилу обе горячих руки. И конфетные губы она подставила, и полузакрытые голубые глаза, очень светлые на загорелом лице – поэтому они кажутся нахальными… Несчастная Тара не ждет удара, но меч отведет удар… Илья шел к Таре, а ноги почему-то привели его домой. Всегда было наоборот! Илья хотел вернуться, но раздумал. Вдруг Тара снова будет плакать и снова ногой так придержит дверь, что войти будет невозможно? А к завтрашнему дню можно придумать слова, на которые нельзя ответить: «Бочков, ты дурак!» Илья тихонько вошел в свою квартиру. Из гостиной, как обычно, лился сумрачно-цветной свет телевизора. Два пресных сериальных голоса обсуждали, кто из них забеременел. Илья просунул голову в гостиную: – Привет, мам! Что поесть? – Рассольник, но он остыл. Погрей. Но если можешь минутку потерпеть, зайди сюда. Это важно. Илья вошел и, ничего не понимая, воззрился на экран: – Что случилось? Барахтину четвертовали в подвале? Тамара Сергеевна возмущенно хрустнула целлофаном (сегодня перед ней на столике были не семечки, а какие-то орешки). – Нельзя, Илюша, быть таким циником, – сказала она. – Барахтину вчера изнасиловал бандит Финик. А сегодня он подарил ей виллу на Лазурном Берегу. – Вот это да! За какие заслуги? – Он понял, что полюбил ее по-настоящему. Теперь Барахтина миллионерша. – Отлично! Значит, у Попова в Москве все срастется. – У какого Попова? – не поняла Тамара Сергеевна. – Если ты о ее друге, то его фамилия не Попов, а Тополев. Он тоже миллионер. Или нет, миллиардер! Барахтина очень любила его, но бросила еще в прошлом месяце. Она узнала, что он может оказаться ее братом-близнецом, которого подменили в роддоме. – Ерунда! Рожи у них совсем разные. – Ты не понимаешь! Злой гений Тополева, пластический хирург Кленов… – Тоже его близнец? – Илюшка, не заговаривай мне зубы! При чем тут Тополев? – Ни при чем. К черту его – я говорил о Попове. Режиссер Попов укатил сегодня в Москву к Барахтиной, которая его ждет не дождется. – Тот самый Попов? Из нашего ТЮЗа? – округлила глаза Тамара Сергеевна. – Какой же еще? Единственный в мире Попов. Не играть мне больше Лаэрта. Тамара Сергеевна только отмахнулась: – Ну тебя! Врешь, как всегда. Кого ты способен играть? И в газетах писали, что у Барахтиной роман с Шишидзе. А про Попова ни слова… – Одно другому не мешает. Впрочем, я согласен и на Шишидзе. Пойду греть рассольник. Тамара Сергеевна стала вдруг очень серьезной. Она даже спустила одну ногу с дивана. – Илюша, возьми вон там… Голос у нее сделался слабый, таинственный. Она указала рукой на какую-то бумажку, которая белела на столе. – Ага! Знаю, что это такое! Ты наконец закончила оду к столетию Аллы Кавун, – догадался Илья. – Нет? Тогда это мне повестка из военкомата. Снова нет? Значит, направление в поликлинику – весь «Фурор» гонят проверяться на глистов. Тамара Сергеевна спустила с дивана вторую ногу. – Илья, – сказала она еле слышно. – Мы с тобой сегодня получили письмо. Оно на столе. От твоего отца. От Бочкова. – И что же пишет этот Бочков? – Прочти сам. Это важно. Ей очень нравилось говорить «Это очень важно» и не нравилось, что Илья никак не делается серьезным от этих слов. Илья взял конверт. Крупная краснокочанная роза, нарисованная на конверте, выглядела угрожающе. В последние дни Илья понял, что красные розы цветут к беде. Письмо далекого Бочкова оказалось не длинным – всего один листок из блокнота с рваными дырочками по краям. Однако вместилось в этот листок и глубокое раскаяние, и тоска о глупо потерянном счастье, и надежда это счастье вернуть. Все это было изложено скупо, почерком человека, давно отвыкшего от ручки и забывшего о существовании знаков препинания. – Бочков хочет вернуться к нам, – пояснила Тамара Сергеевна. Она решила, что Илья бочковских намеков не понял и потому не потрясен. – Вернуться? Он что, мыла наелся? – удивился Илья. – А как же Сургут? – Мне рассказывали… Его жена сошлась с другим и выставила Бочкова из квартиры. Он очень одинок. – Это не смертельно. Нашего Снегирева жены выставляли четыре раза, а он как огурчик. Тамара Сергеевна печально смотрела на задернутые шторы. В комнате воцарилась тишина. Даже с экрана уставился на те же шторы какой-то прекрасно причесанный мужик с напудренным носом (должно быть, миллионер) и сочувственно молчал. – Илья, это важно, – как заклинание повторила Тамара Сергеевна. – Ты рос без отца, а это неправильно. Это очень плохо для мальчика! Ты не знал, что такое крепкое отцовское плечо, сильная мужская рука, которая всегда поддержит и защитит. Я знаю, ты мучился, тосковал по родной душе… – Да не тосковал я, – взвыл Илья. Миллионер в телевизоре тоже погрустнел, будто понял, что Тамара Сергеевна вместо него сказала самые душевные и мудрые слова. – Нет, тосковал! – настаивала она. – Не спорь со мной! Иначе откуда твоя угрюмость, твой цинизм, твоя привычка часами сидеть за компьютером? Если бы отец был рядом, ты бы вырос более крепким, бойким, жизнерадостным мальчиком… – Имел бы зверский аппетит, румяные щеки и пышные бедра? Мама, все это ерунда! – Только не прикидывайся, Илюша, что ночами ты не плакал, не мечтал, чтоб в один прекрасный день открылась дверь и отец со смехом взял тебя на руки и подбросил к потолку! – Я никогда не хотел к потолку! И сейчас не хочу, – сказал Илья. – Ночью я не плакал, а спал. Бочкова я не помню, не знаю, мне его не жалко. Мне дела нет до его жен и квартир. Тамара Сергеевна вздохнула: – Прислушайся к себе, Илюша. Голос крови все-таки существует. Он подскажет, что тебе нужнее. Возможно, скоро отец войдет в твою жизнь, и она станет лучше. Прислушайся! Илья прислушался. Ему очень хотелось есть, а в самой глубине души, вокруг иглы, которая прежде так саднила, а теперь почти не ощущалась – привык! – колечком свернулась Тара, заплаканная и не знающая своей судьбы. А вот голос крови молчал, вернее, настукивал в груди свое извечное тум-пам, тум-пам, тум-пам. «Это конец. Наш концерн на грани разорения», – вздохнул миллионер в телевизоре и наконец моргнул. – Знаешь, мам, мне все равно. Делай что хочешь, – сказал Илья. – Обо мне не беспокойся. – Нет, это мне ничего не нужно! – воскликнула Тамара Сергеевна. – Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Я даже написала стихи – они там, на серванте. Так все сложно! – Ничего подобного. Все просто, мам! Пойду греть рассольник. Давно не выдавалось такого спокойного вечера! Почему-то все сомнения разом отпустили, и Илья с чистой совестью отправился бродить по нордическому замку. Просто удивительно – тут все осталось по-прежнему! Коварная волшебница Изора плескала по ветру белокурой гривой, улыбалась и никого не любила, маг Бальдо свистел над головой кожаными крыльями, а Тара с незнакомым кукольным лицом все время бежала впереди и размахивала мечом. Когда она прыгала со скалы на скалу, становилось особенно ясно, что она чужая – привидение, не имеющее ни веса, ни плоти, ни смуглой нежности, обретенной на нетском пляже, ни слез, ни желаний, ни смысла, ни жизни… – Илюша, трубочку возьми! Тебя, – крикнула из соседней комнаты Тамара Сергеевна. Она пыталась смотреть телевизор, но в ее руке был конверт с ужасающей красной розой. Как ни странно, звонил Илье младший лейтенант Наиль Мухаметшин, причем с улицы Созидателей. – Вы там в засаде? – обрадовался Илья. – Еще чего! Просто подъехали на патрульной машине. Только тут тихо совсем. Двенадцать часов, а ни «Волги», ни убийц нету. Ты, Илюшка, наверное, врешь все? Сочиняешь? Мы на месте, ничего не обнаружили. – «Волга» есть, – обиделся Илья. – Вчера днем она приезжала к режиссеру Попову, но он у Маринки спрятался. – Какой Маринки? Какой режиссер? Что ты несешь? – Режиссер в Москву уехал. Насовсем, со страху, – сообщил Илья и пересказал Наилю то, что услышал в туалете от Кирилла.