– Все равно! Я пойду к нему. Я его люблю! Я все время молчала, потому что видела – он меня презирает за бездарность. Но все-таки он меня взял в студию, я кастинг прошла. Он тогда сказал, что у меня неплохая фигурка. Значит, что-то может быть… Пусть теперь делает со мной все, что хочет. Он мужчина, он не откажется. Ведь мне от него ничего, ничего не надо – ни карьеры, ни денег, ни даже его целиком. Только немного, только иногда… Так вот она какая! Изора ради любви готова умереть, а эта – терпеть разные унижения. После этого как можно понять женщин? И не возненавидеть? – Ну чего же ты молчишь? Где он? – наступала Тара. Она снова стала красивой и властной. Ее хотелось не жалеть, а сбросить с лестницы. – Не буду ничего говорить. Плевать я хотел на Попова! Мне надоело Виталика веником лупить и смотреть, как вы все там пресмыкаетесь. Да Попов вряд ли гений! Пропал – и черт с ним, – говорил Илья, а душа его рыдала в голос. Тара сощурилась. Ее глаза яростно поголубели, ресницы остались мокрыми, слипшимися в стрелки и язвили в самое сердце. – Если ты вернешь Кирилла… Если скажешь, где его можно найти, то я буду с тобой. Хочешь? И не так, как вчера – в углу, в пыли. Будешь сюда приходить, у меня есть своя комната. Хочешь? Мама привыкла, она не будет против, тем более мы еще твою колбасу не доели. Так хочешь? – Хочу, – неуверенно сказал Илья. – Только вряд ли я смогу принести тебе Попова в кармане. Я не уверен… Я просто догадываюсь, куда он мог подеваться. Мне надо проверить… – Вот иди и проверяй! И смотри, больше никому ни слова. Катька Пюсова весь день Кирилла ищет, на стенки лезет, но ты ей ни-ни! Только мне! Иди. Она отступила с лестничной площадки в квартиру. – Иди! И никому ни слова! В полумраке прихожей ее глаза стеклянно блестели, на щеке лежал красивый смуглый блик – совсем как на бронзовых статуэтках в кабинете Алима Петровича. Из кухни густо плыл масляный чад – должно быть, Елена Александровна жарила оладьи. Илья сделал шаг вслед за Тарой, но она тут же прикрыла дверь. Илья спустился вниз. На улице сырой ветер не скоро охладил его жаркую голову. Поразмыслив, он все-таки понял, что раньше времени обнадежил Тару. Разве ему известно, куда пропал Попов? С Анжеликой режиссер бежать не собирался, это ясно. А вот «Гамлета» он ставить хотел. Чтобы он бросил студию, почти готовый спектакль и перспективы Тотельдорфа, должно было случиться что-то очень серьезное. Проще было бросить Анжелику! Это Попов и собирался сделать. Однако Анжелика пропала. Даже Алим Петрович не знает, где она. А студийцы не знают, где Попов. Ерунда какая-то! Как ни рядил Илья, ничего складного у него не получалось. В голове стоял шум, на сердце лежал камень, даже во рту было скверно, сухо. Вместо удачи и счастья выходило что-то непонятное. Илья попытался сосредоточиться. Итак, он может получить Тару, но только на пару с Поповым. Причем Тары он получит много меньше, чем Попов. От этого хотелось выть. Но что делать! Растрепанная, заплаканная, горячая, желанная Тара – не все ли равно, почему и как она ему достанется? В конце концов, даже в сказках всякие герои, рыцари и царевичи в награду за подвиги получали принцесс. Принято думать, что сами принцессы этому были до смерти рады, но кто знает? Кто их спрашивал? Так надо, и все. Победителей не судят. Им просто вручают приз. Илья приободрился, хотя на душе скребли кошки. Он шел через дворы, в которых не было ни одного фонаря. Не пучеглазые чудища, не скрипучие скелеты дразнили его из темноты и гримасничали во мраке – к нечисти он привык. Нет, вышагивала вслед за ним дружная шеренга счастливцев, добившихся Тары. Во главе шеренги маячил Конотопов, у которого из ушей висели ниточки наушников плеера, а волосы росли от самых бровей. Илья по привычке подобрал первую попавшуюся палку и кинулся на врагов. Враги, как всегда, оказались мягки и зловонны. От мощных ударов из их утроб так и полетели окурки, сортирные бумажки и вялые капустные листья. Сгиньте, сгиньте! – Ой, что же это такое делается! К помойке не выйти! – запричитал невдалеке старушечий голос. Все как всегда! Илья бросил палку и побежал к автобусной остановке. Если больше не отвлекаться на мысли, то можно успеть. Если догадка верна, ее стоит проверить. Это то единственное, на что можно купить счастье. Или несчастье – они ведь бывают на одно лицо. Железнодорожный вокзал весь сиял огнями. Они празднично отражались в мокром асфальте. Вокруг галдели и сновали люди, шуршали шины, пахло бензином, табачным дымом, кофе – городом. Илья купил в привокзальном киоске литровую бутылку апельсиновой газировки, залпом выпил почти половину. Сразу стало весело – как в школе, когда прозвенит звонок с последнего урока. Илья и сам захотел куда-нибудь рвануть, причем в самом затрапезном поезде. Как хорошо уехать, и лучше далеко, чтобы долго ни о чем не думать, а только слушать, как грохочут и стучат колеса, а кто-то рядом рассказывает, как его обокрали в прошлом году. Под головой убитая в лепешку подушка, чай качается в кружке, по лицу скользят перронные огни. Проплывает мимо оглушительный женский голос, а еще непонятные железнодорожные домики, столбы и тихие ненужные вагоны, загнанные в глухие углы. До свидания, все! Илья задрал голову к большому табло, прочитал, куда отправляются ближайшие поезда. Мурманск, Кемерово, Джезказган… Путешествовать почему-то расхотелось. А вот и то, что нужно: Нетск – Москва. Отходит через час. Это хороший фирменный поезд с бомбошками на розовых занавесках, с проводницами в розовых пилотках, с загадочными вагонами СВ. Самый подходящий поезд для гениальных режиссеров и божественных двухметровых блондинок, бегущих от темных магов! Илья решил, что на перроне пока делать нечего. Он принялся методически обходить все помещения вокзала – залы ожидания, кассы, закусочные. Забрел даже в душный закуток с игровыми автоматами. Никаких результатов, никаких знакомых лиц. Затем Илья прошелся по менее людным местам. Заглянул и в комнату ВИП-отдыха. Там в громадных, как надувные батуты, кожаных креслах под рослыми искусственными пальмами сидели трое каких-то парней, широко раскинув могучие ляжки. Чуть поодаль расположилась старая цыганка в бархатном пальто. ВИП-персоны наблюдали, как на экране громадного телевизора кто-то бьет Сильвестра Сталлоне по меланхолическому лицу. Фильм оказался старый, а персоны не те, что нужно. Тогда Илья снова отхлебнул апельсиновой и просочился за тяжелую дверь ресторана. Дорогу ему сразу преградили крепкий мужчина в пиджаке и тетка с извилистыми малиновыми губами. Такие губы бывают только у официанток со сверхъестественными математическими способностями. – Здесь ресторан, пацан, – добродушно сказал мужчина. Илья и сам знал, куда попал: угрюмая полутьма пахла горячими котлетами, за столиками кое-где ели. Ни Изоры, ни Попова здесь не было. Илья наивно улыбнулся: – Ресторан? А туалет где? – Спустись по лестнице – и направо, – ласково посоветовал мужик в пиджаке. Наверное, у этого ресторанного работника дома тоже имелся непутевый сын. А вот красногубой официантке Илья не понравился. – Для неотъезжающих туалет платный, – злорадно предупредила она. Хотя Илья и был неотъезжающим, он решил последовать совету душевного дядьки: апельсиновая вдруг дала о себе знать. Чтобы поспеть в закоулки вокзала, где он еще не был, Илья одолел лестницу в два прыжка. Коленом он толкнул дверь, на которой был нарисован равнобедренный треугольник, а для недогадливых и иностранцев приписана буква «М». За дверью открылся дежурный ряд умывальников. Все умывальники недовольно шипели и поплевывали в свои раковины. Туалет оказался на диво просторным: длинная анфилада кабинок, уткнувшись в кафельную стену, поворачивала налево и продолжалась до обычной в таких местах неброской перегородки. На перегородке имелась непонятная табличка «Служебный». Подобные уголки, как правило, делаются для профессиональных нужд уборщиц и сантехников. В свое время Илья достаточно побродил по Дворцу металлистов и навидался всего. Теперь он готов был поклясться, что за перегородкой таится запертая дверь, а за дверью – тряпки, шланги, ведра и те палки, что идут на швабры. Илья засунул недопитую апельсиновую поглубже в карман. Он сунулся было в одну из кабинок с приветливо распахнутой дверью, но тут же застыл как вкопанный. Не швабры и шланги торчали из-за перегородки: высовывался оттуда кончик ботинка. Он внятно темнел на рыжих плитках пола. Случается, конечно, что за туалетными перегородками хранят всякие неожиданные вещи. В другой раз Илья и не обратил бы на ботинок никакого внимания. Но позавчера он лежал мертвым Лаэртом на серой сцене и смотрел на этот самый ботинок долго, в упор, с тоской и отвращением. А ботинок был приметный – хорошего кроя, вполне подходящий для метросексуала, элегантный. И он явно просил каши. Принадлежа гениальному режиссеру Кириллу Попову, ботинок этим вечером не топал властно, не требовал брутальнее чеканить шаг – он всего лишь скромно высовывался из-за туалетной перегородки. Но он вызвал в Илье целый ураган чувств. Кабинки Илья миновал – туда почему-то мгновенно расхотелось. Он ринулся к знакомому ботинку на такой скорости, что даже немного проехал в нужном направлении на собственных подошвах – плитки пола оказались слишком скользкими. Затем он заглянул за перегородку и весело сказал: – Привет! 11 Если Илья правильно понимал, что такое страх, то именно страх глядел сейчас на него из огромных, гипнотических, неподвижных глаз Кирилла Попова. Беглый режиссер устроился за перегородкой довольно уютно. Он сидел там на узком подоконнике, обняв большую дорожную сумку и выставив вперед ногу – вот почему Илья и приметил знакомый ботинок. За спиной Кирилла, за окном, пестро мигали огни привокзальной площади. Одет был режиссер в теплую куртку и джинсы. Его мужественная небритость была на сей раз прорежена чьей-то опытной рукой и свелась к нескольким тоненьким полоскам, расположенным в самых непредвиденных участках щек. Илья слышал, что такие полоски называются дизайнерской бородкой. Бородка придавала круглому лицу Кирилла ехидное выражение, но не скрывала страха. Страх прямо-таки гудел и выл в черных глазах-жерлах – так буйный ветер гудит в печных трубах. На приветствие Ильи Попов не ответил. Илья потоптался немного у перегородки и начал снова: – Здравствуйте! Вот не ожидал вас тут встретить! Ожидал, еще как ожидал! Но врать теперь было легко и приятно. И Тара улыбнулась ему в эту минуту далеко-далеко, в своей кухне с бананами-ананасами на шторах. Она совсем перестала плакать! Кирилл так и не поздоровался, зато разразился вопросами: – Ты снова от нее? Сколько можно? Как ты меня нашел, Бочков? – А я знал, что вы тут. Больше вам быть негде. – В сортире? Ты что, Бочков, несешь? – оскорбился Кирилл. – И зачем я тебе? Впрочем, понимаю: «Жил на свете рыцарь бедный». Значит, она опять тебя прислала? Как же вы оба меня достали! Ну и где она сейчас? – Кто она? – Да не валяй дурака! Анжелика, кто же еще? Королева гастронома. – Рядом, только в женском, конечно, туалете. Вас ждет, – грубо ответил Илья, но сразу спохватился: – Это была шутка. Я не знаю, где Анжелика. Она пропала. Ее еще днем не могли найти. Я думал, она с вами. – Ты точно не от нее? – переспросил Кирилл, сверля Илью опытным режиссерским глазом. – Ладно, верю! Теперь посмотри на меня и скажи: похож я на идиота? – Темновато здесь, – уклонился Илья от прямого ответа. – А все-таки? По-твоему, я способен сам сунуть голову в петлю? – Нет, не думаю. Скорее всего, вы смоетесь. Вы пугливый. – Не хами, Бочков, – строго предупредил Кирилл. – Ты странный парень! Я не успел тебя до конца раскусить. Но я не верю, что в этот сортир ты притащился по нужде и на вокзал попал случайно. Если ты не от нее, то от кого же? – Я сам по себе. Пацаны в студии волнуются, куда вы подевались. Они обрывают телефоны ваших знакомых. А я пошел по сортирам и оказался прав.