– Стало быть, сбежала и скрылась, да? – Ну да… Так получается. Но если я тебе мешаю… – Да не говори ерунды! В любом случае ты мне не помешаешь! Тут дело в другом… – А в чем, пап? – Ну, во-первых… Как ты учиться дальше будешь? Ты что, институт собралась бросить? – Нет… Я на заочное переведусь. Работу себе найду в Ясеневе. Ты ведь тут живешь уже шесть лет, и ничего. И я проживу… – А во-вторых… – продолжил Иван, будто не слышал, о чем говорит дочь. – Во-вторых, твой Матвей все равно ведь найдет тебя, если любит! Ему это труда не составит! – Нет, пап… Не будет он меня искать. – Почему? – Потому что он все понимает. Я же ему написала в письме… Он меня понимает и чувствует. – Да не говори ерунды – понимает! Что значит – понимает? Он что, не мужик? Если так, то и зачем тогда страдать по нему? И вообще… Не кажется ли тебе, что ты сейчас тоже самовнушением занимаешься? Что ты придумала себе любовь и страдаешь? – Нет, пап, не кажется. Я очень его люблю. И он меня любит. Я знаю. – Тогда… Тогда почему ты здесь, Анеля? Почему сбежала? – Но я ж тебе объясняю… Мама, она же… – А что – мама? А ты? Почему именно ты должна приносить себя в жертву? Да и вообще… Не вижу тут необходимости в самой жертве как таковой! Надуманная какая-то ситуация, абсолютно надуманная! – Но как же, пап… Я же тебе объяснила! Мама и отец Матвея, они… – И что? Что из этого? Вам-то с Матвеем какие тут могут быть препятствия? Боитесь, что потенциальные родственники вместе соберутся и неудобства почувствуют? Да плевать, Анеля, плевать! Пусть они их почувствуют! Вас они никак не касаются! Ваша любовь и их неудобства находятся в отдельных комнатах! – Нет, пап… Все не так просто, как тебе кажется. Что ты… Да я даже представить себе не могу, что будет, если Анна Антонова узнает! Да мне ведь ужасно стыдно перед ней будет, что ты… – А у тебя любовь-то с кем, с Анной Антоновной или с Матвеем, не понимаю? – Пап… Ну что ты такое говоришь… Это ведь неправильно, это жестоко, в конце концов… Я и без того не знаю, правильно ли я поступила, а ты… Анеля всхлипнула, собираясь заплакать. Иван поспешил отступить, проговорил виновато: – Ну, прости меня, что ты… Я просто хотел помочь… Я ведь в данном вопросе тоже не посторонний, сама понимаешь. Только взгляд у меня немного другой… Несколько обиженный взгляд, вот в чем дело. Не хотелось бы мне, чтобы ты в сторону отходила ради своей мамы. Хватит того, что я когда-то послушно в сторону отошел… – Ты все еще не можешь простить ее, да? – Мне не хотелось бы это обсуждать, доченька. Не обо мне сейчас речь. И вообще… Давай вечером еще раз обо всем поговорим, ладно? А сейчас мне идти пора… Я ж не могу отменить школьные уроки, сама понимаешь. – Иди, пап. А я спать лягу. Я совсем почти не спала этой ночью. Глаза слипаются. – Вот и хорошо, и поспи… Проснешься, обязательно пообедай. Там, в холодильнике, борщ есть. – Да, пап, спасибо. И вот еще что… Ты позвони маме, ладно? Скажи, что я у тебя. Она ведь меня потеряет… – Хорошо. Я позвоню, доченька. Заодно и поговорю с ней обо всем. Изложу свою точку зрения на ситуацию, так сказать. – Пап, не надо… Я ведь уже все сама решила и Матвею письмо написала. Ты только попроси маму, чтобы Матвею не говорила, где я. Ну, если он будет меня искать… – Так все-таки будет искать, значит? – Не знаю. Но вдруг… – Хорошо. Я скажу. Ну все, мне бежать надо, опаздываю… Иван ушел, и Анеля видела в окно, как он и в самом деле почти бежит, поглядывая на часы. Понятно, на урок нельзя опаздывать… Постелив себе на диване, легла и тут же уснула, будто провалилась в небытие. Даже снов никаких не снилось. Устала… Иван думал весь день над предстоящим разговором с Юлей. А если честно, то больше думал над тем, как унять свой гнев. Да как она могла вообще допустить такое, в самом-то деле? Как могла довести дочь до такого отчаянного состояния? Любовь у нее неземная, надо же… За любовь свою испугалась! И ладно, его самого принесла этой любви в жертву… Но дочь! Как она могла поступить так с дочерью? А с другой стороны – что значит для Юли его гнев? Ничего и не значит. Сильная женщина, непреклонная. И он очень долго жил пониманием того, какая она сильная. И даже после развода эта сила довлела над ним. Именно сила, а не любовь. Странно, что мы иногда принимаем ее за любовь… Вернее, слабость свою за любовь. Да, ничего он не сможет объяснить своей бывшей жене. Тем более устыдить ее не сможет. Надо просто позвонить и сказать про Анелю, и все… Пока собирался, Юля сама позвонила ему и, даже не поздоровавшись, спросила сухо: – Анеля у тебя? – Да, у меня. – Ну, я так и поняла… Сбежала, значит. Как она? Все тебе рассказала, да? – Да. Все рассказала. – И что ты обо всем этом думаешь? – А тебе разве интересно мое мнение, Юль? – Иван… Перестань капризничать. Конечно, мне интересно твое мнение, ведь речь идет не о нас с тобой, а о нашей дочери. – Вот именно – о дочери… А ты опять тянешь одеяло на себя, Юля. – Что значит – тяну одеяло на себя? Объясни! – Ты и сама все понимаешь прекрасно, я так полагаю. Ты ведь сейчас думаешь только о себе. На дочь тебе наплевать. А она несчастна, между прочим… У нее такие глаза… – Знаю я, какие у нее глаза. И с чего ты взял, что мне на нее наплевать? Я как раз о ней больше думаю, чем о себе. Я же вижу, что она придумала этого мальчика, гиперболизировала любовь. Нет там никакой любви, не с чего ей быть несчастной, вот в чем дело! – Да почему ты за нее все решаешь? Решаешь так, как тебе выгодно? – Ой, Иван… Давай не будем, а? Скажи ей, пусть немедленно домой возвращается. Ей же лекции пропускать нельзя, скоро сессия, между прочим! И с этой любовью тоже… Мы вместе с ней все решим. Как надо, так и решим. – А как надо, Юль? Ты серьезно считаешь, что в данном случае вообще применимо это «надо»? Может, ты его лучше к своей распрекрасной любви применишь, а? – В каком это смысле? – Да в прямом! В том смысле, что поверишь своей дочери. Что у нее это все серьезно. Что примешь свои решения… Решения от слова «надо». – Я подумаю над твоим предложением, Ваня, – ответила Юля с сарказмом. – Правда, подумаю. Но тем не менее я сама буду решать, что мне надо, а чего не надо. А сейчас просто прошу тебя – уговори Анелю вернуться, и все. – Ну, это вряд ли… Она говорит, что письмо тому парню написала… Что простилась с ним в этом письме. Такие вот дела, Юль. – Письмо? Какое письмо? – Обыкновенное. Написала, чтобы он не искал ее больше. Кстати, Анеля просила тебе передать… Не говори парню, что она у меня. Если он будет ее искать, конечно… – Да, я поняла. Ладно, не буду тебя больше задерживать… Чтобы мы еще чего лишнего друг другу не наговорили. Надо же, а я думала, что ты давно успокоился, Вань… – А я успокоился, Юль. Да, мне было ужасно плохо, честно признаюсь. Но теперь уже все, жить начал. И очень этому рад. Потому что отпустил от себя прошлую жизнь. И тебя отпустил. А еще рад, что дочь ко мне приехала. Что она понимает меня. И я ее понимаю. – Что ж, я тоже за тебя рада. И за тебя, и за дочь. Только мне одной, выходит, нечему радоваться… – Юль, я не понял… Ты сейчас плачешь, что ли? – Нет. Не плачу. Когда это я плакать умела, скажи? – Ну да. Никогда не умела. Просто у тебя голос такой… – Не надо, Вань. Не надо меня жалеть сейчас. И вообще… Я позже тебе перезвоню, ладно? – Звони. Пока, Юль. – Пока, Вань. Пока… Иван взбежал на школьное крыльцо вместе со звонком, торопливо пошел по коридору. Навстречу ему из своего класса вышла Ирина, спросила с тревогой: – Ничего не случилось, Вань? Все в порядке? Ты раньше никогда не опаздывал на урок… Я тебя потеряла! И на звонки мои не ответил… – Прости, не слышал, наверное. Ко мне дочь приехала… – на ходу быстро проговорил Иван. – Потом поговорим, ладно?