— Твою же мать! Алёна поспешно распахнула глаза. Г енка в дурной своей пляске не заметил детёныша вродебогомола, ощипывавшего лишайник на одном из камней. И на него наступил. Ну, как наступил… Приземлился из очередного прыжка. То есть, всмятку. Желто-зелёная кровь поганой твари красиво расплескалась по камням. Чтоб его… — Каспаров, назад! — крикнула Алёна, стискивая кулаки, мгновенно одевшиеся багровым огнём. Вродебогомола можно сжечь. Сжечь можно всё, что угодно. Вот только горят эти твари плохо, и даже поджаренные продолжают какое-то время переть на тебя, вытаращив глаза. Наиболее эффективное от них средство — пуля в глаз. Она валит насекомое с ног, и уже дальше оно просто вертится на земле, пока не издыхает окончательно. Повезло, что стая оказалась маленькой, штук двадцать всего особей, включая молодняк. Повезло, что бродили под землёй всего сутки и не успели значительно ослабеть. Но на этом везение закончилось. Закончилось фатально… На скале Алёна заметила двух стрекозников, которых тогда, в лагере, не дала подстрелить Белоглазову. Крупные… красивые… красота — первое, что бросилось в глаза. Какая-то болезненная, неземная, потрясающая красота из волшебных сказок. Назвать мордой тонкое белое личико без жвал, с огромными синими глазами ни у кого не повернулся бы язык. Но самым поразительным было даже не это. На тонких шейках красовались плетёные ремешки с тёмно-красными бусинками на свободных верёвочках, на руке у одного красовался браслет в том же стиле… Разумные?! Разумные обитатели Сильфиды? … Генка обернулся на Алёнин изумлённый вскрик, Генка, осатаневший от последних минут, в которые он только и делал, что стрелял в бесконечные рыла, и руки Каспарова на голом инстинкте довершили движение, послав пулю точно в глаз очередной опасности. — Не-ет! — закричала Алёна, но бесполезно было теперь уже всё. Время замедлило свой ход. Тело стрекозника плавно заскользило по скале вниз, вниз, бессильно хлопнули, сверкнув на солнце радужными искрами, прозрачные крылья, а Генка уже выцеливал второго, ничего не соображая от ярости. И Алёна в ужасе поняла, что не докричится, не успеет, и пулю получит второй местный абориген. Рука нащупала в кармане что-то твёрдое круглое… Мячик Тима! Девушка выдернула его и в бессильном отчаянии кинула им в Генку. Очень глупый поступок, она осознала это почти сразу… Что произошло дальше, она так и не смогла понять, хотя запомнила на всю жизнь. Мячик размазался длинной полосой, изменил траекторию и рассыпался ворохом сверкающих искр. Второй выстрел не достиг цели, и второй стрекозник остался жить. Алёна не была телепатом, но поднявшуюся в ментальном поле волну гнева и ярости ощутила даже она. Вродебогомолы безжалостно мстили за смерть сородича, стрекозники в этом плане ушли от них недалеко, вот только масштаб у них оказался несоизмеримо больше. Впрочем, и об этом Алёна узнала много позже… Терминал ожил, голосом Огнева спрашивая, кой чёрт там рядом с ними происходит. Солнце померкло, сожранное огромной тучей. Алёна ещё удивилась, откуда, ведь ничто не предвещало дождя. А через секунду поняла, что это не дождь… Не дождь, но множество крылатых тел, заполонивших собою небо. Их стрекозиное жужжание давило на уши, отдавая в затылок болью. Вылезли из пещер, неоткуда больше, ведь здесь вокруг полно пещер, до которых руки у исследователей не дошли, ограничившись только сканированием… Через несколько минут вокруг Генки и Алёны собралась толпа. Причём толпа, мягко говоря, крайне недружелюбная. «Ведь убьют! — в отчаянии думала Алёна, прижимаясь спиной к спине Каспарова, — Убьют, и не поморщатся, они в своём праве. А мы… А что мы? Простите нас, пожалуйста, мы больше не будем? Глупое оправдание, навряд ли его примут. Но уж и за просто так мы погибать не будем тоже!» Алым огнём взметнулось на сомкнутых кулаках грозное паранормальное пламя. Не подходи, сгоришь! Стрекозники слаженно отшагнули назад, будто репетировали движение как для парада, скрупулёзно и долго. И в ту же секунду мозг взорвала чудовищная боль. Ни до, ни после Алёна не переживала ничего подобного. Боль была — нервы словно превратились в расплавленный металл, прожигая насквозь всё тело. «Паранорма блокируется при ментальном подавлении», — прозвучали в сознании слова Олега Ольгердовича. Вряд ли стрекозники знали об этом. Они действовали инстинктивно и инстинктивно же попали в цель. Ни сжечь, ни ещё как-то навредить им и тем завершить чудовищную пытку не удалось. В какой-то момент Алёна обнаружила, что корчится на камнях в судорогах, а в ушах звенит собственный дикий крик. Зачем? Зачем? Просто убили бы, да и всё. Зачем — так?! Боль схлынула, сознание немного прояснилось. Алёна с трудом приподнялась на локте, хватая ртом воздух, слёзы текли безостановочно. Она увидела прямо перед собой одного из стрекозников, тот опустился на одно колено, и его. Большие, сказочно, невероятно прекрасные глаза вдруг вспыхнули синим обжигающим огнём. Алёна увидела… … как приземлялись на планете первые челноки. Как рос и строился город Опорной Базы, подминая под себя каменистую степь. Как вновь пришедшие добывали по штучке всего, что шевелится, и анатомировали его. Как вытаптывали траву, разводили костры, убивали вродебогомолов, отражая их атаки. … в один сжатый миг пронеслась перед глазами собственная жизнь, увиденная со стороны: последняя бесславная поездка, схватка всё с теми же вродебогомолами, и смерть одного из стрекозников, окрашенная громадным колером яростных эмоций. Смерть, вызвавшая в памяти другие смерти. Другой огонь, другие тени, упавшие со звёзд, и другие смерти, много смертей, много разрушений, чудовищный огонь, причинивший громадную рану, которая кровоточила сквозь века до сих пор… Алёна задохнулась, не умея закрыть свой разум от чужого вторжения. Свет померк в глазах девушки, все её чувства замкнуло. Но, окончательно проваливаясь во тьму, она поняла, что ей всё-таки ответили. Только не «зачем», а — «почему»… Она пришла в себя в полной темноте. И очень удивилась, что до сих пор ещё жива. Что жива и не чувствует боли. Что рядом кто-то знакомый, добрый, кто-то, — о господи! — свой. — Элен, — сказала темнота голосом Олега Ольгердовича, — просыпайтесь. Пора. Алёна с трудом подняла веки. Страшная слабость здорово мешала радоваться жизни. Казалось, всё тело обратилось в бесформенный кисель. Рядом действительно сидел Олег Ольгердович, в своём неизменном зелёном лабораторном костюме, и держал за руку. Его ладонь была крепкой, тёплой и надёжной. Как… как мост, спасительный канат, единственный якорь, державший разум на плаву в океане безумия. — Где я? — тихо спросила Алёна. — В реанимации, — объяснил учёный. — Пока «Ковчег» готовится к четвёртому прыжку, мы можем немного поговорить… К четвёртому прыжку! Значит, был первый прыжок, и второй. И третий… — Я всё расскажу и отвечу на все ваши вопросы, — терпеливо произнёс Олег Ольгердович. — Не тратьте силы на голосовой ответ, мы находимся сейчас в ментальной связи, и, к сожалению, без телепатической поддержки вы сможете обойтись ещё очень не скоро. — А… Гена… — Геннадий Каспаров жив, но он пытался покончить с собой, и потому сейчас находится на терапии… Генка Каспаров, несостоявшийся самоубийца?! Сойти с ума. Чтобы Генка… — Мы внимательно изучили данные с вашего терминала, — объяснял Олег Ольгердович. — Вы поступили очень организованно и умно, засняв всё, что только можно на той заброшенной базе. База не имеет никакого отношения к местному населению Сильфиды, она построена другим народом, и, по всем данным, очень давно. Скорее всего, у них был какой-то конфликт со стрекозниками, которые, разумеется, проживали на планете и в то время тоже. Поскольку местные формы жизни обладают телепатической восприимчивостью и живут этакими компактными телепатическими локалями, отсюда, кстати, такая реакция на смерть сородича из своего сообщества — шок, просто болевой шок, требующий устранить причину боли… Так вот, обитатели базы придумали, как защищаться. Вы живы, Элен, исключительно благодаря браслету… Алёна попыталась шевельнуть рукой, чтобы посмотреть, на месте ли находка, но у неё ничего не вышло. Конечно, нет ничего на запястье. Конечно, браслет забрали, чтобы изучить во всех подробностях. Немного жаль, но такая находка не может быть в личном пользовании у кого бы то ни было. — Занятная штучка, — ответил на её мысли Олег Ольгердович. — Она работает в сотую долю своих возможностей, очевидно, источник питания истощён. Именно поэтому браслет не защитил вас от воздействия. Но он ослабил его, насколько мог… И вы, и Геннадий Каспаров, остались живы… Алёна почувствовала что-то… Что-то в голосе, в общей тональности сказанного. Олег Ольгердович собирался утаить правду. Не соврать, врать в телепатической речи напрямую невозможно в принципе. Но не договорить, скрыть что-либо — вполне. — А остальные? — спросила Алёна. В точку. В комнате словно бы повеяло холодом. Стало страшно, в порыве слабости Алёна пожалела, что спросила, но тут же заставила себя собраться. Что бы ни случилось, произошедшее надо принять с достоинством. — Все, кто оказался вне защитного психокинетического поля Тимофея Флаконникова, погибли, — тихо сообщил Ольмезовский. — Все? — Все, — подтвердил он. — Сто семьдесят восемь тысяч двадцать пять человек. Чудовищно громадная цифра! Алёна поперхнулась мыслью, если можно было так выразиться. Сто семьдесят восемь тысяч двадцать пять! Все дальние экспедиции — биологи, картографы, исследователи, строители, заложившие Опорную Базу номер два в двухста километрах южнее… В телепатической речи невозможно лгать. — Это ведь не всё, — сказала Алёна. — Олег Ольгердович! Ведь это не окончательная цифра. Ведь так? — Так, — нехотя согласился Ольмезовский. — Господи, — выдохнула Алёна. — Да что ещё-то… — Мы ошиблись, рассматривая живые организмы планеты как сообщество отдельных особей, — сказал Олег Ольгердович. — Поодиночке они не представляли собой интереса. Ведь одна-единственная клетка нашего мозга сама по себе тоже ведь ничего не значит… Например, стаю вродебогомолов надо было оценивать как единое существо. Такой вот коллективный разум, как у общественных насекомых Земли вроде муравьёв, только с поправкой на телепатическую восприимчивость, свойственную местной жизни Сильфиды с самого начала. Кстати, гены вродебогомола, отвечающие за телепатию, сходны с таковыми же генами носителей телепатической паранормы. Очень интересный результат, очень и очень интересный. Не то, чтобы можно было свободно скрестить человека и вродебогомола, нет. Но общая часть, основа, так сказать, наводит на размышления. Природа телепатии одинакова для любого живого существа, как оказалось. Человек с Земли и насекомое с Сильфиды — братья. Угу. Братья. Особенно проклятые стрекозники. Алёна старательно задавила в себе всколыхнувшийся было ужас, пережитый на планете. В гробу таких братьев… — Олег Ольгердович, — тихо сказала Алёна, — не отвлекайтесь, пожалуйста. Почему «Ковчег» ушёл от Сильфиды? У инфосферы не вышло договориться с братьями по разуму? — Не вышло, — признался Ольмезовский. Он встал, прошёлся по палате, в волнении стискивая руки. Повторил: — Не вышло. Судя по отрывочным видениям, полученным вами и Геннадием Каспаров при первом… кхм… контакте, в коллективной памяти стрекозников осели недобрые впечатления от встречи с той расой, которая построила подземную базу. Они изначально видели во всех пришельцах угрозу, но какое-то время наблюдали, сомневаясь, те в их дом прилетели или не те. Смерть собрата они восприняли как сигнал к атаке. Там… в общем, очень скоро возбудилась вся планета. А поскольку для телепатии нет расстояний… В общем, попытка синхронизации с их ментальным полем окончилась плачевно. Они отреагировали просто бешено. Ответная атака едва не обрушила инфосферу «Ковчега». Погибло очень много телепатов. Очень много… Особенно третьего ранга и второго. Перворанговым досталось тоже. Очень много. Опять он не говорит всего. Но чтобы обрушить инфосферу достаточно сократить число поддерживающих её телепатов ниже критического. Изначально на «Ковчеге» телепатов и нетелепатов было поровну, обязательное для любого корабля соотношение. После рейда по Солнечной Системе, собравшего всех людей, телепатов стало больше. Критический порог — полтора миллиона. Если количество телепатов падает ниже этого значения, инфосферу поддерживать становиться невозможно, она гаснет, и оставшиеся без её поддержки получают шок, а для первого ранга и высших ступеней второго вместе с шоком приходит смерть в качестве бонуса. Алёна не помнила, сколько конкретно было телепатов на «Ковчеге». Половина так уж точно, не считая детей и подростков. Олег Ольгердович сказал об угрозе обрыва инфосферы, значит, количество телепатов сократилось до значения, близкого к пороговому. Господи, так сколько же погибло?! — Миллион шестьсот восемьдесят тысяч двести два, — тихо ответил Олег Ольгердович. — Общие потери от катастрофы на Сильфиде — миллион шестьсот восемьдесят тысяч двести два. Алёна потрясённо молчала. Она не могла осмыслить приведённую цифру. Вообще. Никак. Никаким образом. — Для телепатии не существует расстояний, — продолжил Ольмезовский. — «Ковчег» ушёл в гиперпрыжок прямо с орбиты планеты первым же расчётным курсом. Потом пришлось сделать второй прыжок. И только после третьего нам удалось оборвать создавшуюся с ментальным полем планеты кошмарную связь. Но в планетарной системе, где мы оказались после третьего прыжка, не нашлось в зоне жизни ни одной, приемлемой для колонизации, планеты. Поэтому корабль готовится сейчас к четвёртому прыжку. Бог знает, повезёт нам там или не повезёт. Все, намеченные ещё на Земле, цели после третьего прыжка в никуда, лишь бы спастись, — потеряли свою актуальность. Необходимо искать новые экзопланеты, оценивать их пригодность, сравнивать, решать… У приборов «Ковчега» меньше возможностей, чем у стационарных телескопов Земли и Солнечной Системы. Невесело. Алёна устало прикрыла глаза. А всё потому, что никто не хотел слышать Тима. Наверное, снова говорят, что несчастье принёс он. А он же предупреждал! И Каспарова, придурка, вообще предупредил лично: не убей, мол, бабочку… Конечно, стрекозники Сильфиды, прямо скажем, на бабочку не слишком-то походили. Но, чёрт возьми, соображать, во что ты стреляешь… Алёна вдруг вспомнила Алексея Белоглазова, и как она не дала ему подстрелить одного из этих проклятых насекомых. «А ведь мы были обречены на провал! — в ужасе думала она. — Рано или поздно, так или иначе, но какой-нибудь стрекозник пал бы от руки человека. А если бы это случилось после того, как мы все перебрались бы из «Ковчега» на планету?!» Воображение нарисовало настолько жуткие картины, что девушка едва не потеряла сознание от ужаса. — Да, — подтвердил её мысли Олег Ольгердович. — Это всё равно бы случилось… И снова Алёне почудилось, что он что-то утаивает. Не хочет говорить. Бережёт хрупкое равновесие, утвердившееся в разуме подопечной… — Не надо щадить меня, — упрямо сказала Алёна. — Говорите как есть!