— Не отвечай, если не хочешь, — быстро сказала Алёна. — Извини… — Ладно тебе… не извиняйся… Просто та девушка, на которой я бы женился, занята и счастлива. А те, кто вышел бы замуж за меня… Они славные девчонки, но я их обманывать не хочу. — Так ведь всю жизнь можно… — тихо выговорила Алёна. — Можно, — кивнул Алексей. — Но я, конечно, не такой дурак. Просто подожду ещё немного. Неразделённая любовь — это болезнь, которой надо переболеть хотя бы один раз в жизни… Алёна почесала в затылке. В словах Алексея была своя толика правды, но… Алёна подумала, что бы было, если бы Тим не отозвался на её чувства? Тогда, в первый день знакомства, может быть, и ничего. И потом тоже. Весь период до Отрадного, а вот уже после… А если бы он отказался позже? Нашёл бы другую… эээ, нет, это не про Тима… просто отказался бы. Небо бы рухнуло, наверняка. И это был бы однозначный ужас. На террасе всё что-то подозрительно утихло. Алёна обернулась и заметила Тима с его обычной улыбочкой и кулаками в карманах. Трудно было услышать, о чём с ним говорят, и у Алёны сами собой сжались кулаки: если опять задирают… Но Тиму вдруг сунули в руки гитару, мол, спой, если хочешь. И он не отказался… Сел на лавочку, стал возиться с инструментом — подтягивал, подкручивал, пробовал, так ли звучит. Вскинул голову, когда Алёна подошла, улыбнулся ей знакомой, родной до боли грустной улыбкой. Девушка села рядом, на миг прижалась плечом, и тут же отстранилась, чтобы не мешать. — Долго возишься, — бросил кто-то со стороны. Алёна свирепо посмотрела туда, но определить, кто, — не смогла. Тим вскинул руку ладонью вверх, мол, сейчас… И заиграл. То, что он умел, Алёна не сомневалась, достаточно было увидеть, как Тим держал гитару, какими уверенными движениями подтягивал струны. Но у него внезапно оказался чудесный тенор, а уж сколько он помнил песен… И последние, местного, так сказать, сочинения, и популярные там, дома, на Земле, и какие-то совсем уже незнакомые, древние, наверное, или из собственной юности. Удивил, ничего не скажешь. Удивил! Народ, радуясь внеплановому концерту, устроил танцы. Хорошо получилось! Алёна чувствовала, что уже не забудет этот вечер никогда. Синюю ночь, жёлтые фонари по краям террасы, голос Тима и его гитару… Тим начал новую песню. И Алёна вдруг вздрогнула. В тихой, спокойной, очень простой мелодии звучала тревога. Девушка покачала головой, — не надо. Тим улыбнулся ей, мол, понял. Но не послушал. — Над твердью голубой есть город золотой с прозрачными воротами и яркою звездой*,- голос Тима упал почти до шёпота, но в нём звучала сила, страшная сила его паранормы. Алёна замерла в ужасе, не понимая, как другие-то ничего не замечают, вон, снова танцуют… парочки… медленно, подстраиваясь под мелодию… А в небе голубом горит одна звезда; Она твоя, о ангел мой, она твоя всегда. Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят; Пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад… Алёна слушала, прижав ладони к щекам, и больше всего ей хотелось крикнуть, вскочить, разбить фонарь, словом, сделать хоть что-нибудь, чтобы разбить застывший чудовищным янтарём воздух. Тебя там встретит огнегривый лев И синий вол, исполненный очей С ними золотой орёл небесный Чей так светел взор незабываемый… * Эту песню кто только не пел, авторство часто ошибочно приписывают группе «Аквариум». Справедливости ради, версия «Аквариума» наиболее известна народу. Но Тим исполняет канон — на стихи Анри Волохонского… Тим осторожно положил рядом с собой гитару, волна седых волос скрыла лицо, но Алёна успела заметить влажный отблеск на щеке, — слёзы. — Тим, — Алёна осторожно взяла его под руку, — ну-ка, пойдём. Пойдём отсюда… Он послушно дал себя увести, и клубившееся в воздухе напряжение двинулось следом. Алёна чувствовала, как стягивают кожу психокинетические поля, — почти как на тренировке, когда приходится защищать руки от собственного огня. — Тим, — сказала Алёна, — что с тобой? Прекрати! — Я… — сказал он, и задохнулся невысказанными словами. Вот чёрт, снова у него сейчас будет срыв, а Олега Ольгердовича рядом нет. И никого из телепатов, будь они неладны, рядом нет. Чёрт, чёрт, чёрт! Тим внезапно обнял её, и девушка почувствовала, как напряжены, как дрожат его руки. — Аля, — сказал он тихо, — я хочу, чтобы ты знала… Я всегда помнил тебя. Всегда любил. Всегда. Опять во времени заблудился. Опять говорит о будущем так, словно оно давным- давно превратилось в поросшее быльём прошлое. — Тим, — сказала Алёна и пощёлкала пальцами перед его глазами. — Соберись. Я — здесь. И ты тоже здесь. Вот и соберись сюда весь. Хватит бродить чёрт знает где! Это ещё бабка надвое сказала, что ты там видишь. Его ещё нет. И, возможно, никогда и не будет. Ну. Тим вздохнул. Грозовое напряжение внезапно схлынуло, как не бывало его. Можно было подумать, что оно вовсе показалось, но у Тима на лбу внезапно проступила испарина. Он вообще вспотел и дрожал так, будто бежал двадцатикилометровый марафон на скорость. — Пойдём, — Алёна потащила его за собой. — Пойдём… — Всё нормально? — озабоченно спросил Алексей Белоглазов, подходя ближе. — Помощь не нужна? — Нет, — с облегчением сказала Алёна, радуясь тому, что срыва не случилось. — Ничего не нормально, — внятно сказал Тим. — Готовьтесь к эвакуации, комадар Белоглазов… — К какой эвакуации? — не поняла Алёна. — Ты о чём, парень? — спросил Алексей. Но Тим промолчал. Алёна ушла сразу, как только Тим уснул. Спал он всегда на удивление крепко, как младенец. А может быть, не спал? Может, бродил по разным временем даже во сне. Кто его поймёт… Утром он не вспомнит ничего из того, что говорил вчера. Начнёшь спрашивать, уйдёт в молчание. Знаем, плавали. Ничем здесь не поможешь. Никак. Алёна никогда не видела создателя Тима, Яна Ольгердовича Ольмезовского, которого выперли из инфосферы за подобную самодеятельность и пожизненно дисквалифицировали как генетика. Он воспользовался правом на тайну личности и скрыл все сведения о себе из информа. Но обретался на территории Института, по слухам. Разрабатывал приборы, способные заменить, а то и превзойти возможности паранорм. Струну гиперпрокола, к примеру, придумал и реализовал впервые именно он. Интересно, жив он сейчас? И как ему там, спокойно спится, без икоты? Не было дня, чтобы Алёна не вспоминала Яна Ольгердовича недобрым словом. Надо же было так человеку жизнь искалечить! Ночь принесла с собой живительную прохладу. Вскипали возле озёр молочные реки выхолаживающих туманов. Небо крест-накрест перечёркивали арка Млечного Пути и полосы пылевого кольца вокруг планеты. Тянули свою унылую песню ночные насекомые: «Спа-ать пора, спа-ать пора…» Почти как там, дома, на Земле. Закрой глаза, чтобы избавить мозг от чужого неба, и покажется, будто не было никогда никакого «Ковчега», а просто ты поехала в путешествие в южные регионы Федерации ССВР… — Полуночничаешь? — спросил Огнев, бесшумно возникая из-за спины. Вот чёрт! Не заметила, как подошёл. Одно хорошо, она, Алёна, не на дежурстве. — Да вот, — дёрнула девушка плечом. — Не спится. Огнев подошёл, встал рядом, положил свои ручищи на перила. Сказал: — Задал твой шороху. Про эвакуацию… — Ага, — кивнула Алёна. — Что такое? — встревожился Огнев. — Плачешь? Алёна сердито отёрла щёки. Сказала, прерываясь на всхлипы: — Он со мной попрощался! Понимаешь? — и пересказала, слово в слово, всё услышанное. — А главное, ты лица его не видел. Бледный был, и глаза большие. Вот что это было, а?! — Попутал время, — уверенно продолжил Огнев. — А ты себе уже бог знает что придумала. Алёна уткнулась ему лбом в плечо. Буркнула: — Хотелось бы мне в это верить… — А ты верь, — Огнев провёл широкой, как лопата, ладонью по её волосам. — Верь. Алёна кивнула. Что ещё ей оставалось делать? Только верить. Дальше жизнь потекла себе как всегда. Никакой угрозы на горизонте не возникало. Ни в первый день, ни во второй, ни на седьмой. Ну, что… Продолжать мариновать на базе все отозванные экспедиции? Грузиться в челноки и возвращаться на «Ковчег»? При полном отсутствии какой-либо опасности. Ну, не абсурд ли? Тим же словно бы издевался над всеми сразу. Он раздобыл где-то детскую игрушку — мячик-попрыгунчик на резиночке, и сутками напролёт с ним играл. Сядет где-нибудь, и бросает этот несчастный мячик, резиночка отшвыривает его обратно, Тим его ловит, а сам при этом улыбается настолько безмятежно, что сердце падает. Все вопросы, попытки растормошить, вытащить из нирваны — мимо. Кто-то попробовал треснуть кулаком, в надежде хотя бы так достучаться до Тимова сознания. Парня отшвырнуло метров на десять и приложило башкой об угол, долго потом в глазах пятна плавали, и звон в ушах стоял. А Тим продолжал резвиться с мячиком, как ни в чём ни бывало. Алёна на пару с Генкой молча отрабатывала каторгу по хозяйственной части. Десять суток за драку есть десять суток, никто их отменять не собирался. Генка молчал, как проклятый, боялся, что его снова психокодом отоварят. На Тима в его нынешнем состоянии надежды не было никакой, Каспаров это прекрасно видел, и потому молчал. Алёна мрачно исполняла работу и думала, что Генка, в общем-то, неплохой парень, когда рот у него застёгнут наглухо. И чего он, дурак, языком мелет без конца?.. Под конец дня Алёна не выдержала. Подошла к Тиму — тот устроился на подоконнике, забавляясь проклятым мячом. На лице- полное сосредоточение, складка между бровей, губы сжаты в ниточку, глаза следят за игрушкой пристально. Как под гипнозом, проклятье… — Тим, — Алёна решительно положила руку на запястье мужа и, когда мячик отскочил от пола, поймала его сама. — Послушай меня. Пожалуйста. Тим медленно перевёл взгляд на неё. В его глазах появилось нечто осмысленное. Или девушке это показалось? Алёна мотнула головой, отгоняя ненужные мысли. — Послушай, Тим, — продолжила она. — Я вот Генке рожу без конца чистила. А теперь скажу тебе его же слова: ты — нормален? Тим молча смотрел на неё, не шевелясь и не требуя назад свою игрушку. — Ты посмотри на себя. Ты — взрослый мужик. Взрослый женатый мужик, у которого есть взрослая дочь и скоро родится ещё одна. А носишься, как ясельник, с этим облезлым мячиком. Это вообще как, нормально? Или не очень? — Если ты чего-то не понимаешь, Аля, — сказал Тим, — то это означает только одно: ты чего-то не понимаешь. — Ответил! — фыркнула Алёна. — Я уже думала, не дождусь! Да, я не понимаю. На, — она протянула ему ладонь. — Держи. — Оставь себе. Удивил. Алёна какое-то время смотрела на него, осмысливая случившееся. А Тим осторожно, по одному, закрыл на мячике её пальцы, и сказал: — Оставь себе. И не теряй. Пригодится. Только не ошибись: бросить можно будет всего лишь один раз. — Ну, спасибо за подарок, — ответила Алёна, осторожно отправляя мячик в карман. — Я его вообще бросать не буду. Сувенир будет, на память. Талисман. — Талисман, — хмыкнул Тим, и посмотрел в тёмный провал окна. — Ну, как скажешь. Пусть будет талисман…