Она сидела на краю моего темно-синего дивана с мягкой обивкой, ее большие ланиные глаза блестели, как битое стекло. У меня не хватило духу сказать ей, что ожерелье не имеет ничего общего с ней, а только со мной. Я гордился тем, что был лучшим любовником в обеих Каролинах. Я осыпал своих подружек дорогими подарками, водил их куда угодно, никогда не пропускал важных свиданий и не отпускал их домой без сногшибательного оргазма. Я возлагал на себя большие надежды. В конце концов, я был любимцем Фэйрхоупа. Мысль о том, чтобы подвести людей, вызывала у меня тревогу, как бы мне не нравилось притворяться, что это не так. — Подожди, это из-за инцидента с неорганическим бургером? — Она щелкнула пальцами. — Думаю, я могла бы быть добрее к Месси Несси. Просто в последнее время я была под таким давлением из-за свадьбы Тринити и примерки подружки невесты… — Это не имеет никакого отношения к Теннесси Тернер. — Я протянул Габриэлле еще одну салфетку. Я мог сказать, что как только она уйдет отсюда, она начнет рыдать навзрыд. — И к тебе тоже никакого отношения. Ты идеальная. — Тогда почему ты расстаешься со мной? «У меня нет ни малейшего понятия, дорогая. Я просто знаю, что ты надоела мне до смерти.» Со мной что-то было не так, и мне нужно было понять, что именно. Я знал, что не асексуален, потому что секс был единственным, что мне нравилось в моих отношениях. Я боролся со всем остальным в них. Не было никакого ключевого или побуждающего момента, который изменил бы меня. Никакого запутанного расставания или слезливой истории, которые заставили бы меня не захотеть остепениться. Я родился в большой семье, с двумя любящими родителями, которые обожали друг друга. У меня были девушки на протяжении многих лет. Некоторые отношения застряли больше, чем другие. Некоторых женщин я очень любил и определенно уважал всех, но чего-то не хватало. Все выглядело нормально. Даже хорошо. Это тоже было хорошо. Не очень хорошо. Не очень плохо. Вроде как ваше любимое блюдо в знакомом ресторане. Я никогда не был разочарован в женщинах, с которыми я был, но никогда не был в восторге от них И я хотел быть. Хотел, чтобы меня заставляли делать глупости, нарушать мои границы, расшифровывать то, что есть у мужчин моего возраста — брак, — а у меня нет. В конце концов, выбирать одну женщину было бессмысленно, когда этот город был моей устрицей, и я мог выбрать жену в любое время (за исключением Теннесси Тернер, которую, честно говоря, я бы не пожелал своему злейшему врагу, если бы он когда-либо был у меня). — Я понимаю. — Габриэлла села, хлопая себя по бедру. Она вела целый разговор сама с собой. Не очень хороший признак. — Понимаешь? — Я серьезно сомневался в этом, но все же поддержал разговор. — Ты просто струсил, потому что Уатт женится, и ты знаешь, что будешь следующим. Я могу подождать, Круз. В этом смысле вообще нет давления. Ничего, кроме того факта, что она уже отметила обручальные кольца в свадебных журналах и оставила их там, где я мог их найти. Честно говоря, я думал, что трех месяцев недостаточно, чтобы понять, хотите ли вы поделиться с человеком подпиской на Netflix, не говоря уже о том, чтобы сделать предложение руки и сердца. — Дело не в этом. Мне нужно время, чтобы привести мысли в порядок. — Обещай мне одну вещь. Габриэлла теперь как-то вовсю рыдала, и я ненавидел себя за то, что ложусь с ней в постель. В свою защиту скажу, что я не думал, что мне придется увидеть ее на следующий день или в последующие три месяца. — Конечно. — Я позволил себе улыбку, похлопав ее по колену. — Что угодно, дорогая. Она сжала мои плечи, глядя мне прямо в глаза. — Ты серьезно подумаешь и сообщишь мне, когда вернешься из круиза. Я буду ждать тебя. — Хорошо, Я не хотел, чтобы она ждала меня. Что еще более важно, я не хотел ждать её. Круизы могут идти разными путями. Было вполне возможно, что я найду отдыхающего, с которым можно было бы завязать короткую интрижку, и я не хотел сдерживаться. Не тогда, когда я уже знал, что не хочу быть с Габриэллой еще один день. — Тебе не обязательно меня ждать, но я буду чувствовать себя лучше, если подожду тебя. — Она изобразила слабую, усталую улыбку. Это звучало как довольно запутанное соглашение для меня, но, возможно, Габриэлле нужно было несколько дней, чтобы переварить это. Я пытался порвать с ней уже два часа, и мы продолжали ходить туда-сюда. Если это было то, что заставило ее уйти, я притворюсь,что в её команде. — Хорошо. Мы еще поговорим, когда я вернусь. — И постарайся вспомнить, что вообще заставило нас сойтись вместе, — предложила она. — Может быть, это что-то разожжет в тебе. В этот момент я практически выталкивал ее из своей квартиры. Как только я подумал, что смогу закрыть дверь за этими адскими часами и обрести утешение в объятиях единственной любви, которая никогда не подводила меня, — в бутылке пива, — остроконечная красная пятка протиснулась между моей дверью и косяком, прежде чем я можно было закрыть до конца. Я быстро открыл ее, надеясь, что это не Теннесси Тернер с ее австралийским размером. Мама стояла по другую сторону моей двери. У Кэтрин Костелло была прическа Нэнси Пелоси, изящная фигура и гардероб Джеки Кеннеди. Она выглядела — и я говорю это с большой любовью — как любая богатая белая женщина, которую вы когда-либо видели в спортивном костюме босса-женщины эпохи 90-х в телевизионной драме. — О, Крузи. Я ничего не прерываю, не так ли? Я полностью открыл дверь, понимая, что нет смысла говорить ей, что это она. — Вовсе нет, мама. Заходи. —Я заметила, что Габриэлла была немного угрюма. — Мама начала выгружать коричневую сумку, которую принесла с собой. Домашняя еда, бесспорно. Во всех смыслах она была замечательной, властной матерью, с которой мне очень нравилось проводить время, и в то же время мне не терпелось попрощаться с ней. Запутались ? И я. — Ага. Мы расстались. — Я открыл холодильник, достал пиво для себя и диетический лимонад, который специально для нее припас. — Это очень грустно слышать. Она начала открывать контейнеры. Пахло ее запеканкой со стручковой фасолью и стейком. — Мои извинения. Я звучал искренне, потому что я был искренен. Я хотел сделать своих родителей счастливыми. Я просто не хотел связываться с женщиной, которая находила больше удовольствия в фотографировании десертов, чем в их еде, и считала Vogue авторитетом в литературе для интеллектуалов. — Так же я могу сказать, что твоё сердце не было задействовано в этих отношениях. Иди, садись и ешь. Да, потому что, черт возьми, не было ничего лучше, чем лучшая стряпня твоей мамы и пиво в конце долгого дня, сколько бы тебе ни было лет. Она обошла мой кухонный стол и села напротив меня, подперев подбородок переплетенными пальцами. — Но я здесь не для того, чтобы говорить о Габриэлле. — Я так и думал — это были последние новости. Я проткнул кусок стейка и сунул его в рот. — Чем могу помочь, мама? —Роб Гассман вернулся в город. Мне удалось не расплескать свое пиво в бифштекс. Едва. — Правда, сейчас? Она кивнула. — Я пошла играть в бридж у миссис Андервуд. Она болтала о том, что ты спас мальчика у Джерри, когда возникла эта тема. Миссис Гуссман, заглянувшая, чтобы угостить нас своим знаменитым яблочным пирогом, сказала, что он вернулся и немного потрепался. Было несколько трудных лет. Он дважды разведен, ты знаешь? — Я слышал, — Роб никогда не был хорош в отношениях, поэтому я не был удивлен. — Он здесь, чтобы остаться? — Похоже на то. Он снял дом и все такое. Внизу, на Нортон-Крик, недалеко от другой девушки Тернер и их ребенка. — Странно, что его еще никто не видел. — Я думаю, что он пока ведет себя сдержанно. В любом случае, почему бы тебе не позвонить ему? Уверена, он бы это оценил. Бьюсь об заклад, он чувствует себя одиноким и более чем смущенным после всего фиаско с другой девушкой Тернер. Ага.