а” позволил мне примириться и с этой несправедливостью. Жизнь удалась? Жизнь прекрасна? Жизнь прожить – не поле перейти? Черт его знает. Наверное. После всего я выучил только, что она конечна и всегда была такой. А кроме прочего – восхитительной, травмоопасной, ревущей, страшной, мерзкой, жалкой, приятной, простой, сложной, красивой, непознанной, грандиозной, разной, одинаковой, непочатой, раздражающей, вдохновляющей. Моей. Она была моей. Моей и останется. Даже если ее у меня отберут. И словно чувствуя эти слова, будто своим совиным слухом уловив мажорный аккорд и намереваясь немедленно его пресечь – в комнату входит Горазд. Глава тридцать пятая – Что ты здесь делаешь? – мне приходит в голову только эта идиотская фраза. – Признайся, Стеблин, – парирует он, – ты рад меня видеть. Ведь ты уже не ждал, что за тобой кто-нибудь придет. Я впечатываю наш диалог в бумагу. Я по-прежнему в ловушке. Но он так близко. Тот, кто приговорил меня к этому. Он так близко. – Как дела с книгой? – спрашивает он. – Я почти закончил. – Вот и хорошо. Там, откуда я родом, тебе бы сказали, что ты сделал свое дело. – Но боюсь, книга тебя разочарует. – Это еще почему? – спрашивает Горазд. – Великие книги так не пишут. – Как “так”? – Ты понял. – Нет, я не понял. И ты, видимо, тоже кое-чего не понял. Потому что – а как, по-твоему, пишутся великие книги? Ты что, думаешь, писатель садится в удобное кресло и на одном дыхании выдает бестселлер? – Нет, я так не думаю. Но не всем авторам бестселлеров угрожали расправой в случае, если они не справятся со своей работой. – А тебе знакомы авторы бестселлеров, которым угрожали расправой, и они не справились со своей работой? – таинственно ухмыляется он, будто намекая, что такими он занимается в первую очередь. Горазд стоит напротив меня. Дверь по-прежнему открыта. Сердце грохочет взбалмошно, загнанно. – Не наводи тень на плетень. Когда речь идет о выживании… Горазд смеется. – Ты действительно ничего не понял. Я стискиваю зубы. Мне бы сохранить остатки хладнокровия. Есть чувство, что они мне еще понадобятся. Что касается моего намерения броситься наутек, то от слабости у меня, вероятно, подкосятся колени. Горазд видит, в каком я состоянии. Понимает, что я не боец. Что со мной все ясно. – Горазд, я тебя ненавижу. – Ты ведь несерьезно? – он делает обиженное лицо. – Ты будешь гореть в аду. После того, как я тебя убью. – Не хочется ставить палки в колеса твоей безупречной логики… – Так чего я там не понял? – Всего. Всего этого. – Он обводит руками комнату. – И этого. – Тычет пальцем в рулон бумаги. – Подробнее. – Да как тебе сказать. Вот что ты там плел про выживание? – Я говорил тебе, что писать книгу, тем более, великую книгу, стараясь при этом выжить… – Да кто тебе сказал, что ты старался выжить? Внутри прорывает плотину. В голове моментально рождается план: мы умрем вместе. Он и я. Так и должно быть. К этому все шло. И это произойдет прямо сейчас. Я вскакиваю со своего места, перепрыгиваю стол и успеваю заметить две вещи. Первая – цифры таймера, вспыхнувшие красным отблеском. Вторая – Горазд закатывает глаза. Я врезаюсь в него плечом, опрокидываю навзничь. Он не сопротивляется. Он успевает произнести: – Вернись на место. Мы барахтаемся секунд десять, я стараюсь ударить побольнее, но силы на исходе, рывок лишил меня последней энергии. Поэтому моя стратегия – лечь на него и не выпускать из-под себя до истечения тридцати секунд. – Вернись на свое место, – повторяет он. Я поднимаю взгляд на таймер. 13… 12… 11… Горазд совершает волнообразные движения своим тощим телом, как змея, что старается выскользнуть из-под валуна. 8… 7… 6… – Ты же не хочешь, чтобы с ней что-нибудь случилось? С криком отчаяния я несусь обратно к печатной машинке и хлопаю по пробелу, когда остается две секунды. Горазд поднимается, отряхивается. – Урод, – говорю я. – Я же сказал, ты не разобрался. – Что ты с ней сделал? Он подходит к ящику, куда тянутся провода. Открывает его одним движением, надавив на секретную панель. Из ящика Горазд достает браслет из белого золота. А потом – миниатюрное устройство, похожее на старинный мобильник: небольшой экранчик, антенна. Резким движением он вырывает провода из ящика. – Бутафория, – говорит он. – Но ведь иначе ты бы не поверил. Беспроводная связь, – хвастается он, указывая сначала на допотопный мобильник, а потом на печатную машинку. – Детонатор, – говорю я. Он кивает. – Бомба под водительским креслом ее автомобиля. Она едет в другой город. Подальше от тебя. – Не может… – Конечно, может. Все это время ты спасал не свою дерьмову шкуру, а ее жизнь. Ты написал эту книгу для нее. Ради нее. – Я этого не знал. Ты меня заставил. – Какая разница? – вздыхает Горазд. – В любом случае, это не самая скверная идея – спасти чью-то жизнь, что скажешь? – Я тебе не верю. – А себе? Себе ты веришь? – Не передергивай. – Я и не думал. – Мне нужно сказать ей. – Что? – Что она в опасности. – А, это. Ну да, пожалуй. И все? – А что еще? – Да так. Ладно, валяй. Только про машинку не забудь. Он протягивает свой телефон. Очередная ловушка? Я набираю ее номер. Не знал, что помню его наизусть. Гудки. Долгие, безответные. – Алло, – говорит она. Горазд делает ручкой и отступает. Я показываю ему средний палец и шепчу одними губами: “Я тебя убью”. Горазд уходит. Дверь остается открытой. – Алло, – повторяет Лида. – Кто это?