— Валька, извини еще раз, но тут я тебе не помощник. Конечно, я понимаю, что мы соотечественницы и что я просто обязана в данном случае оказать тебе поддержку, но и ты пойми меня правильно. Трупы таскать я не обязана и уж тем более не могу оставить своих детей сиротами. — Клава, я все поняла. Ты только не оправдывайся, пожалуйста, — я говорила так и ощущала, как острая боль, словно ножом, пронзила мое сердце. — Ты побудь со мной еще десять минут. Пожалуйста! — Ну, если только десять минут, — не могла не согласиться со мной Клава и раздраженно посмотрела на мертвого Ахмеда. — А знаешь, ты правильно с этим перцем поступила. С ними только так и надо. На одну обезьянку, которая тянула из наших девушек деньги, стало меньше. А то ведь эти гады раскусили нашу широкую душу и пользуются ею на полную катушку. Тянут из наших женщин последние копейки. Их бабам‑то хорошо: они сидят дома, не работают и довольствуются малым. Сколько там им денег нужно? А вот нашим женщинам сидеть дома никто не дает, они вкалывают с утра до вечера. Им же детей прокормить надо и дать им достойное образование. Им никто на блюдечке с золотой каемочкой ничего не принесет. Так мало того, что наши женщины пашут, чтобы детей на ноги поставить, так они еще и здешних арабов спонсируют, забирая у детей последние крохи, везут все сюда. Вымотанные, уставшие, нервные, затюканные суровой жизнью, наши бабы приезжают сюда только по одной простой причине: чтобы услышать красивые слова и почувствовать себя любимой и желанной. И пусть это все ложь, пусть все эти чувства фальшивы, просто самообман тоже иногда бывает полезен. Иногда нам нужно верить в то, чего нет. Так ведь жить легче: пусть хоть какая‑то надежда, чем совсем никакой. Только ведь не все женщины такие решительные, как я. Не понимаю, зачем сюда годами ездить и свои кровно заработанные денежки на этих лжецов спускать? Уж лучше как я поступать: если мужик наобещал с три короба, за шкирку его — и в Сибирь. Пусть привыкает к местным морозам. Я, конечно, понимаю, что если он прирожденный альфонс, то от него толку будет мало, но ведь я не из тех, кто позволит ему по нашим сибирячкам гулять. Я его к труду приучать буду. Постараюсь, чтобы, кроме койки, от него еще хоть какая‑то польза была. Кормить буду только в том случае, если он хорошо потрудится. С мужиками нужно действовать методом кнута и пряника: не хочет дров наколоть — без обеда останется. На холодильнике замок повешу. Как только он есть захочет и топор в руки возьмет, чтобы дров порубить, я ему кусочек свежего мяска в рот суну. Я с мужиками обращаться умею! Они передо мной в молодости на четвереньках прыгали и хвостиком виляли, каждый из них надеялся на мою благосклонность. Почувствовав, что Клавин монолог может длиться бесконечно долго, я вежливо ее перебила и еле слышно произнесла: — Клава, ты обещала побыть со мной десять минут. Ты побудь здесь ровно минутку, а я только вниз спущусь и посмотрю, где стоит грузовик Ахмеда — где‑нибудь поблизости или нет. Я быстро! От неожиданности Клава открыла рот, и я сразу уловила в ее взгляде ярко выраженное смущение. — А если ты не вернешься? Ее вопрос прозвучал для меня как настоящая пощечина. Я ждала от Клавы всего, чего угодно, но только не этого. — Как не вернусь?! — Вот так, не вернешься, и все. — Ты мне не доверяешь? — А вообще‑то я тебя не знаю, — вновь удивила меня своим ответом Клава. — Клава, но как ты могла так обо мне подумать? — вырвалось у меня. — А как я должна о тебе думать? — Не знаю… Но мне кажется, что я не давала тебе повода так обо мне думать. — А я ничего плохого о тебе и не сказала. Я лишь высказала свое предположение: ты сейчас уйдешь свой грузовик искать, а в это время в квартиру войдет твой муж и подумает, что этого перца замочила я. Вызовет полицию, наденут на меня наручники, и прощай свободная жизнь. Нет, Валюша, оставаться в этой квартире наедине с мертвым перцем я не буду. Извини. — Тогда пойдем посмотрим, где грузовик, вместе. — Пойдем, а то мне что‑то уже совсем дурно: столько времени рядом с трупом сидеть. Как только я встала на ноги и хотела было открыть входную дверь, Клава усмехнулась и заметила: — А ты в полотенце пойдешь? — Ох, точно! Я сейчас быстро переоденусь. Бросившись в комнату, я скинула с себя окровавленное полотенце и, достав из сумки свои вещи, принялась одеваться. — А ну‑ка голубушка, постой, — сказала Клава и подошла ко мне. — Ты себя в зеркале видела? — Видела. — Страшное зрелище! Вообще за такие побои надо пообрывать руки тому, кто это сделал. Дай я тебе хоть раны слегка смажу. Клава смазала мои раны, не забывая при этом меня жалеть и посылать проклятия в адрес Валида, я тут же оделась, выпила купленное Клавдией обезболивающее и распустила волосы для того, чтобы ими прикрыть мое распухшее лицо. Вместе с Клавой мы спустились по лестнице, ведущей во двор и прямо у подъезда наткнулись на грузовик, принадлежащий Ахмеду. — Это и есть его грузовик, — обрадованно сказала я Клаве. — Не знаю, на кой черт он тебе сдался, но я бы на твоем месте в эту злосчастную квартиру больше не возвращалась. — Почему? — Потому, что дергать тебе нужно из страны, и как можно быстрее. Паспорт у тебя есть, ищи деньги и срочно езжай в Россию‑матушку. Проси у нее защиты. Она, конечно, в последнее время не очень похожа на матушку, скорее — на мачеху, но я уверена, что она тебе поможет. — А как же Ахмед? — растерялась я окончательно. — А Ахмеду уже ничего не поможет. С ним все и так ясно, а вот тебе спасаться надо. Я не представляю, как ты будешь этот труп тащить в грузовик. Ведь на тебя же все местные жители сбегутся поглазеть. Вся улица. И минуты не пройдет, как приедет полиция, тебя сразу упекут в тюрьму. Даже не тебя упекут, а ты сама по собственной глупости туда отправишься. Пока в квартиру не вернулся твой муж, у тебя есть время сбежать из страны. — Но ведь если мне даже удастся сбежать из страны, меня все равно обвинят в убийстве, а если я избавлюсь от трупа, то никто не узнает, что Ахмед мертв и что его я прикончила. Все будут считать его пропавшим без вести. — Я тебя еще раз спрашиваю: как ты собралась труп в грузовик тащить?! Это нереально. Беги от греха подальше, и все. Жалко, что мой Хасан от меня прячется. — А при чем тут твой Хасан? — Я бы его за штанину на сувенирной лавке подвесила, но добыла бы у него деньги тебе на билет. Думаю, у него выручка неплохая, да и заначка в чулке на черный день имеется, а ты бы потом нам этот долг в Сибирь выслала. Даже если бы не выслала, то мы бы тебе его простили. — Клава, ты слишком хорошо думаешь о своем Хасане. Такие, как он, ничего не дают — они только брать умеют. — А я же не говорю тебе, что я по‑мирному деньги хотела у него попросить, — моментально возразила мне Клава. — Я же его за штаны хотела подвесить. — Клава, а если я дам тебе пятьсот долларов, то ты мне поможешь? — Я постаралась использовать последний шанс и посмотрела на Клаву глазами, полными надежды. — Я даже за пару тысяч долларов труп в грузовик не потащу, — резко ответила Клава, но тут же одумалась и недоверчиво спросила: — У тебя денег нет ни цента, о каких пятистах долларах ты говоришь? — Я просто назвала тебе свою цену. Ты же можешь окупить свою поездку и привезти деньги домой. — Да у тебя денег нет, — по‑прежнему не верила мне Клава. — А если есть? — Тогда тебе нужно срочно из страны дергать. — Я хотела бы избавиться от трупа, мне тюрьма не нужна. Я еще молодая, еще смогу исправить свои ошибки и начать новую жизнь. Не будет трупа — не будет и преступления, тогда я могу со спокойной совестью вернуться на родину. Получится, что Ахмед пропал без вести и я не имею к этому малейшего отношения. Даже если мне удастся избежать проблем в Египте, то мне не хочется, чтобы они настигли меня на родине. Так ты поможешь мне или нет? — Я помолчала и тут же добавила: — За пятьсот долларов. — Пятьсот долларов бы были для меня, конечно, не лишними. Я бы и в самом деле свою поездку окупила. Тем более у меня трое детей… Почувствовав, что Клава уже практически готова мне помочь, я ощутила, как меня бросило в жар: — Деньги ты получишь завтра, в три часа дня. — Ты же сказала, что тебе привезут пятьсот долларов? — Да. Именно на эту сумму мы с тобой и договорились. — А на что ты тогда полетишь в свою Москву? — Мне привезут тысячу. Из этой тысячи пятьсот долларов твои, а пятьсот — мои. — А ты уверена, что тебя не подведут с деньгами? — Уверена. — Тогда по рукам! Что же не помочь хорошему человеку? Я хорошему человеку помочь всегда рада! ГЛАВА 26 Единственное, за что я очень сильно переживала, так это за то, чтобы раньше времени не появился Валид, потому что я прекрасно понимала: если в квартиру вернется мой муж, то моим планам просто не суждено будет сбыться. Перетащив труп Ахмеда в старенький шкаф, мы сидели с Клавой на кухне, пили холодный красный чай и ждали, когда стемнеет. Клава задумчиво смотрела на Хургаду из окон моей квартиры и не могла не возмущаться по поводу того, что этот город не предназначен для жизни нормального европейского человека, привыкшего к цивилизации и к хоть какому‑то маломальскому комфорту. — Я не представляю, как из Москвы можно переехать на постоянное местожительство в Хураду, — никак не могла успокоиться она. — Хотя, если честно, я Москву не люблю. Какая‑то она шумная, неприветливая, злющая. То ли дело — у нас в Сибири. Будет желание — приезжай в гости. У нас такая красота, словами не расскажешь! — Спасибо, конечно, за приглашение, но я еще не знаю, как дальше сложится моя судьба, а ты меня уже в гости зовешь. Теперь, после всего того, что со мной произошло, я и сама не понимаю, как я могла решиться переехать на постоянное место жительства из Москвы в Хургаду. Знаешь ведь, как любовь туманит голову. — Неужели ты так сильно влюбилась? — Сильно. — Что за перец тебе такой необыкновенный попался, что от него ты так голову потеряла? Ты от русских мужиков хоть раз голову теряла? — Нет, — покачала я головой. — Увлечения и влюбленности были, а что такое любовь, я не знала. — Интересно, а почему так?