— Как бы он на второй этаж запрыгнул? Это же не первый, высоко же. И твой Хасан не шимпанзе. — Да он круче, чем шимпанзе: для него это не высота. — Он у тебя особенный, что ли? У него же ноги короткие, сюда запрыгнуть он точно не сможет. — Это мы с тобой не сможем, — согласилась со мной Клава. — А они знаешь как прыгают — дай бог каждому! — Кто это — они? — Я никак не могла понять Клаву. — Да эти перцы, арабы. Он же когда есть захотят, за бананами лазят с одной пальмы на другую. Может, у Хасана снаряжение какое есть. Египтяне к любым условиям приспособлены: если им какая женщина понравится, то они и на третий этаж смело запрыгнут. Клава замолчала и заговорила серьезным голосом: — Валька, а что делать‑то? — Ума не приложу, — с болью в голосе ответила я. — Хотя ума‑то у меня уже, пожалуй, нет. Мозги все муж отбил. — Может, я со своего телефона тебе полицию вызову? Ты мне только адрес скажи. Я сразу подумала о том, что у Ахмеда есть запись нашего с ним разговора, и поняла, что вызывать полицию Клаве не стоит. — Нет, полицию не надо. — Араба своего боишься? — Мне кажется, что я уже собственной тени боюсь. Клава внимательно всмотрелась в мое лицо и спросила меня участливо: — Валя, может, я в аптеку пока схожу, а затем к тебе поднимусь, и мы вместе с тобой с дверью попробуем что‑нибудь сделать? Дверь‑то крепкая? — Да нет, слабенькая. — Тогда, может, мы и в самом деле справимся без посторонней помощи. — Давай попробуем. — А в аптеку сходить? Давай я тебе что‑нибудь обезболивающее куплю и мазь от синяков, ссадин и ран. Тут аптека недалеко есть. Тебе обязательно нужно обезболивающее выпить — ты почувствуешь себя значительно легче. Я молчала и смотрела на Клаву. — Ну, что ты молчишь? Мне в аптеку идти? — У меня денег нет. — А при чем тут деньги? — Да при том, что мне не на что купить лекарства. Нет у меня ни цента. — Да брось ты! — махнула рукой Клава. — Не нужно мне никаких денег. Что мы, русские люди, уже бесплатно друг другу помощь не можем оказать, тем более за границей. — Спасибо. — Тогда я в аптеку пошла, а ты тут стой и меня жди. — А мне идти некуда. Клава пошла в аптеку, а я зашла в комнату для того, чтобы снять с себя полотенце и одеться. Услышав, что в замке поворачивается ключ, я бросилась к пляжной сумке, стоящей у самого входа, засунула в нее руку и вытащила пистолет. Затем я прижалась к стене и сняла пистолет с предохранителя. Я вспомнила, что так делали герои остросюжетных фильмов. Мной овладел жуткий страх, который просто сковал все мое тело. Я знала и чувствовала, что Валид вернулся сюда лишь за тем, чтобы посмотреть, жива я или мертва, и если он увидит меня, стоящей на ногах, то изобьет так жестоко, что я уже вряд ли когда‑нибудь встану. Я дрожала так сильно, что с трудом удерживала в руках пистолет. Такое впечатление, что я превратилась в пучок оголенных нервов. Мне казалось, что входная дверь открывается целую вечность. Потом послышалась арабская речь, и я поняла, что Валид разговаривает с кем‑то из проходящих мимо соседей. Я вспомнила все унижения, через которые мне довелось пройти благодаря своему мужу, и меня охватила сильнейшая дрожь. Я знала, что обязана выжить, потому что я хочу жить, хочу увидеть маму, своих друзей и Москву. А для того, чтобы выжить, я должна собрать всю свою силу воли в кулак и себя защитить. Мне было больно оттого, что человек, который сейчас вошел в квартиру, так жестоко растоптал мою жизнь, пройдясь по моей душе своим начищенным ботинком. Он одним махом разрушил мой мир и наплевал на то, что мне было так дорого. Сейчас я отчетливо понимала, что полюбила не мужчину, я полюбила ЧУДОВИЩЕ. ЧУДОВИЩЕ, которое умело хорошо маскироваться под милого, доброго и душевного человека. На самом деле этот «душевный» человек был слишком расчетливым, коварным, лживым, грубым и жестоким. Совсем недавно я безумно его любила, буквально таяла от его слов, а теперь я его так сильно боюсь, что испытываю всепоглощающий страх даже при одном воспоминании о нем. Когда‑то он рассуждал о людях и любил делать заключение, какое у них сердце: светлое или черное. Так вот, мне стало казаться, что у этого человека вообще нет сердца и мне необходимо в этом убедиться. Я должна выстрелить ему в спину. Я должна… Если у него есть сердце, то оно остановится, если сердца, действительно, нет, тогда мой мучитель останется жив. Когда дверь наконец‑то открылась, я тут же прицелилась и выстрелила вошедшему мужчине в спину. — Здравствуй, Валид, — холодно поприветствовала я его и выстрелила еще раз. Мужчина с грохотом повалился на пол, а я быстро прикрыла входную дверь и, присев рядом с лежащим на полу бездыханном телом на корточки, с ужасом обнаружила, что передо мною Ахмед. — Боже мой, я убила Ахмеда. Боже мой… Выронив пистолет на пол, я всхлипнула и с ужасом посмотрела на входную дверь. Я боялась, что сюда с минуты на минуту может прийти Валид. Я еще плохо понимала, что натворила, но знала, что одного моего врага уже нет. — Ахмед, ты живой? — спросила я. Мужчина не отвечал. В его спине зияли два пулевых отверстия. Как только вновь открылась входная дверь, я вскрикнула, быстрым движением подняла пистолет с пола и… увидела заглядывающую в квартиру Клаву. Заметив в моих руках пистолет, она слегка покраснела и посмотрел на Ахмеда, лежащего на полу. — А я в аптеку сходила, — немного заикаясь, произнесла она. — Лекарства тебе купила. Возвращаюсь, а тебя на балконе уже нет. Ну, я твою дверь по месторасположению балкона и вычислила. — Клава немного помолчала и осторожно спросила: — А ты своего перца убила, да? — Убила, — всхлипнув, ответила я и вновь бросила пистолет на пол. — Насмерть? — Вроде бы насмерть. — Решила полиции его не сдавать, а сама расправиться? — Решила. — Может, и правильно, — понимающе посмотрела на меня Клава. — За такие дела только так с ними поступать‑то и нужно. Это им не за бананами по пальмам лазить. Не надо было поднимать руку на русскую женщину. — Я думала, это Валид, — я хотела было вытереть слезы, но, дотронувшись до узких, опухших щелок, которые когда‑то были глазами, взвыла от боли. — Больно? — Очень. — Да, здорово он тебя разукрасил. Может, сломал что? — Я не знаю. У меня все болит. — Так я что‑то не поняла, это твой перец или нет? — Нет. — Кто такой Валид? — Валид — это мой муж. А это Ахмед. — А Ахмед тогда кто? — Дядька моего мужа. — Вот тебе раз! Значит, ты не того шлепнула? — Не того… — Ошиблась, что ли? — Ошиблась. — Да уж, недоразумение получилось, — Клава задумчиво почесала затылок. — А этот‑то хоть нормальный перец был? Одним словом, ты хорошего человека по ошибке убила или нет? — Он меня шантажировал. — Значит, туда ему и дорога. А пистолет ты где взяла? — У него на квартире. — Значит, его же оружием и убила, — Клава уставилась на Ахмеда, поджала губы и покачала головой. — Получается так. Немного придя в себя, я посмотрела на Клаву отрешенным взглядом и как‑то нерешительно спросила: