— И как тебя в эту помойку занесло? — Это все любовь окаянная. — Ну ты даешь! А я бы здесь жить не смогла. Помойка — она и в Африке помойка. Грязь кругом, антисанитария страшная. У нас в Сибири воздух намного чище, лес шикарный. Единственный плюс — это то, что здесь есть море и мужиков бездомных много. — Бездомных? — удивилась я. — Я имела в виду — свободных. В Сибири такого нет. А здесь столько неженатых мужиков… — В этом я с тобой полностью согласна. — Сидят на улице в своих кафе‑шопах, курят да телевизор смотрят. Не могут найти себе применение, а у нас столько одиноких женщин в самом расцвете лет пропадает. А эти дурни так до старости и просидят. Послушай, если ты местная, то просвети, какого черта они целым скопом на улице телевизор смотрят? Что за удовольствие? Как, кстати, тебя зовут, ты так и не представилась. — Валя. — Понятно. Так что там насчет телевизора‑то? — Здесь просто уровень жизни другой, — попыталась объяснить я. — Не у каждого дома есть телевизор. Вот мужики и собираются, кальян курят, общаются и телевизоры в уличных кафе смотрят. — Надо же, просветила меня, а то ведь я и не знала. Так эти дурни и просидят в своих не кафе‑шопах, а в кафе‑жопах до старости! Я вот смотрю на них и думаю: как же их бабам‑то подфартило! — Чем? Бабы‑то у них совсем забитые. Хоть все и говорят про свободу женщин на Востоке, но на самом деле никакой тут свободы нет. Мужчина в доме царь и бог. — Да я не это имела в виду. Просто египтянкам повезло, что мужчин в их стране больше, чем женщин. Вот это выбор, вот это я понимаю! Этому не дала, этому не дала, а вот этого себе на ночь оставила. — Да толку‑то! Им все равно больше, чем одного мужика, иметь нельзя. — Зато у них есть среди кого выбирать, а у нас в России с этим напряженка. Мужиков — раз, два и обчелся. Мало того, что постоянно какой‑нибудь кризис случается, то энергетический, то экономический, так еще и мужчин мало. А ведь у нас на первом месте именно этот кризис должен стоять и никакой другой: кризис нехватки мужиков. Когда Клава замолчала, я улыбнулась и не могла не спросить: — А ты все‑таки к Хасану приехала? — Да вот, караулю своего перца, — сразу призналась она. — А где он? — Сменщик говорит, что приболел, домой отпросился, а я думаю, может, он меня испугался. — А чего ему тебя бояться‑то? — Я ему сказала, что, как бы он ни сопротивлялся, я его все равно в Сибирь увезу. Со мной шутки плохи! Поедет, как декабрист, и никаких разговоров. — А может, оно и к лучшему? — Что к лучшему? — не поняла Клава. — Ну то, что он испугался. — Что ж хорошего‑то? Жениться на мне обещал. Да он много чего обещал, ты сама слышала. — Мужики здесь все такие, они только обещать и умеют. — Я у напарника спрашивала адрес моего перца, а он не дает. Говорит, что не знает, где Хасан живет. Разве такое может быть, чтобы два человека в одной лавке работали, а друг про друга ничего не знали? — Не может, — покачала я головой. — Значит, врет второй перец, — сразу сделала вывод Клава. — Может, просто стесняется. — Что значит стесняется? — не сразу поняла я Клаву, потому что хорошо знала, что здешний народ особо стеснительным не назовешь. — Может, мой перец в каком‑нибудь шалаше живет, спит на циновках. Я же понимаю, что здесь жизнь не сахар. — И долго ты будешь здесь его караулить? — на всякий случай поинтересовалась я у Клавы. — Сегодня постою еще немного да завтра еще приеду. Если узнаю, что он от меня прячется, из‑под земли достану и разнесу его лавку к чертовой матери. Пока мы с Клавой тихо‑мирно беседовали, к нам то и дело подходили самые разнообразные арабы и делали такие комплименты, от которых у кого хочешь голова пойдет кругом. — Видишь, сколько здесь такого добра: египтяне приставучие до ужаса! — сказала я. — Да, — согласилась со мной Клава. — Я еще никогда так много симпатичных и говорливых мужиков не видела. Но я своего перца все равно ни на кого не променяю, он мне в душу запал. Хасан сказал мне то, что я десять лет хотела услышать. Только чем я его напугала, не могу понять. Видимо, он в Сибирь боится ехать — холодов испугался. — Конечно, он же столько лет просидел под пальмой, а ты его сразу на мороз вывезти хочешь. — Так я бы его укутала. Что ж я, враг ему, что ли? Чудные они, эти египтяне. Да и ласковые слова у них тоже чудные, наши мужики такого не говорят. А что, я правда похожа на кошку? — Тебе это Хасан сказал? — Да, он сказал, что я похожа на кошку, а все кошки мои сестры. Чудной какой! — Это у них рабочие, заученные фразы. — Ты хочешь сказать, что египтяне это всем говорят? — Без разбору. — Не верю! Хасан сказал это с такой искренностью… Заученные фразы так не говорятся. А может, во мне и в самом деле что‑то кошачье есть… Вот твой муж тебе такое говорил? — Говорил. Напарник Хасана вышел из лавки и с любопытством посмотрел на нас. Я не сомневалась в том, что Хасан прячется где‑то здесь и ждет, когда Клава уедет в отель, но не хотела расстраивать очарованную арабом женщину, потому что понимала, что если она в этом убедится, то возьмет лавку штурмом. — Красавицы, покупайте сувениры! — улыбнулся напарник Хасана — У меня халява. Русские любят халява. — Да какая у тебя халява?! — возмутилась Клавдия. — Цены взвинтил! Крохобор! Дуришь нашего брата. — Халява — это у них любимое слово, — пояснила я Клаве. — Да я так сразу и поняла. Они это всем русским постоянно говорят. А как цену спросишь, так они ее сразу так понимают, что плохо становится. Арабы что, не понимают, что халява — это когда тебе что‑то дают бесплатно? — Ничего они не понимают. — Послушай, Валька, и как ты здесь живешь? Море здесь, правда, очень красивое. Ты хоть купаться‑то ходишь? Наверно, из воды не вылезаешь? — Была на море всего один раз. — А что так? — Тут порядки дурные. Муж не хочет, чтобы я одна на улицу ходила. Можно выходить из дома только в присутствии его родственника. — Ничего себе они здесь намудрили! Ты же не в тюрьме сидишь, — понимающе произнесла сердобольная Клава. — Я поэтому и говорю, что лучше мужика здесь цеплять и к себе везти, чтобы он жил по нашим порядкам. Ты знаешь, я сегодня мимо мечети проходила, сколько же там мужиков, это надо видеть! И все раком стоят. Красота! Правда они все зачуханные какие‑то, пыльные. С душком. От них какой‑то прелостью воняет. Но это не беда, мужичка всегда отмыть можно: в ванну с пенкой посадить, мочалкой потереть, только воду менять почаще надо. А потом его одеколоном обольешь, и он чистенький будет, свеженький, новенький. Напарник Хасана не сводил с нас глаз и, видимо, ждал, когда мы уйдем, потому что скорее всего Хасан действительно прятался в лавке. — Девушки, покупайте сувениры! — напомнил о себе он. — Да что у тебя покупать? Какие сувениры? Я Хасана скоро в Сибирь увезу вместе со всеми твоими сувенирами. Он у меня сам, как сувенир будет, на него весь наш поселок посмотреть сбежится. Напарник Хасана сверкнул в сторону Клавы злобными взглядом и возмутился: — Послушай, красавица, езжай в свой отель. Хасан болеет. Он не поедет в твою Сибирь, он не любит мороз. Хасан хочет жить в Хургаде. — Да кто его спрашивать будет?! Будет сопротивляться — я его упакую бандеролью и в Сибирь‑матушку отправлю. Мороз он не любит! Тоже мне, неженка нашелся. Он что, думает, я к нему в Хургаду мотаться буду, а он в мое отсутствие будет разгульный образ жизни вести и девок портить?! Не угадал! — Слушай, да каких девок он будет портить?! — еще больше возмутился напарник Клавиного возлюбленного. — У вас все девки уже давно испорчены, у вас неиспорченных не бывает. — У меня нет столько денег, чтобы туда‑сюда мотаться, — продолжала Клава, — Я троих детей одна ращу. На эту‑то поездку еле накопила. Так что у меня разговор короткий: назвал прилюдно меня женой — значит, пусть женится, и точка! А то ишь надумал, чтобы я к нему постоянно моталась! А о моем бюджете он подумал?! Так что дадим ему валенки, ушанку и пусть привыкает к сибирским морозам. — Женщина, возьми другого в свою Сибирь, — отстаивал честь друга напарник Хасана. — Поговори с кем‑нибудь еще, может, кто и поедет. Вон, на той стороне Саид работает. Его в тюрьму должны посадить, ему нужно укрыться. Поговори с ним — он должен поехать в твою Сибирь. — Нам в Сибири еще только уголовников не хватало! — вскипела Клавдия. — Я кого попало в Сибирь не повезу. Мне нужны настоящие чувства. — Саид будет тебя любить! — Я своего Хасанчика ни на кого не променяю, — отрезала Клава. — Если мой перец завтра в своей лавке не появится, то я его больше караулить не буду. Я просто эту лавку с землей сровняю. Так моему перцу и передай! — воинственно произнесла Клава. — Передам, — испуганно ответил араб и быстро ушел в свою лавку.