– Так не пойдет, – ответил Холидей. – Если я хотя бы взгляну на Лолу, когда вы ее исправите, то Кейт исправит кое-что во мне. Он на пальцах изобразил ножницы. – Кейт – та еще фурия, – сказал Бантлайн. – Все еще не могу поверить, что она встала на пути Джонни Ринго. – Кейт на все плевать, кроме своего имени. – А что с ее именем? – нахмурившись, спросил Бантлайн. – Точнее, дело в ее прозвище. – Какое у нее прозвище? – Большеносая Кейт. – Дьявол! – воскликнул Бантлайн. – В Додж-Сити я слышал о Большеносой Кейт, но здесь даже не подумал связать это имя с Кейт Элдер. – Вот и забудьте о нем, – посоветовал Холидей. – Дольше проживете. – Теперь, когда вы упомянули ее прозвище, я стану так сильно стараться забыть о нем, что оно как-нибудь само сорвется у меня с языка. – Ну, я вас предупредил. Помолчав, Холидей полюбопытствовал: – Кстати, Бэта сегодня утром нашли? – Да, на крыше церкви Святого Павла на Сэффорд-стрит. Совершенно голым, как обычно. – Как-нибудь он приземлится на очень крутую крышу и, снова став человеком, скатится с нее. – Знаю, – согласился Бантлайн. – Том работает над проблемой Бэта, однако он буквально разрывается на части. – Лучше бы Тому поторопиться. В конце концов Бэт останется ночью в пределах города и нападет на человека или лошадь, а тогда ему не миновать пули. – Нервы у него начинают сдавать, – добавил Бантлайн. – Он не помнит ночных полетов, однако само знание того, что с закатом он обращается кровососущим монстром и ничего не соображает, сводит его с ума. В буквальном смысле. Бэт не помнит даже, как Том ослепил его вспышкой. – Долго вам еще трудиться над сверхпрочной камерой? – Еще несколько дней. Только бы латунные стены и правда сумели его удержать… Я прежде такого сильного существа не встречал. – Было бы здорово наслать Бэта на Джеронимо. – Шаману, который наложил на человека заклятие, сам проклятый вреда причинить не сумеет. – Я надеялся, что Джеронимо испугается и снимет чары. – Насколько я знаю, Джеронимо ничего не боится. – Может, тогда я отвезу Бэта к ранчо Клэнтонов и выпущу его на закате? – Рискуете и вы, и ваша лошадь, – ответил Бантлайн, – не меньше Клэнтонов. – Вы всегда такой оптимист? – спросил Холидей. – С тех пор, как перебрался в Тумстоун. 18 Холидей открыл незапертую дверь и вошел в номер отеля: свежевыкрашенные стены, кровать, тумбочка, небольшой стол и стул. Кладовой не было, но постояльцу хватало и деревянного шкафа. Мастерсон сидел на краю кровати, завернувшись в выцветший плед из тонкой оранжевой шерсти, с папиросой в зубах. В пепельнице лежало с дюжину окурков. На тумбочке стояла ополовиненная бутылка виски. – Как держишься? – спросил Холидей. – Все хорошо, – ответил Мастерсон. – Вижу. Вот только дымишь как паровоз, хлещешь самый дешевый виски, какой сумел достать, и тебя трясет так, что пришлось завернуться в плед. – Черт тебя задери, Док! – огрызнулся Мастерсон. – Вот попревращайся-ка еженощно в кошмарную тварь, попросыпайся неизвестно где, ничего не помня, не зная, кого убил… тогда поговорим! – Остынь, – произнес Холидей. – Я тебе не враг. – Вы все враги! Ты человек с утра до вечера и ночью тоже, а я только днем, – журналист затушил окурок и тут же скрутил себе еще папиросу. – Бесполезен и себе, и Уайетту, вообще всем. Единственная причина, по которой я еще не покинул город – это потому, что кто-нибудь из вас точно меня отыщет утром и вернет сюда. А вот что сделают с незнакомцем, который каждое утро просыпается на новом месте, голым? Если бы мозги работали, я бы в обличье мыши убил сначала Джеронимо, затем себя, но я ведь ни черта не соображаю и потом ни черта не помню. – Мы можем восстановить картину событий, – предложил Холидей. – Каждое утро находят корову или лошадь с разодранным горлом, так что есть шанс определить, где тебя носило. – Как я за них расплачусь? – О том, что происходит с тобой на закате, – усмехнулся Холидей, – знают только шестеро или семеро. Никто не придет требовать с тебя денег за животных. И потом, Джон Клам предупредил: если кто потребует возмещения убытков, он сам заплатит. – Кто это, Джон Клам? – Редактор «Эпитаф». На случай, если ты еще сам не заметил: город расколот надвое. Одна половина почитает Эрпов, вторая – Джонни Биэна и Ковбоев. – Ковбоев? – нахмурился Мастерсон. – В округе сотни ковбоев. – Есть те, что величают себя Ковбоями с большой буквы К. Банда под водительством Курчавого Билла Броциуса и Айка Клэнтона. Та самая, на борьбу с которой нас с тобой и вызвали. – Я думал, мы приехали защищать Томаса Эдисона и Неда Бантлайна. – Так и есть, – сказал Холидей. – Впрочем, в конце концов все сводится к тому, что нам предстоит война с Ковбоями. Мы уже выяснили, что в Эдисона стрелял Броциус, – отхлебнув из бутылки, дантист поморщился. – Теперь еще к ним присоединился Джонни Ринго. – Разве его не пристрелили в Уэйко? – спросил Мастерсон. – Пристрелили. – Тогда как?.. – насупился Мастерсон. – Ты тут не один такой, – ухмыльнулся Холидей, – заколдованный. – Так он что… этот… как их там … зомби? Холидей кивнул. – Опять происки Джеронимо? – Нет, Римского Носа, – Холидей рассказал о деталях сделки между шаманом и Клэнтонами. – Раз у Броциуса не получилось убить Эдисона, Римский Нос, должно быть, решил, что нужен кто-то пострашнее. – Ты сам его видел? – Мастерсон так увлекся, что забыл о папиросе в руке; плед сполз у него с плеч. – Вчера я даже выпивал с Ринго. – Почему не убил? – Он и так мертв. И кстати, Ринго мне нравится. Мастерсон часто-часто заморгал. – Тебе нравится зомби? – В разумных пределах. Рано или поздно один из нас убьет другого, а до тех пор мы с ним очень мило болтаем о литературе и философии. – Как ты намерен убить Ринго? – спросил Мастерсон. – Сам же говоришь: он уже мертв. – Том и Нед объединили умы, дабы решить для меня эту задачку, – ответил Холидей и, не сдержав улыбки, добавил: – Кейт сама чуть не решила ее. – Кейт Элдер? – Других Кейт я не знаю.