Я сдернула ее. За тряпкой открылось зеркало, а в нем мое бледное измученное отражение, которое выглядело так, словно его кто-то долго держал без еды и света, может быть, даже в этом самом шкафу. За отражением промелькнула едва заметная тень возле самого пола. Я не испугалась. Не боюсь домовых. Что-то скрипнуло, и на кухне мышь уронила веник. «Здравствуй, Тишка!» – поздоровался дом. Остаток дня прошел бессмысленно и суетливо. Я ощущала себя не новым полноправным владельцем, а захватчиком на чужой территории. Протерла кое-где пыль, чтобы утвердить себя хозяйкой, но это не слишком помогло. Я снимала простыни с занавешенных зеркал, и в каждом открывалось мое лицо, которое неуловимо отличалось от тех, что я видела в предыдущих отражениях. Словно дом подсовывал мне мои некачественные копии. До вечера я бездумно занималась ерундой. Меня не тревожили мысли ни о недавно умершей Раисе, ни о том, что случилось много лет назад. Похоже, таблетки, выписанные психиатром, начали действовать. Чем хороши лекарства – с ними перестаешь задавать вопросы. Мир отныне состоит лишь из утвердительных предложений. Октябрь желтый. Вода мокрая. Я наследница Раисы Савельевой. Я даже не пыталась представить, что стану делать с ненужным состарившимся особняком. Просто машинально ходила туда-сюда с тряпкой и переставляла стулья. Все было другое. Синтетические шторы, современная мебель. Вещи переехали на новые места, и я то и дело натыкалась на какое-нибудь кресло или угол стола, которого здесь не должно было быть. Не знаю, отчего это так поразило меня. Неужели я думала, что жизнь в Литвиновке законсервируется в том виде, в каком я ее запомнила? Когда начало темнеть, я спохватилась, что в холодильнике нет продуктов, и заторопилась в поселковый магазин. Возвращалась уже в сумерках. Сумки оттягивали руки. Мне показалось, что возле дверей мелькнула какая-то тень, но когда я подошла ближе, она растаяла. На ночь я расположилась в гостиной на диване. Не в бабушкиной же спальне устраиваться, честное слово. На секунду у меня мелькнула мысль о комнате, где поселили меня в то безумное лето… Я даже не стану заходить туда. Собственно, я ведь так и не осмотрела дом. Перемещалась как сомнамбула между столовой, кухней и прихожей. Еще пару раз заглянула в дедову библиотеку. Мне почудилось, что все до единой книги в шкафу – другие. Уж этого-то точно не могло быть, бабушка никогда не выкинула бы собрание его сочинений. Или это сделала не бабушка? Уже засыпая, я пообещала себе обойти завтра все помещения. Включая мансарду. Да, мансарду в первую очередь. В конце концов, мне нечего бояться. Все самое страшное уже произошло. 2 Алексей Савельев – Алексей Юрьевич, она приехала. Вот черт! У меня теплилась надежда, что наша внезапная наследница не сунется в свое новое поместье. Зачем оно ей? После всего, что случилось, можно было ожидать, что она и близко к нему не подойдет. Но нет. Все-таки решилась. Похоже, из любопытной девчонки выросла любопытная женщина. – Давно она там? – Со вчерашнего дня. – Что делает? – Дома сидит. Выходила один раз. Все хуже и хуже! Раз не высовывается наружу, значит, разбирает доставшееся ей имущество. Чем еще можно заниматься в этой огромной домине? – Мне продолжать наблюдение, Алексей Юрьевич? – Нет, ты там больше не нужен. Возвращайся. В трубке немного помолчали. Я нутром уловил, что сказано не все. – Выкладывай, Сережа. – Да не уверен я… – Все равно говори. – Мне показалось вчера, кто-то ходил вокруг дома, – решился безопасник. – Я в машине сидел, видел только силуэт. Но наверняка сказать не могу. Силуэт, значит… Это с равным успехом мог быть залетный наркоман, высматривающий заброшенные дома, и тот, кто догадывался, что именно осталось в наследство после умерших хозяев. От Прохора можно ожидать любых сюрпризов. «Даже от покойного, – сказал я мысленно, но тут же исправился: – Особенно от покойного». – Возвращайся, – повторил я. – Дальше я сам. – Уверены, Алексей Юрьевич? Если говорить начистоту, нет, не уверен. Я совершенно не убежден, что мне стоит ворошить прошлое. Но вслух сказал иное: – Абсолютно уверен. Перед тем, как ехать, я позвонил отцу. – Зачем тебе это? Голос у него озадаченный. Голос у него всегда озадаченный, когда он разговаривает со мной. Словно отец постоянно удивляется, как у него мог получиться такой странный, не понятный ему сын. Яблоня, недоуменно взирающая на валяющийся под ней артишок. Я много лет пытался заслужить его любовь и сейчас думаю, что в моей жизни не было более бессмысленного занятия. – Так зачем, Алексей? – Есть кое-какие рабочие моменты, – туманно сказал я и ведь почти не соврал. – Я тебе потом расскажу, если все сложится. – Ну, береги себя, – пожелал он напоследок очень серьезным и ответственным тоном, как будто я лез на Эверест или планировал поход по джунглям. – И вот еще что, Алексей… Мне показалось, отец собирается с духом, прежде чем сказать мне что-то важное. – Да, пап? – Не забудь позвонить Ларисе Степановне. У нее двенадцатого день рождения. Вот так и выглядит наш с ним традиционный диалог. Только я настроюсь на то, что сейчас отец приоткроет мне душу, как он выдает очередное напоминание вроде требования поздравить соседку по даче. Вообще-то на этот случай у меня есть специальная программа на телефоне, и работает она куда эффективнее папы. По крайней мере, не путает отчества. – Семеновна, пап. – Не понял. – Она Лариса Семеновна, а не Степановна. Отец помолчал. Потом сказал: «Да какая разница!» – и повесил трубку. Я еще некоторое время смеялся, когда в кабинет заглянула Леночка. – К вам из «Стеллы» пришли, Алексей Юрьевич… «Стелла» – молодое издательство, выросшее из старых денег. В свое время пытались оттяпать у нас учебную литературу, но ничего у них не вышло. Из проигравшего врага может получиться неплохой партнер, так что со «Стеллой» мы осторожно кружим друг вокруг друга и делаем вид, что распри позабыты. Кажется, что-то подобное предстоит мне и в Литвиновке. 3 Женя Кошелева