Вероника молча сделала шаг к нему, и он приготовился уклоняться от удара. Черт ее знает, чего от нее ожидать! – Я могу вам помочь? – спросил он. – Ночь уже, поздно, а вы тут одна пытаетесь справиться. Хотите, будем искать вместе? Он забалтывал ее, но судя по всему, реплики были выбраны неправильно. Голубые глаза по-прежнему расширены, как у взбесившейся ангорской кошки, и нож на изготовку. – Вы же понимаете, что пырнуть меня этим вашим кинжалом – плохая идея? – поинтересовался Бабкин. Кажется, подействовало. Она опустила руку. – Вы ударили поленом Яну? – спросил Сергей. Вероника молча покачала головой. Ее молчание начинало его беспокоить. Она и прежде не казалась ему разговорчивой, но в ситуации, когда ее застали роющейся посреди ночи в чужих коробках, можно было бы и сказать что-нибудь в свое оправдание. – Ничего не хотите объяснить, Вероника? Кажется, вот это легкое движение губ означает у нее усмешку. Сергей пожал плечами: – Дело хозяйское. Но я сейчас разбужу Яну, покажу, что вы сделали с вещами, доставшимися ей в наследство, и вас через час выставят из дома. Вот теперь она всерьез испугалась. Страх считывался вполне недвусмысленно, и Бабкин почувствовал облегчение. Наконец-то ему удалось расшифровать хоть какую-то ее эмоцию! – Не надо. Слабый тихий голос. Она даже наклонилась и положила нож на пол, словно показывая, что больше не вооружена. – Тогда объясните, что вы здесь делаете. – Я ищу одну свою вещь. – Какую? – Я не могу сказать. – Какую? Глаза ее сверкнули. – Я не могу сказать! Бабкин понял, что настаивать бесполезно. – Ну вот что, – начал он, изрядно устав от происходящего. – Я уверен, что вы знаете, кто ударил вашу сестру и едва не прикончил ее. Это сделал один из вас троих. Или вы называете мне его имя, или готовьтесь паковать вещи. В принципе, вашу семейку давно следовало выгнать отсюда к чертовой матери. Не знаю, отчего Яна проявила такую доброту. Но мне удастся ее переубедить, даю вам слово. Он блефовал, конечно же. Но ему хотелось есть, и чувство голода вкупе с желанием наконец выспаться придавало его тону необходимую убедительность злости. Бабкин был чертовски раздражен и хотел покончить с происходящим вокруг абсурдом как можно быстрее. Она беспомощно огляделась, словно пытаясь призвать на помощь кого-то невидимого. – Говорите, – попросил Сергей. – Вам все равно придется это сделать. Илюшин сверил смазанные отпечатки на плафоне с теми, что хранились в их деле, и ожидаемо не нашел совпадений. Видимо, тот, кто выкрутил лампу над крыльцом, был в перчатках. «Предусмотрительный, гад». Осмотр полена тоже ничего не дал. Конечно, существовал призрачный шанс, что преступник, нанося удар, содрал кожу с ладони, оставив на древесине следы крови. Но Илюшин отдавал себе отчет, что вероятность эта ничтожно мала. – Улики есть, но толку-то от них, – пробормотал он, берясь за свою головоломку. На этот раз ему удалось сложить кубик за две минуты, и в тот момент, когда последняя полоса встала на свое место, его словно кольнуло. – Отпечатки, отпечатки, – забормотал Илюшин и вскочил. – Товарищи, а ведь я уже их видел прежде… Незримые товарищи, имевшие смутный облик клонов Бабкина, поинтересовались у Макара, что он имеет в виду. Плафон? – Нет, не плафон, – отмахнулся Илюшин. – Но мне определенно встречалось… И тут он вспомнил. Зрительная память была у Илюшина близка к фотографической. Эти параллельные завитковые узоры он видел дважды: сначала в материалах, собранных следователем Гусаком, а затем в своих собственных. Макар открыл архивное дело, включил планшет и вывел на экран фотографию отпечатков, снятых собственноручно им самим. И едва преодолел искушение немедленно отыскать Бабкина и вывалить на него новую информацию. – Круто, – пробормотал он, глядя на совершенно одинаковые узоры. – Как я раньше не заметил! Но это ни на шаг не приближало его к разгадке, кто напал на Яну Тишко. – Кофта, кофта, – пробормотал Макар. Расстегнутая молния не давала ему покоя. Зачем раздевать свою жертву, тратя драгоценное время? Если Яну хотели напугать, чтобы она прекратила расследование, или даже убить… – Стоп! – вслух сказал Илюшин. «Я исхожу из неправильной предпосылки вместо того, чтобы исходить из фактов. А факты таковы, что девушку оглушили и пытались раздеть». И тут все сложилось. Истории из ее детства, рассказанные Яной, ограбление старухи, сегодняшнее нападение… – Я тормоз, – сказал себе Макар и быстро пошел к двери. Он распахнул ее и столкнулся нос к носу с Бабкиным. – Это Женя, – торопливо сказал Сергей. – Знаю. Давай за мной. – Откуда ты знаешь? – шепотом взвыл Бабкин. – Ты не можешь знать! – А ты понимаешь, почему она это сделала? – Илюшин уже взбегал на второй этаж. – Понятия не имею. Ее сестра видела, как она выворачивала лампочку, но только позже поняла зачем. – Как ты ее разговорил? – Она сама решила, что лучше признаться. Макар остановился перед дверью, ведущей в комнату Яны Тишко, и постучал. – Кто там? – вполголоса спросили изнутри. – Яна, это мы. Она открыла дверь, кутаясь в шаль, наброшенную на пижаму. – Извини за вторжение, – деловито сказал Макар, без приглашения входя в комнату. – Ничего, я не спала, читала… – она растерянно переводила взгляд с него на Бабкина. – А что случилось? – Что на тебе надето? – Прости? – Что на тебе надето? – раздельно повторил Макар. – Перечисли. Несколько секунд Яна смотрела на него как на законченного идиота, и Сергей ее понимал. – Э-э-э… ну, носки, – наконец сказала она. – Пижама. Трусы. Достаточно? – Нет. Продолжай. Что еще? – Бюстгальтера нет, – начиная сердиться от общего идиотизма ситуации, сказала девушка. – На пижаме, как ты видишь, шаль. Бабушкина. Потому что холодно. – Что еще? Под пижамой! Она прищурилась и, кажется, была близка к тому, чтобы выгнать его. – Ничего у меня нет под пижамой! – Макар, тебе бы, может, поспать, передохнуть… – начал Бабкин. Илюшин сел в кресло с видом бесконечного снисходительного терпения. – Поразительные вы люди! – сказал он, обращаясь сразу к Бабкину и Яне. Это, разумеется, прозвучало как оскорбление. – Не замечать очевидного даже после моих наводящих вопросов! Сергей окончательно разозлился.