– Не умирают, – кивнула девушка. – Но от удара гипсовой вазой тоже можно потерять сознание. Некоторое время Макар молча смотрел на нее. – Я вижу, вы провели хорошее расследование, – наконец сказал он. – Гонорара не обещали, но у меня была большая личная заинтересованность. Илюшин рассмеялся. Яна Тишко улыбнулась в ответ – впервые с того момента, как вошла в квартиру Макара, и лицо у нее стало совсем детским и очень славным. – Хорошо, – согласился Илюшин. – Допустим, ваш брат упал в обморок. – Я тоже потеряла сознание. Нашли нас лежащими рядом. У Паши была разбита голова, возле него валялась малахитовая ваза с моими отпечатками. – Ага, – кивнул Макар. – Я понял. Поправьте меня, если я ошибаюсь. Вы ударили его муляжом, но парню этого хватило, чтобы вырубиться. Пока вы лежали без сознания, в комнату вошел кто-то третий. Оценил обстановку, взял настоящую вазу и добил парня. Потом прижал ваши пальцы к орудию убийства и ушел. Предварительно собрав обломки гипса, конечно же. Яна кивнула. – Красивое решение, – одобрил Макар. – Требует ума, большой решительности и готовности рисковать. И жестокости. Сколько лет было пацану? – Пятнадцать. – Расшибить голову подростку, который и так валяется в обмороке? Мощно! Бабкин промолчал. У него дома собственный подросток время от времени выступал с сольными номерами, и он отлично представлял, как можно расшибить ему голову. – И вы хотите от нас, чтобы мы нашли убийцу. – Сама я не справлюсь. – Не совсем наш профиль… – Илюшин задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику. – Я знаю. Вы занимаетесь пропавшими людьми. Но мне говорили, что иногда вы расследуете и убийства. Вот я и подумала: прошло так много лет, что никто не возьмется, а я… мне… Она замолчала. «Мне пришлось пятнадцать лет жить с мыслью, что убийца – я», – перевел Бабкин. – Вы близки с вашей семьей? – спросил Макар. – Нет. Я не виделась с ними все это время. – Ни с бабушкой, ни с дедом? – Они мне не родные, вернее, не прямая линия. Моя родная бабушка – сестра деда Прохора. – Она жива? – Она умерла совсем молодой, когда моя мать была подростком. – А ваши двоюродные сестры? – Впервые за все эти годы я поговорила с Женей, когда она позвонила мне и сообщила о смерти бабушки и о завещании. Раиса оставила письменные указания. – Любопытно. – В наследство я вступлю только через полгода после ее смерти. Завещание есть у нотариуса, а копия лежала на столике возле ее кровати. – Вы точно не общались с бабушкой после убийства? – Ни разу. Я думаю, в доме Прохора запрещалось даже упоминать мое имя. Хотя не знаю, может, я и ошибаюсь. У меня не было времени выяснить это. Макар подался вперед. – Вы осознаете, что если мы возьмемся за расследование, то могут всплыть любые факты? Девушка кивнула. – Нет, не осознаете, – сказал Илюшин. – В какое время был убит ваш брат? – Около пяти вечера. Нас нашли в пять двадцать. – Что делала ваша мать в промежутке с пяти до пяти двадцати? Она широко раскрыла глаза и стала похожа на изумленного галчонка. – Моя мать не убивала Павла! Илюшин удовлетворенно кивнул и откинулся в кресле. – Это я и имел в виду. Нет, Яна, мы не возьмемся за ваше дело. Именно потому, что в нем замешаны близкие вам люди. Некоторое время она смотрела на него, не меняясь в лице, и вдруг широко улыбнулась. – Вы не поняли! Моя мать не убивала Пашку, потому что ее не было в доме. Она ушла на станцию покупать билеты и задержалась там, заболталась с соседкой. Вернулась, когда нас с Пашкой уже нашли. – Есть показания соседки? – Нет, но думаю, будут, если вы с ней поговорите. Не знаю, правда, вспомнит ли она тот день. Илюшин хмыкнул. – Ну допустим. А остальные? Они живы, кстати? – Все, кроме бабушки с дедом. Хотя подождите-ка… Не уверена насчет родителей Павла. Но если бы с ними что-то случилось, мать рассказала бы мне. – То есть мы можем найти всех людей, которые были тогда в доме. Кроме самых старших. – Именно так. – А дом теперь принадлежит вам. Яна кивнула. Бабкин никогда не умел читать мысли Илюшина. И это его совершенно не расстраивало. У Макара специфическое устройство мозгов, а специфическое устройство мозгов – оно как вирус. Пообщаешься с носителем, и, глядишь, уже сам несешь какую-нибудь пургу. Однако не требовалось выдающихся способностей, чтобы понять, о чем думает Макар в настоящий момент. «Занятно!» Его любимое слово. Сейчас вцепится в бедную девчонку, словно это новогодний подарок ему под елочку, и распотрошит ее до косточек. «Ты посмотри на нее! – хотел сказать Бабкин. – Джинсы, свитер, стрижется сама перед зеркалом. Откуда у нее деньги на оплату твоих развлечений?» – Кто вы по профессии? – спросил Илюшин. Бабкин иногда подозревал, что если мысли Макара от него скрыты, то его собственную голову напарник может просвечивать, как рентгеновскими лучами. Яна снова улыбнулась, как будто вопрос был ей приятен. Сергею это понравилось. Ему были симпатичны люди, которые улыбаются, говоря о своей работе. – Я ветеринар. – Собаки? – Собаки тоже, но в основном кошки. Макар не любил ходить кругами. – Расследование, которого вы ждете, может занять много времени. Это значит, что… – …что стоимость ваших услуг будет высокой, – подхватила Яна. – Знаю. Если вас беспокоит моя платежеспособность, то я решу этот вопрос. Все-таки я без пяти минут владелица недвижимости. – Не берись за это дело, – предупредил Бабкин, когда девушка ушла. – Увязнем! Как ты представляешь себе расследование убийства десятилетней давности? – Пятнадцати. – Тем более. Половина свидетелей разъехалась, половина в могиле. Никаких гарантий мы ей дать не можем. Да и по правде говоря, сомнительный рассказ: ударила вазой, но не каменной, а гипсовой… Слишком сложно, нет? – Именно степень идиотизма и заставляет меня поверить в достоверность этой истории. – Поясни!