Где-то, вдали, ближе к противоположному берегу, грянула музыка. — Отвалили от стола, «пациенты», — усмехнулся Макаркин. — Доели своих омаров. Музыка неслась над водой, и, казалось, туман от нее только уплотняется, превращаясь в вату. Голос известного певца выводил от души: Шли мы раз на дело, Выпить захотелось, Мы зашли в шикарный ресторан… — Вот дают, лохи! — восхитился Лапушкин. — Уважают нашу музыку. — Как же, уважают! — зло бросил Стах. — Эти лохи уже давно все к рукам прибрали. И нашу «музыку» тоже. Ладно, двигаем. Проверим, как они «порядочных людей» понимают. Макаркин вразвалочку зашагал по скрипучему настилу деревянного причала туда, откуда слышался приглушенный разговор и наносило табачным запахом, смешанным с кисловатым привкусом пива. Лапушкин не отставал, стараясь не потерять в тумане Макаркина. Походка у него была легкая и бесшумная. — Ну что, пираты, отчаливаем? — Как бы нам не заплутать в тумане, — обеспокоенно спросил один из налетчиков. — Максим, слышал, как «Мурку» наяривали? — спросил Лапушкин. Максим был у них в бригаде рулевым. Молодой голос отозвался из рубки: — Еще бы! Наверное, и в Кремле слыхали. «Максим», была кличка молодого, но уже сходившего несколько раз «на зону» отморозка. Звали его Василием Засоловым. Но Макаркину было известно и еще одно имя «братана». Он значился во всероссийском розыске за убийство, как Виктор де Жорж. «Ну что за фамилия такая? — иногда изводил себя сомнениями Макаркин. — От нее за версту шухером разит». Но своей братве подозрительную фамилию Максим не предъявлял. Хватало им для шуток и Засолова. — На музыку и будешь рулить, — сказал Лапушкин. — Господа только что кремы и брюле скушали. Теперь будут мудями трясти. Мы как раз к летке-енке поспеем. — У них все, как у людей, — сказал кто-то из бойцов. И трудно было понять, чего в его голосе больше, зависти или одобрения. Парни сдержанно хохотнули и гуськом пошли по трапу на катер. Фризе прошелся по верхней палубе, время от времени останавливаясь у фальшборта и вглядываясь в молочную пелену. Совсем рядом истошно, на высокой ноте, предупреждал об опасности ревун соседа по несчастью. Но самого теплохода видно не было. Не было видно даже отблесков корабельной иллюминации, еще полчаса назад сверкавшей над темными маслянистыми водами Моря. И разудалая музыка, игравшего на палубе оркестра, звучала приглушенно. Как будто ее упаковали в вату. — «Банкетоход» «Иван Сусанин» гуляет, — сообщил капитан Вадим Макарыч, когда сыщик заглянул в капитанскую рубку. — Им туман нипочем. Не дай бог, кто в воду пьяный свалится. Не найдешь! — А вы почему на стреме? Вахта же не ваша. — Обстановка обязывает. Плохие прогнозы у синоптиков. Старпом тоже на посту. — Капитан покосился на хронометр. — Сейчас отправляют катер, на котором «корсары» во главе с Владиком Гарденским будут нас на абордаж брать. Я бы и сам не прочь поглазеть, сравнить потом с фильмом… Этот Гарденский — талантливый актер, вы не находите? — Говна — пирога, — вяло возразил Владимир. — Ну, не скажите! В нем, что-то есть сатанинское. Такой сильный характер! Фризе до скрежета зубовного ненавидел болтовню об актерах и решил поскорее убраться в свою каюту. Сказал на прощание: — Хотел вас на выпивку пригласить, да вижу — не ко времени. — Почему такой мрачный? — Провалил дело. Наверное, капитан уже знал о разногласиях между Фризе и Забирухиным, поэтому отнес его слова на этот счет и не стал ничего уточнять. Только пропел вслед удаляющемуся Владимиру: — А тот, кто раньше с нею был, он это дело завалил… «Нет, с ней бы я дело не завалил, — мысленно возразил сыщик капитану. И почему-то подумал об Андрейченко. — Интересно, сдалась она Неквасу или все еще держит оборону?» Не прошло и нескольких часов, как он убедился воочию, что крепость сдалась случайному противнику, но гарнизон еще до конца не сломлен. Правда, прежде ему предстояло увидеть, как падет другая крепость. МАССОВКА Когда Гарденский и его «пираты» спустились по трапу и перебрались в белоснежный изящный катер, Забирухин, внимательно наблюдавший за посадкой, укоризненно пробормотал: — Неуклюжие бараны. Матрос придерживал катер багром, но течение то относило катер на ширину ладони, то прибивало его борт к трапу. Молодые парни, вместо того, чтобы легко вспрыгивать на палубу, пугались узкой полоски темной воды и выжидали, когда борт придвинется вплотную. Один только Гарденский преодолел препятствие легко и изящно. — Влад, — рявкнул в мегафон режиссер, — Предупреди своих бздиловатых соратников, что за мандраж разгоню всю команду и не заплачу ни копейки! Гарденский залихватски отдал честь. — Надеюсь, он нагонит на них страху, — сказал помреж, стоявший рядом с Забирухиным. — Это я нагнал на них страху! Им же всем квартиры покупать надо, любовниц, мать их так, содержать! Их бы всех в кибуцы послать годика на два. На выучку! — Да среди них ни одного еврея нет, — не поддержал шефа помреж. — Только Владик. — Этого я бы послал намного подальше. Помреж пожал плечами. Ему казалось, что Семен Семенович души не чает в Гарденском. Но уточнять ничего не стал. Да и режиссер уже переключился на массовку, дожидавшуюся сигнала на начало съемок бала на палубе: — Граждане дамы! Обратите внимание на свои цацки-мацки. Вы трясете ими, как грошовой бижутерией! А они у вас от Картье и Тиффони! Подарки любовников-олигархов. Семейные реликвии. Но все равно о-о-чень дорогие. Любите свои драгоценности, гордитесь ими! И пускай это увидит даже самый тупой зритель. Когда пираты начнут вас грабить, деритесь за них до последнего вздоха. Останетесь голыми, а за колье держитесь обеими руками! Пираты вам покажут! Не рассчитывайте на то, что они сейчас были такими неуклюжими. Ваши супруги и любовники — увальни и по роли и по жизни. Защиты от них не дождетесь. Все поняли? — Поняли, Семен Семенович! — ответила за всех Ксения Неквас. Вот у нее-то была не бижутерия из реквизита. — Алексей! — обратился Забирухин к помрежу. — С чего начнет оркестр? Мы так с тобой и не решили окончательно. — С вальса, — пискнула ассистентка, лохматая, как ризеншнауцер. — Следует всегда начинать с вальса. Режиссер даже не взглянул в ее сторону. Он ждал ответа от своего помощника. — А не довериться ли нам композитору? Начнем с «Путевой песни» — «Веселится и ликует весь народ…» — неожиданно пропел он дурным голосом. — Браво. — Забирухин дважды лениво ударил в ладоши. — Может еще и спляшешь? — Да чего мы спорим! — рассердился Алексей. Он был единственным участником киногруппы, которому разрешалось сердиться в присутствии главрежа. — Важно, что будут играть, когда пираты появятся на палубе! — Он взглянул на часы и озабоченно качнул бритой головой. Время поджимало. — Маэстро, «Мурку» можете? — спросил в мегафон Забирухин дирижера, затеявшего флирт со смазливой статисткой возле подмостков, на которых оркестранты настраивали инструменты. — Мы все могем! — дурашливо отозвался дирижер. — Это вместо «Арлекино»? — Точно так! — подтвердил Семен Семенович. — А, когда пираты начнут грабить наших олигархов и насиловать их дам, врубите сопливую мелодию из «Крестного отца». — Понял! — весело отозвался маэстро. — Контраст что надо! — А я не понял! — буркнул Морозов. — По жизни надо врубать что-то энергичное! Чтобы заглушить вопли наших «девственниц»… — Все бы тебе, дружище, спорить, — примирительно сказал Забирухин. — Ты про фляжку не забыл? Помреж достал из заднего кармана джинсов плоскую серебряную фляжку и две серебряные рюмашки. Разлил коньяк. Они с удовольствием, не таясь, выпили, и Морозов налил по второй. — Что будет! Что будет! — сказал Семен Семенович и хитро улыбнулся. Сам того не подозревая, он перенял эту фразу от одного из своих спонсоров. От Фризе. Старожилы киногруппы с одобрением отметили «причащение» мэтров. Это был обязательный ритуал. Все считали его хорошей приметой для начала съемок. СТАХ РАСКРЫВАЕТ КАРТЫ