Хмурый Джерри, распахнув тонкую папочку, сунул Мазуру в руку несколько больших цветных снимков. Прощальный поцелуй с Мадлен возле «джипа». Хорошо снято: его ладонь у нее на груди, объятие самое недвусмысленное. Но почему нет снимков того, что происходило внутри? Смотрелось бы не в пример убойнее… Мазур решил закинуть крючок: – И это – все, что у вас есть? – А по-вашему, этого мало? – искренне удивился Тэйт. – Мы не хуже вас знаем, дорогой Сирил, как в Советском Союзе отреагируют на эти снимочки ваши партийные начальники и люди из конторы с аббревиатурой Кей-Джи-Би. А? Дураку ясно, чем вы с ней занимались внутри. Не тем ли, чем советским людям за рубежом заниматься категорически запрещено? С иностранками, я имею в виду… – А вот еще интересная бумажка, – мрачно сообщил Джерри. Мазур внимательно прочитал полицейский протокол, напечатанный на казенного вида бумаге с гербом республики и грифом полицейского управления. Там классическим канцелярским стилем излагалось, как пьяный в дымину субъект, оказавшийся после проверки документов советским гражданином Кириллом Степановичем Мазуром, вдребезги разнес бар «Веселый осьминог», поломав и перебив там материальных ценностей на сумму что-то около шести тысяч ахатинских рупий, то есть примерно на полторы тысячи фунтов стерлингов, кроме того, нанес побои как безвинному владельцу вкупе с посетителями, так и полицейскому сержанту, явившемуся буяна утихомирить. – Протокол настоящий, – сообщил Тэйт. – И свидетели настоящие, и владелец настоящий, и даже полицейский сержант настоящий. Вы знаете, Сирил, «Осьминог» – довольно маленький бар, по сути, комнатушка немногим побольше этой, и потому нетрудно было устроить так, чтобы все пять свидетелей были своими… Я вас заверяю, что в данный момент бар и в самом деле представляет собой жуткое зрелище – обломки, осколки, мебель поломана… – Там что, мебель из красного дерева? – огрызнулся Мазур. – И коллекционными винами угощают? Как же я ухитрился на полторы тысячи фунтов наломать? – Цветной телевизор, новый, – охотно пояснил Тэйт. – Кофейный автомат «Эспрессо», цветомузыка, новая мебель, бутылки за стойкой – по мелочам и набралось… Не забудьте об увечьях посетителей и вашем дерзком сопротивлении представителю власти. Хотите, мы вас отпустим? – ухмыльнулся он. – Прямо сейчас. Только вы не успеете еще добраться до корабля, как все документы будут в вашем посольстве, оно, правда, в столице, на соседнем острове, но для частного самолетика туда менее получаса лету… Дебош в баре, материальный ущерб, сопротивление полиции, что по здешним меркам представляет собою, вот странно, уголовное преступление, вдобавок связь с иностранкой и нарушение кучи предписаний, сопровождающих пребывание советского гражданина за границей… Что с вами будет в СССР? – Неужели вы всерьез думаете, что меня закуют в кандалы и сошлют в Сибирь? – огрызнулся Мазур. – Да господь с вами! – замахал на него руками Тэйт. – Это желтая пресса пробавляется такими страшилками, а мы – серьезные государственные служащие, Сирил. Знаем истинное положение дел. Никуда вас не сошлют и в тюрьму не посадят… но в ближайшие двадцать-тридцать лет за границу вас больше не выпустят, даже в примыкающую Монголию. Не говоря уже о неприятностях по партийной и профсоюзной линии. По-русски, насколько мне помнится, это называется «пьеррсональное дело». И, как там, Джерри? Напрягшись, Джерри старательно выговорил по-русски: – О-р-г-в-ы-в-о-д-ы. Правильно? – Правильно, Сирил? – лучезарно улыбнулся Тэйт. – Вы не будете отрицать, что я довольно точно описал ваше будущее? Ведь не будете? Останетесь на свободе, но вашу блестящую научную карьеру сотрут в порошок. Да, кстати, у вас еще и деньги откуда-то взялись, пятьдесят фунтов. Любопытно, откуда у советского парня, получающего за границей мизерные суточные (это слово он опять-таки, не особенно исказив, проскандировал по-русски), столь умопомрачительная по вашим меркам сумма? Снова компромат… – Но мы же филантропы, – процедил меланхоличный Джерри. – Вот именно, – кивнул Тэйт, лучась улыбкой. – Мы всегда готовы протянуть руку помощи попавшему в беду молодому человеку… – Я не знаю военных тайн, – угрюмо сообщил Мазур. – При чем здесь военные тайны? Военные тайны, скажу вам откровенно, Сирил, проходят по другому ведомству, к которому мы не имеем ровным счетом никакого отношения… Вы меня, надеюсь, понимаете? – Кажется, – сказал Мазур. – Еще один узник советской системы вдруг выбрал свободу, а? – Сирил, я рад иметь с вами дело! – прямо-таки просиял Тэйт. – Вы прекрасно соображаете, вам не нужно ничего разжевывать… Ну конечно, дорогой мой! Вы сами, совершенно самостоятельно, без малейших подталкиваний выбрали свободу и попросили в нашем посольстве политического убежища. И по телевизору потом это скажете, и вашим дипломатам так заявите… Если вы так хорошо сообразили, что к чему, наверняка представляете процедуру, наслышаны? – Наслышан… – Вот и чудненько. Ну какое там предательство, по большому счету? Военных тайн вы не знаете, в секреты не посвящены… Взяли и выбрали свободный мир. Молодой, перспективный ученый понял, что только свободный мир даст ему возможность развить свои таланты, преуспеть… – Ага, – сказал Мазур. – Сейчас пойдут сказочки про миллион долларов наличными, особняк в Калифорнии, «кадиллаки» и блондинок… – Ну, «кадиллаки» и блондинки – это не столь уж дорогое удовольствие для имеющего хорошую работу парня, – сказал Тэйт. – С миллионом и особняком сложнее… Не скрою, иногда мои коллеги используют подобный прием… в работе с людьми поглупее вас. Но вы же умный парень, Сирил, так что давайте откровенно. Не стоите вы миллиона и особняка… Правда? Вот видите. Но! – он значительно поднял палец. – Мне прекрасно известны размеры жалованья, на которое вы в Советском Союзе можете рассчитывать в ближайшие лет десять… Это уныло, Сирил. Если вы хороший ихтиолог – а иначе вас не выпустили бы в загранку, – без труда найдете неплохое место в Штатах. У нас занимаются тем же, что и ваша экспедиция. В последние годы, когда многие государства вдруг резко увеличили свои территориальные воды, не только перед вашей страной остро встала эта проблема – поиски новых районов для океанского рыболовства. Мы этим тоже занимаемся. Если грамотно поставить вам рекламу, на какое-то время сделать вас очередной телезвездой – выбравший свободу молодой русский талант, гип-гип! – вполне можно успеть подыскать вам хорошее местечко, как раз по вашему профилю. А там все будет зависеть от вас. Это не миллионы, Сирил, но, безусловно, не те жалкие гроши, что вам платят в СССР. Обеспеченная жизнь, дом, машина, американский паспорт, дающий право разъезжать по всему миру… Что скажете? Мазур угрюмо молчал. Хотя в душе не просто хохотал – ржал. Вот это так ситуация! Вот это так ошибочка! Выводы делать рано, но очень похоже, что Мадлен тут ни при чем. Это совсем другие. На жаргоне тех, кто его готовил в Союзе, – «политики». Не охотники за военными, государственными и прочими тайнами, а субъекты, профессионально озабоченные поисками «избравших свободу». Самое смешное и пикантное – не станешь же вдумчиво разъяснять им их ошибочку… То-то взвились бы до потолка, узнав, кто на самом деле их клиент! – Жены у вас нет, – продолжал Тэйт. – С родителями проблем не будет, никто их у вас не подвергнет репрессиям, не прежние времена… Собственно говоря, вам просто предлагают сменить место жительства. И более выгодную работу. Никаких радиостанций «Свобода», ничего этого… Если не хочется, можете не лить грязь на покинутую родину – хотя, конечно, определенным джентльменским минимумом придется обогатить нашу пропаганду. Ну не давали вам в Советском Союзе возможности полностью реализовать ваши таланты! Впрочем, вам не стоит ломать голову над такими деталями, без вас поработают, все вам напишут… Что вы озираетесь? – Часы свои ищу, – сказал Мазур. – У нас. Потом заберете. Сейчас утро, двадцать третье апреля… ну да, вы долгонько спали. Эффективная химия. Это детали. Давайте о делах. – И как вы себе дальнейшее представляете? – спросил Мазур с неподдельным интересом. – Ничего сложного. Сейчас мы позавтракаем, потом сядем в машину и покинем этот милый городок… мы с вами, кстати, уже не в Виктории, вас, простите, перевезли в городок поменьше и подальше… на аэродроме ждет самолет, который без хлопот доставит всю компанию на Мадагаскар, а там – военный борт в Соединенные Штаты. Никто не сможет вас перехватить. Ну, а рекламную кампанию проще вести как раз из Штатов. – А вдруг я начну кричать перед камерами, что вы меня злодейски похитили? – ухмыльнулся Мазур. – Риск, конечно, есть, – серьезно сказал Джерри. – Но не особенно большой. И этот протокол, и эти снимки – все ведь останется. Всегда можно будет сказать, что вы перетрусили, кинулись к нам спасаться, а потом опять-таки из трусости передумали… Даже если вернетесь домой, события, боюсь, будут разворачиваться по той схеме, которую вам только что нарисовал Тэйт, – Кей-Джи-Би, долгие допросы, оргвыводы. Ваши обязательно захотят подстраховаться, как многие на их месте, – и кончится опять-таки тем, что вас навсегда сделают невыездным. Так рациональнее, а? Мазур вдруг кинулся к двери. Он бежал, ничего вокруг не видя, как самый обычный человек, не посвященный в секреты боевой рукопашной, – бедный, перетрусивший аспирант… Здоровяк Чак без труда перехватил его за талию – наверняка футболист, скотина! – и швырнул через всю комнату назад, так что Мазур вновь приземлился на кровати. – Господи, Сирил… – поморщился Тэйт. – Ну что за детство? Внизу есть еще человек, вооруженный, вы в совершенно незнакомом месте… – Инстинкт, наверное, – виновато улыбаясь, сказал Мазур, старательно повесив буйну голову. – Я понимаю, понимаю… Ну, успокоились? Может быть, хотите выпить? – Нет, спасибо, – отказался Мазур. «Черт вас знает, что вы можете в выпивку намешать…» – Давайте рассмотрим и другую сторону проблемы, Сирил, – в голосе лысого появился металл. – У нас нет времени держать вас здесь долго и обхаживать, как несговорчивую юную красотку. Такие операции лучше проводить быстро. И решения, подобные тому, что предстоит принять вам, лучше принимать быстро. Не судьбы человечества решаем, в конце концов. Так вот… Вы, вполне может оказаться, удивитесь, но контора, которую мы здесь представляем, в чем-то до ужаса напоминает иные ваши конторы. А впрочем, ничего удивительного здесь нет – бюрократы везде похожи, что у вас, что у нас… Я не Джеймс Бонд, Сирил, я скучный чиновник скучного ведомства. У нас тоже есть планы, отчетность, обязательства – капиталистические, ха! – и прочие, прекрасно знакомые вам по Советскому Союзу установления. Некий большой начальник распланировал и решил, что в этом месяце еще один молодой советский парень должен выбрать свободу. Это внесено в документы, в планы, в графе «Выполнение» обязательно должна стоять галочка. А ответственность лежит на мне. Повторяю, я – скучный чиновник, Сирил, мне важно доработать до пенсии, не вызывая неудовольствия начальства, наоборот, зарекомендовав себя как можно лучше. Либо у меня с вами получится, либо… Из партии меня не исключат, у нас другая система… Но перед начальством я буду выглядеть не лучшим образом, и оно само будет выглядеть не лучшим образом перед кем-то вышестоящим. Старина Тэйт должен разбиться в лепешку… Я не зверь, Сирил, тут нет ничего личного… Работа такая. – Куда вы клоните? С обаятельной улыбкой и холодным взглядом лысый произнес: – С вами всякое может случиться, Сирил. Остров этот хотя и именуется Райским, но здесь хватает и своего криминалитета, и контрабандистов, и бандитов… Вы сбежали от полицейского по дороге в комиссариат, да будет вам известно. Он был маленький, хилый, а вы вон какой крепкий… Дали ему в ухо и сбежали. На судно после всего возвращаться побоялись, пустились во все тяжкие. Смотались из Виктории в соседний городок, а там вас кто-то зарезал, то ли на деньги и часы польстился, то ли по каким-то другим причинам… Я не шучу. Ваш труп вполне может отыскаться в какой-нибудь канаве на окраине городка, пользующейся дурной славой. Повторяю, я не зверь, Сирил. Но если вы все-таки откажетесь, автоматически возникает букет нешуточных проблем. Есть шанс, что эта история получит огласку. Мы, конечно, будем все опровергать, но присутствующие здесь старина Тэйт и старина Джерри обязательно получат выволочку от начальства – ни одна бюрократическая система таких промахов не прощает. А натура у меня такова, Сирил, что я органически не переношу выволочек, к тому же они плохо влияют на послужной список, а от послужного списка частенько зависят размеры пенсии. Поверьте, я не шучу. Хотите предельно откровенно? Не все от меня зависит. Мне нужно будет незамедлительно обо всем доложить начальству, а уж оно примет решение – ликвидировать вас или просто облить грязью с ног до головы. Что, если оно выберет первый вариант? Гуманное начальство – это, знаете ли, миф, а уж коли речь идет о нашей системе… – Мать вашу, – тоскливо сказал Мазур. – Что же вы ко мне-то прицепились? – А не нужно было нарушать правила поведения советских людей за границей, – ханжеским тоном сказал Джерри, ни дать ни взять – отечественный замполит. – В одиночку болтаетесь по городу, трахаетесь с иностранками… ну дорогой вы мой, как такой шанс не использовать? Сами в руки лезете… Честное слово, старина Тэйт не шутит, поймите и проникнитесь. Труп в грязной канаве – это печально. Вас не будет. Совсем. Все останется, а вас не будет. Кто его знает, что придет в голову начальству… Да и второй, мирный вариант опять-таки нехорош. Вас запрут в СССР, как в тюремной камере. А вы уже немного повидали большой мир, вас всю оставшуюся жизнь будет грызть тоска и злое бессилие… Нет ничего печальнее неудачника, Сирил. – А на другой чаше весов – весь мир, – проникновенно произнес Тэйт. – Весь мир, Сирил. Для человека с американским паспортом он особенно уютен и хорош… Глава пятая Беги, негр, беги… – Дайте сигарету, – сказал Мазур угрюмо, не поднимая на них глаз. – Вот, возьмите, это, кстати, ваши… Жадно затягиваясь, буравя взглядом плохо подметенный пол, Мазур пускал дым. Внешне он выглядел унылым и раздавленным, но в голове молниеносно мелькали мысли, комбинации и планы. Нельзя сказать, чтобы их было особенно много, чтобы планы отличались изощренностью, но изощренность тут и не нужна. Задача одна: нужно побыстрее от них сматываться, пока не погряз в совсем уж безвыходном положении, – оказавшись в самолете, особо не побрыкаешься. Поехали? Он заранее представил себе всякие гнусности – вроде вонючего, кишащего червяками дерьма, которое он ест горстями, пихает в глотку, представил омерзительный вкус и запах… А потому рвотный спазм, вдруг сотрясший его тело, выглядел, пожалуй что, вполне натуральным. Мазур согнулся пополам, перхая, густо сплевывая на пол кислую слюну, его прямо-таки выворачивало. Загрохотал опрокинутый стул: кто-то из похитителей кинулся к нему, встревоженно распорядившись насчет воды и нашатыря. Застучали подошвы – кто-то выбежал. Мазур добросовестно хрипел, чуть ли не утыкаясь лицом в пол. Под нос ему сунули остро пахнущую ватку. Он с закрытыми глазами лег, шумно вздыхая. Янкесы терпеливо ждали, когда ему немного полегчает. – Что с вами? – с неподдельным беспокойством спросил Джерри. Шумно выдохнув, не вставая, Мазур сердито отозвался: – Что-что… Наизнанку выворачивает. Определенно от вашей химии, вы эту гадость хоть на мышах испытывали сначала? – Не беспокойтесь, – масляным голосом заверил Тэйт. – Все подобные снадобья проходят тщательнейшую проверку, препарат полностью безвреден… – А у меня кишки узлом завязались! – сварливо рявкнул Мазур. – Индивидуальная реакция организма… Это пройдет. Итак, Сирил? Если вы просто тянете время, не стоит… – Да какое там! – огрызнулся Мазур. – И в самом деле выворачивает! – Все зависит только от вас. Будете вести себя правильно – не будет нужды прибегать к химии. – Я согласен! – рявкнул Мазур. – Согласен, ясно? Ну, что же вы не бросаетесь мне на шею со слезами умиления? – По-моему, вы и не ждете от меня столь нежного проявления чувств, – хмыкнул Тэйт. – Поверьте, я рад за вас, Сирил… Мазур подошел к нему под цепким взглядом Чака, наклонился, положил руку на плечо и задушевно сказал: – Вы себе вот что зарубите на носу, старина… Черта с два я брякну хоть словечко перед вашими телекамерами, пока передо мной не положат американского паспорта и приличной суммы… я и в самом деле не настолько глуп, чтобы с маху оценивать себя в миллион, но определенную сумму потребую вперед. Страховка, знаете ли. Наслушался дома, как вы людей используете, а потом, как тряпку, выбрасываете… – Да с чего вы взяли?