— И дракон этот — время. У него нет начала и нет конца, лишь вечный круговорот. Андерс Айронвуд — это вновь возродившийся Кристон Коль. Он нашептывает на ухо брату, что после отца должен править он, Квентин, что негоже мужчине преклонять колени перед женщиной… Арианну же, волевую и распутную, вовсе нельзя допускать к власти. — Принцесса с вызовом тряхнула своей черной гривой. — У твоих двух принцесс общее дело, сир… и общий рыцарь, уверяющий, что любит обеих, но не желающий сразиться за них. — Он готов сразиться. — Сир Арис упал на одно колено. — Мирцелла вправду старшая и лучше подходит для трона. Кто же защитит ее права, если не ее королевский рыцарь? Мой меч, моя жизнь, моя честь принадлежат ей… и тебе, радость моего сердца. Клянусь, что никто не отнимет у тебя права первородства, пока я в силах держать меч. Я твой. Скажи, чего ты от меня требуешь. Она тоже опустилась на колени и поцеловала его в губы. — Всего, любовь моя, мой единственный и навеки любимый, но прежде всего… — Все, что скажешь. — Прежде всего Мирцеллу. Бриенна При виде старой каменной изгороди, пересекающей поле, Бриенна покрылась мурашками. Это здесь прятались лучники, подстрелившие бедного Клеоса Фрея… Впрочем, через полмили она увидела точно такую же изгородь и засомневалась. Изрытая дорога то и дело поворачивала, а облетевшие деревья запомнились ей зелеными. Может быть, она уже проехала то место, где Джейме выхватил меч из ножен своего убитого кузена? И где тот лес, в котором они сражались? Где ручей, куда они забрели в пылу боя, пока их не застигли врасплох Бравые Ребята? — Миледи? Сир? — Подрик так и не решил до сих пор, как к ней следует обращаться. — Что вы ищете? Что ищу? Тени былого… — Изгородь, мимо которой проезжала когда-то. Не важно. — Это случилось, когда у сира Джейме были еще целы обе руки. Ух, как я его ненавидела за вечные смешки и ухмылки. — Тише, Подрик. Может быть, в лесу еще остались разбойники. Мальчик окинул взглядом голые деревья, мокрую палую листву, грязную дорогу впереди. — У меня есть меч. Я умею им пользоваться. Как же, умеешь ты. Смелости тебе не занимать, а вот умения… Ты можешь сколько угодно называть себя оруженосцем, но человек, которому ты служил, не был рыцарем. В дороге она постепенно вытянула из паренька его историю. Ветвь дома Пейнов, к которой он принадлежал, шла от какого-то младшего сына и давно обеднела. Отец Подрика всю жизнь прослужил в оруженосцах у своих богатых кузенов и успел жениться на дочери свечника, прежде чем погибнуть при подавлении мятежа Грейджоя. От нее и родился Подрик. В четыре года мать подкинула сына той самой богатой родне, а сама сбежала со странствующим певцом, беременная теперь уже от него. Подрик ее не помнил. Обоих родителей ему с грехом пополам заменил сир Седрик Пейн, хотя из путаного рассказа мальчика следовало, что сир Седрик обращался с ним скорее как со слугой, нежели как с сыном. Когда Бобровый Утес созвал знамена, рыцарь взял мальчишку с собой — ходить за конем и чистить кольчугу, — а сам вскоре погиб в речных землях, сражаясь на стороне лорда Тайвина. Вдали от дома, одинокий и без гроша, Подрик прибился к толстому межевому рыцарю по имени сир Лоример Пузатый. Тот был человеком лорда Леффорда и охранял обоз. «Ребятам, которые стерегут харчи, голодать не приходится», — говаривал он, пока его не накрыли с окороком, похищенным из запасов самого лорда Тайвина. Тогда Тайвин Ланнистер повесил его в назидание другим мародерам. Подрик, с которым добрый рыцарь поделился ветчиной, мог разделить с ним и виселицу, но его спасло родовое имя. Сир Киван Ланнистер принял в нем участие и определил его оруженосцем к своему племяннику Тириону. Сир Седрик показал мальчику, как чистить коня и удалять камешки из подков, сир Лоример приобщил его к воровству, но владеть мечом они его не учили. Бес по крайней мере отправил его к мастеру над оружием, когда они прибыли в Красный Замок. Тот преподал пареньку несколько уроков, но во время голодного бунта сир Арон Сантагар оказался в числе убитых, и учению Подрика пришел конец. Бриенна выстрогала из опавших веток два меча и нашла, к своему удовольствию, что рука повинуется Подрику лучше, чем язык. Но при всей смелости и прилежании этому тощему недокормышу недоставало силенок. Если он и выжил в битве при Черноводной, как уверял, то потому только, что никто не позаботился прикончить его. «Ты себя называешь оруженосцем, — сказала ему Бриенна, — но я встречала пажей вдвое младше твоего возраста, которые легко бы тебя побили. Если останешься со мной, будешь каждый вечер ложиться спать со свежими мозолями и весь в синяках, а болеть все у тебя будет так, что ты и заснуть не сможешь. Зачем тебе это нужно?» «Нужно, — упорствовал мальчуган. — Мозоли. И синяки. То есть не они, но все равно, сир. Миледи». И он оставался верен своему слову, а Бриенна — своему. Подрик не жаловался, и как только на его правой ладони вскакивал новый волдырь, он с гордостью предъявлял его ей. И за лошадьми он исправно ухаживал. Однако он все же не настоящий оруженосец, а я не рыцарь, напоминала себе Бриенна, сколько бы он ни называл меня сиром. Отправить бы его прочь подобру-поздорову, но куда он пойдет? Кроме того, хотя он не имеет никакого понятия, куда делась Санса Старк, он может знать больше, чем сам думает. Какая-нибудь случайная полузабытая фраза может послужить ключом к ее розыскам. — Сир… миледи. Вон там впереди повозка. Бриенна и сама уже разглядела тележку на двух высоких колесах, ползущую в сторону Девичьего Пруда. Ее, впрягшись в постромки, тянули мужчина и женщина, по виду крестьяне. — Придержи коня, — сказала она мальчику, — не то они примут нас за разбойников. Лишнего не говори и будь вежлив. — Слушаюсь, сир, миледи. — Мальчишка явно обрадовался, услышав, что его могут принять за разбойника. Крестьяне настороженно оборачивались на едущих рысью всадников, но Бриенна всячески давала понять, что ничего дурного не замышляет. Дальше они двигались уже вместе, вчетвером. Путь пролегал через заросшие сорной травой поля, мимо луж жидкой грязи и сожженных деревьев. — Был у нас вол, — сказал пожилой, красный от натуги крестьянин, — да волки его увели. И дочку нашу забрали. Она-то к нам вернулась после того сражения у Синего Дола, а вол нет. Съели его, видать. Женщина, моложе его лет на двадцать, молчала и таращилась на Бриенну, будто на теленка с двумя головами. На Тартскую Деву часто смотрели таким манером. Леди Старк была добра к ней, но другие женщины, почти все, жестокостью не уступали мужчинам. Бриенна не могла бы сказать, кто причинял ей больше мучений: хорошенькие девушки с острыми язычками, звонко смеющиеся у нее за спиной, или дамы, скрывающие презрение под маской холодной вежливости. Женщины простого звания были и того хуже. — В последний раз я видела Девичий Пруд разрушенным, — сказала она. — Городские ворота взломали, половину домов сожгли. — Теперь они малость отстроились. Тарли хоть и крут, да посмелей Моутона. И разбойников в лесах поубавилось. Главных злодеев Тарли порубал своим огромадным мечом. Вы-то как, не встречали лихих людей? — Нет. — Чем дальше от Синего Дола, тем пустыннее становилась дорога. Путники, завидев двух всадников, мигом скрывались в лесу — все, исключая двадцать усталых пилигримов с бородатым септоном во главе, шедших на юг. Придорожные гостиницы либо стояли разграбленные, либо превратились в настоящие крепости. Вчера Бриенне и Подрику встретился дозор лорда Рендилла с копьями и длинными луками. Их окружили, и капитан долго выспрашивал Бриенну, но в конце концов позволил им ехать дальше. «Поберегись, женщина. Не все кругом такие порядочные, как мои парни. Пес переправился через Трезубец с сотней злодеев. Говорят, они насильничают над каждой женщиной, которая им попадется, и отрезают ей титьки на память». Бриенна сочла себя обязанной пересказать это крестьянину и его жене. Мужчина, выслушав ее, плюнул. — Иные бы их взяли, что псов, что волков, что львов. Ничего, к Девичьему Пруду эта шайка не сунется, пока там заправляет лорд Тарли. Лорда Рендилла Тарли Бриенна знала со времен похода короля Ренли. Теплых чувств она к нему не испытывала, но не забывала при этом, что она у него в долгу. По милости богов она надеялась уехать из Девичьего Пруда, не попавшись ему на глаза. — Когда бои прекратятся, город вернут лорду Моутону, — сказала она. — Его милость прощен королем. — Прощен? — засмеялся старик. — Это за что же? За то, что в замке отсиживался? Людей своих послал в Риверран биться, а сам не пошел. Город разорили сперва львы, потом волки, потом наемники, а его милость знай посиживает в укрытии и горя не знает. Вот брат его нипочем бы не стал этак прятаться. Он смелый был, сир Милс, только его давно уже Роберт убил. Призраки, снова призраки. — Я ищу свою сестру, — сказала Бриенна. — Красивую девушку тринадцати лет. Вы, часом, такую не видели? — Девок не видали, хоть пригожих, хоть уродок. Никто ее не видел — но что делать, приходится спрашивать. — Дочь Моутона тоже в девках недолго останется, — продолжал старик. — Ее выдают за сынка Тарли. Яйца мы везем как раз им на свадьбу — пойдут на пироги да коврижки. — Это хорошо. — Значит, жених — маленький Дикон. Сколько же ему лет — восемь, десять? Сама Бриенна впервые стала невестой в семь, а жених был тремя годами старше — младший сын лорда Карона, застенчивый мальчуган с бородавкой на верхней губе. Встретились они один-единственный раз, по случаю их помолвки. Два года спустя его вместе с сестрами и родителями унесла злая простуда. Будь он жив, их поженили бы сразу после ее расцвета, и вся ее жизнь повернулась бы совсем по-другому. Не разъезжала бы она теперь в мужской кольчуге, с мечом на боку, не разыскивала бы пропавшее дитя другой женщины. Рожала бы своих детей в Ночной Песне, нянчила их и вскармливала. Эта мысль, не новая для Бриенны, всегда вызывала в ней легкую грусть, но и облегчение тоже. Солнце наполовину скрылось за тучами, когда они, выехав из-за черных деревьев, увидели перед собой Девичий Пруд, а за ним — воды залива. Городские ворота починили и укрепили, по розовым каменным стенам вновь прохаживались стрелки с арбалетами. Над караульной реяло красно-золотое знамя короля Томмена, где черный олень сражался с золотым львом. Другие знамена представляли охотника Тарли, и лишь над замком на вершине холма виднелся красный лосось дома Моутонов. У въездной решетки стояла дюжина стражников с алебардами — солдаты из войска Тарли, судя по знакам у них на груди, хотя эмблемы самого лорда никто не носил. Бриенна подметила двух кентавров, молнию, синего жука и зеленую стрелу — ни одного шагающего охотника. Сержант носил на себе павлина с выгоревшим на солнце хвостом. При виде крестьянской тележки он свистнул. — Что тут у вас? Яйца? — Он подкинул одно, поймал и ухмыльнулся. — Ладно, мы их забираем. — Это для лорда Моутона, — всполошился старик. — Для свадебных пирогов. — Ничего, куры еще снесут. Я уж полгода яиц не ел. На вот, и не говори, что тебе не плачено. — И он швырнул крестьянину под ноги горсть медяков. — Этого мало, — подала голос женщина. — А я говорю, в самый раз. За яйца и за тебя тоже. Берите ее, ребята, — больно она хороша для этого деда. — Двое стражников прислонили алебарды к стене и потащили отбивающуюся женщину прочь. Крестьянин смотрел на это с серым лицом, но не смел перечить. Бриенна двинула лошадь вперед. — Отпустите ее. Солдаты замешкались, и женщина вырвалась от них. — Не твое дело, — сказал один. — Знай помалкивай. Бриенна достала меч. — Обнаженная сталь — это разбоем пахнет, — сказал сержант. — Знаешь, что делает лорд Тарли с разбойниками? — Он стиснул яйцо, которое так и держал в руке, и желток просочился у него между пальцев. — Я знаю, что делает лорд Рендилл с разбойниками, — ответила на это Бриенна. — И с насильниками. Она надеялась, что имя лорда их усмирит, но сержант, бросив раздавленное яйцо, махнул своим людям, и Бриенну окружил стальной частокол. — Так что, говоришь, делает он с… — С насильниками, — подхватил мужской голос. — Он холостит их или отправляет на Стену, а порой делает и то, и другое. Ворам же он рубит пальцы. — Из караульной вышел томный молодой человек с мечом на поясе и в некогда белом верхнем камзоле. Белизна еще проступала кое-где под зелеными травяными пятнами и запекшейся кровью. Эмблема на нем представляла бурого оленя, мертвого и подвешенного на шесте. У Бриенны в животе точно нож повернули. — Сир Хиль, — с трудом выговорила она. — Ее лучше не трогать, ребята, — предостерег сир Хиль Хант. — Это Бриенна Красотка, Тартская Дева, зарубившая короля Ренли и половину его Радужной Гвардии. Подлость ее не уступает уродству, а страшней ее нет никого… разве что ты, Нужник, но твой папаша был задницей буйвола, так что тебе простительно. Ее-то отец — Тарт Вечерняя Звезда. Стражники, заржав, отвели алебарды. — Может, ее под стражу взять, сир? — спросил сержант. — За убийство Ренли? — А зачем? Ренли был мятежником. Мы тоже были мятежниками, все до единого, но теперь верно служим королю Томмену. — Рыцарь сделал крестьянам знак проезжать в ворота. — Стюард его милости порадуется вашему товару. Вы найдете его на рынке. Старик приложил костяшки пальцев ко лбу. — Благодарствую, милорд. Настоящего рыцаря сразу видно. Пошли, жена. — Они снова впряглись и загрохотали колесами по булыжнику. Бриенна двинулась следом, Подрик за ней. Настоящий рыцарь… м-да… Слева, у входа в переулок, стояла разрушенная конюшня. Наискосок от нее, на балконе своего заведения, перешептывались три полуодетые шлюхи. Одну Бриенна как будто помнила по лагерю — та как-то спросила, что у нее в бриджах, хрен или дырка.